Нет вестей с небес (СИ)
Нет вестей с небес (СИ) читать книгу онлайн
Сколь еще снести колотых, нежданных я смогу, покуда душу не продам? (с) Пилот "Нет вестей с небес"
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Вот под эту песню просто отлично перечитывалось (с) Fleur “Два Облака”: http://muzofon.com/search/флер%20два%20облака
Так же использованы фрагменты песен групп Flёur «Исполинские черные грифы», «Искупление», «Опьяненные нежностью», «Теплые воды», «Эволюция. Тщетность», “Мы никогда не умрем”, «Два Облака»
Кукрыниксы “Крайние меры”
Наутилус Помпилиус “Дыхание”
Олег Газманов “Закрой мои глаза...”
Написано было давно. Где-то в середине зимы. Наконец-то сюжет дошел. Но вы не подумайте, это не самая главная кульминация. И написано не ради одного NC.
Вопрос, что теперь дальше будет... Нет, ну, я-то знаю, мне интересно, что бы вы придумали в связи с таким, кхм, событием.
А мне вообще дико хотелось бы так и оставить героев здесь. Просто остановиться и перестать их мучить. Обоих...
Кстати, автор группу создал с тех пор, как к этому роману появились стихи и арты от читателей: https://vk.com/sumerechniy_elf
====== 121. Хоть ещё на миг! ======
Продлись же, вечность, хоть ещё на миг!
© Тэм Гринхилл и Йовин «Инквизитор»
Какой настал день недели? Какой длился год? В расплеснутом озоном воздухе время не шло вразлет. Стрелки минутные и часовые — цифры слабее слов. Но день на части разрывал ночные покровы. И рассвет не являлся победой. Кто змей, кто ладья, кто жизнь, кто отрава — все смешалось ночью, но четкость линий возвращали жгущие лучи, четкость оценок и законов. Двое живых на острове мертвых. Страшно и вечно, не навсегда.
И все, что не видели люди за морями, впитали орхидеи, извитые кровавыми сказаниями возле идолов мхами покрытыми. Цветы, словно люди, прекрасны, но они видели страшное, впитали анафемы. И одни слали проклятия, другие — молитвы, прося все разного.
Впервые за несколько дней ничто не предвещало шторма, облака рассеялись, и всюду царила торжественная тишина, будто мир и правда канул, исчез по воле стихии. Только лес доверху переполнялся зеленым заревом.
Разбить бы стекло вечных часов, отвязать кандалы от кукушкиных предсказаний. И не думать, не знать, не помнить о прошлом.
Они вышли из штаба, вернее, одна женщина, он остался где-то там, возле дверей, далеко. Прежде, чем выпустить ее, сначала убедился, что леопарды покинули остров, переправились через залив, миновав акул. Легко им, не страшно… Людям сложнее. Их не пространство порой держит.
Он… Она… Позабыв имена, точно буря все унесла.
Он молчал, маяча, словно черная тень смерти, только бесстыдно глядел на нее. Да какой уж стыд… Хоть рассмотреть при свете рассветном.
Пропитанный морской солью и ароматом влажной земли, воздух прозрачно висел, приникая к воде, по которой полз стальной блеск рассвета. На острове повсюду валялись сломанные ветки, поваленные пальмы. Леопарды мелькнули на близком, но далеком берегу, два леопарда… Черный и золотистый…
Женщина торопливо зашла в воду, оглядевшись — нет ли акул. Соленая волна наспех смыла с человеческого тела эту ночь, все прикосновения. Но память сильнее воды. Может, не только память. Да, помнила, как в те три часа пред рассветом он приникал к каждому ее шраму, часть из которых остались на ее теле по его вине. Кто же все-таки он? Кто? Целовал шрамы, но не губы. Может, потому что в племени не было принято, и привычка осталась, а может, потому что… тогда бы они не смогли выйти так скоро обратно в этот расколотый мир.
Оставалось еще около получаса до прибытия пиратов, около получаса до ее казни. А он даже не пытался связать или остановить — знал, что не сбежать, знал, что все лодки сама и потопила, сожгла все мосты для себя же самой. И пока что он молчал. И она молчала, стиснув зубы, стремясь не встречаться взглядом с ним. И чем ярче играла корона солнца за горизонтом, тем больше становился он снова врагом. А враг — это создание безликое, туманное, как кровожадная навья. Их день разделял, против ночи всегда выступая. Ночь сказала — первые люди. День ответил — только враги.
