Великий океан

Крамер, насторожившийся при последних словах, поправил высокий ворот фрака,скрывающий тощую жилистую шею, и быстро спросил:

Кого?

Капитан-лейтенанта Гагемейстера. Господин министр внутренних дел ЯковуАлександровичу свою санкцию дал.

Так!сказал Шелехов дрогнувшим голосом.Купцы негожи стали!

Булдаков промолчал, а затем начал излагать цифры убытков от гибели кораблей уСандвичевых островов и в Восточном море и расходы по содержанию форта Росс, которыйне дал еще колониям ни пуда зерна. Посеянного не хватало пока даже на прокорм самогозаселения. Убытки превышали все прошлогодние цифры, промысел пал, расходы на колонииувеличились почти вдвое. Правлению было о чем подумать.

Я предлагаю, господа, согласиться с мнением по сему Михаила Матвеевича,осторожно заявил Крамер, вскидывая брови и глядя то на Булдакова, то на Шелехова.Однако не предрешать сие сразу. Господину Гагемейстеру по прибытии в Ново-Архангельскпредоставить войти в предварительное рассмотрение тамошних дел и, ежели он найдет, чтосмена Баранова будет полезна для колоний, предъявить уполномочие совета компании навступление в управление краем... И приступить к сему со всевозможною осторожностью иделикатностью. Долговременные труды господина Баранова и выходящая из рядуобыкновенных служба его в прошедшее время требуют избежания некоего формалитету...

А ежели Баранов ни в чем не повинен и смена его не будет полезна колониям? резко спросил Шелехов.

Крамер развел руками...

Будет, Сидор Андреевич! У Баранова круглый капитальчик найдется гденибудь вКантоне или Филадельфии. Двадцать семь лет бесконтрольно правил, не один миллионприлип!

В тот же вечер совет компании утвердил решение директоров. Крамеру было порученосоставить бумагу для Гагемейстера, а сему последнему немедленно отбыть в Ново-Архангельск.

Все два с половиной года после возвращения с Сандвичевых островов Алексей провелбезотлучно в Россе. Кусков обрадовался возвращению помощника и с новым рвениемпринялся за хозяйственные дела. Восстановили сгоревшую мельницу, расширили литейню,построили настоящую верфь, на которой сразу заложили два одномачтовых бота длякаботажного плавания.

После свидания Кускова со старым Аргуэлло испанцы не беспокоили колонию. Большетого, и францисканские миссии, расположенные на побережье, вновь возобновилипереговоры о торговле хлебом и кожами и заказали Кускову отлить несколько колоколовдля своих церквей.

Это Лука, возвращавшийся с Ферлонских камней и занесенный бурей со своимибайдарками в залив св. Франциска, нахвастался о возможностях Росса Луису Аргуэлло. Молодойкомендант по-прежнему был расположен к русским, угощал Луку и алеутов, подарил имдвух жеребят, спрашивал, не сможет ли Кусков сделать ему небольшой корабль. Лука, конечно,обещал. Кусков сперва рассердился на промышленного, а после вместе с Алексеем осмотрелместо для верфи в Малой губе и решил, что действительно надо заняться постройкойнебольших судов.

Сам губернатор скоро попросит выстроить ему корабль,подтвердил Алексей,улыбаясь.Без нас они тут как дети сидели на берегу.

За эти годы Алексей очень возмужал. Он стал шире в плечах, окреп, а русая бородка исосредоточенный взгляд карих глаз делали его еще старше. Он стал спокойней и уверенней,меньше горячился по каждому поводу, не возмущался вынужденной иной размедлительностью Кускова, меньше спорил. Теперь он сам вел переписку с Барановым. УИвана Александровича порою так болели глаза, что он вынужден был часами не выходитьна солнце.

Верным помощником Алексея по письменной части был старший мальчик Кускова.Большеглазый, застенчивый, с тонкими, как у матери, руками, он тихонько сидел возлестола, смотрел, как пишет Алексей, и даже не поддавался соблазну пострелять из лукахлопотливых чанат, клевавших виноградные гроздья. Младший пухлощекий крепыш занимался этим с утра до вечера или, визжа от радости, вместе с Лукой ловил арканомсвинью.

Алексей учил мальчика и испанскому языку. Монах Кирилл уже больше года жил уиндейцев, наставляя их христовой вере, и, по слухам, сейчас кочевал у Каскадных гор.Испанские книги прислал падре Фелиппе, неожиданно ставший в последнее время весьмавнимательным к русским, а дон Луис добавил от себя черновики словаря Резанова,оставленные им в президии.

Мальчик читал и учился писать. Но однажды он очень удивил Алексея.

Скажи мне,спросил он вдруг посреди урока.Почему мы учимся поихнему, а онине учатся понашему? Россия самая большая земля, все должны уметь говорить и писатьпонашему.

Кто тебе это сказал?Алексей был крайне заинтересован.

Я сам... и мама... И она еще сказала, чтобы я спросил у тебя, она говорит ты всезнаешь.

Катерину Прохоровну Алексей видел часто, но беседовать с ней ему почти не приходилось.Все время она или что-то вязала и шила в своей горнице, или, окруженная группой женщин,надев большую соломенную шляпу, усердно копалась в огороде, устроенном между мореми крепостью. Овощи, грядки для нее все это было ново, и Алексей видел не раз, как онас изумленной радостью сидела перед ростками картофеля или моркови. Слова мальчикараскрыли ему ее духовный мир.

Невольно он вспомнил Кончу, которая тоже любила его страну, и не только из-заРезанова. Он чувствовал и видел, что девушка поняла душу его народабольшую,благородную, стремящуюся к широте и воле... Баранов, Кусков, Лука и даже последний иззверобоев разве они не отдавали лучшее, что имели, разве не стремились они дать счастьесвоему отечеству?.. Почему инстинктивно тянулись они помочь слабому и угнетенному?Почему индейцы, Петронио, инсургенты вызывали их сочувствие, а монахи и солдаты неприязнь и настороженность?..

Теперь он редко думал о Конче. За эти три года он не видел ее ни разу, хотя знал, чтодевушка живет где-то недалеко, в одной из миссий. Заботы о делах Росса, о будущем, опланах Баранова, которые во время поездки на острова ему стали еще ближе, беспокойствоо здоровье Кускова занимали все его помыслы. После того как «Вихрь» при помощи индейцевбыл разгружен, починен и смог наконец добраться до Росса, Алексей с радостью занялсяделами колонии. Испанцы на время прекратили свои притязания, налаживалась торговля смиссиями, первая партия хлеба отправлена в Ново-Архангельск. Но за деятельностью ивнешним спокойствием таилась грусть. Теперь он уже не увидит девушку никогда.