Она не могла больше открыто смотреть в его глаза, видеть отражение… Поэтому украдкой рассматривала губы — тонкие ли? Нет. Секрет в том, что верхняя — узкая, а нижняя чуть шире, как у многих. Как и у нее… Странно… И бессмысленно.
Они стояли посреди острова «Сиротского приюта» поодаль друг от друга, как дикие звери. И молчали. Все завершилось, не начинаясь. Вряд ли стоило задумываться о произошедшем. Но как не задумываться? Ему-то легко… Наверное. А ей… Предавшей саму себя, свой долг мести за брата? ..
Снова бежать, снова через джунгли, снова влезать в эти сырые сапоги, от которых ногти на ногах покрывались противной плесенью, снова топтать густую траву, мчаться вперед, не разбирая дороги. Куда? Куда угодно, вцепляясь в жизнь, наверное, почувствовав хоть что-то после смерти Дейзи. Казалось, успела ожить на какое-то время, но теперь снова день погружал их обоих, безымянных, в холодное оцепенение борьбы, напоминая сочным светом за горизонтом, что они враги, срывая покровы неочевидности, деля все на тень и явь. А враги не существуют без противостояния.
Не видеть бы того, что навидались цветы и лианы, не слушать бы того, что ветер разносил, да видно не хватало ему силы, чтоб донести далекий крик. Оттого он делался не криком, а нелепицей, не к месту, не к времени, мимо смысла и цели.
Они сидели на берегу, у края воды. Вокруг оставались в застывшей неподвижности обломки и трупы, сломанная клетка, вынесенные на берег водоросли и крабы.
Женщина, наспех одевшись, просто ждала, обхватив руками колени, сжавшись, уставившись невидящим взглядом на тот берег, где скрылись из виду леопарды. Хоть кто-то обрел свободу, в отличие от них, загнавших себя в еще большие клетки. Она старалась не думать, кто он, старалась забыть вообще все на свете, запамятовать, кем является. Но все больше чудилось, что в мире никого не осталось. Только кому нужен этот эгоизм на двоих? И какой толк миру от их катастрофы? То ли красная орхидея, то ли белая… То ли багровые пятна на снежных равнинах.
Не думать, кто он… Но как не думать, когда он сел рядом по-турецки на песок, чуть поодаль, где-то за метр от нее. Если бы ближе… Да нет, все прозаично. Если бы чуть дольше продлилось, если бы… Но названия не осталось. Произошло и не стало. Только мнилось, что они врастали в камни, разрывая друг друга на части этим правилом жуткой игры.
«Скажи что-нибудь! Поговори со мной! Скажи что-нибудь», — немо просила она, хотя желала бы убить в себе все чувства, но они накатывали волной, новыми переживаниями. И казалось, что раздирало на три мира в четыре стороны света. Только древо мертво, иссохшее, только пытка — не песня.
Но он молчал, хоть видел эту мольбу: они уже являлись чужими. Наверное. Ждали, сидя на песке, больше не прикасаясь друг к другу. Не говоря друг с другом.
В сердце холод,
В нем мало Веры.
Кто напишет,
Кто услышит
Ноты иной судьбы,
Слово моей мольбы?
По лицу было видно, что он хотел бы сказать какую-нибудь гадость, что-то издевательское, насмешливое, уничтожающее. Так проще. Проще, когда тебя ненавидят, тогда нет ощущения себя виноватым. Вот только она теперь знала, что кроется за всеми его угрозами, за всеми его бешеными ругательствами. Легко ли, когда случилась гангрена души? Может, зря рассказал. Теперь оставалось одно: убить ее. Но чуть позже.
И столько слов недосказанных, точно спусковой крючок недожатый по пути из волн. Море и рифы… Скалы всегда устоят, только волна их обточит, может, не сразу, ведь то, что для скалы — безумие, для воды — норма выживания. Повторение одних и тех же действий — однажды результат изменится. То ли бессмыслица, то ли ритуал. Для кого как судить, да кому как смотреть.
Он откинулся на песок, песчинки, рассыпаясь, прилипали к смуглой коже, к затылку и плечам, к красной майке и джинсам с кобурами на поясе. Мужчина попытался закинуть привычным жестом за голову руки, но поморщился: правое плечо, задетое недавно осколком гранаты, напомнило о себе. Тогда он ограничился одной левой рукой. Правую вытянул, задумчиво перебирая песок, вписываясь в джунгли и берег залива, сливаясь с ними.