Нет вестей с небес (СИ)

— И какого *** ты не стала стрелять? — испытующе говорил он хрипло. — Все еще веришь в людей? Веришь в их милосердие?

— Нет… Мою веру уже разрушили. Давно, — покачала она головой, обхватывая руками колени, дрожа от холода. Уже только от холода. Стресс сменялся каким-то смехом и равнодушием к себе. Скрывать стало нечего, впервые ее спрашивали о том, верит ли она в людей, да и вообще что-то спрашивали. Но его слова заставляли тревожно оборачиваться.

Знаю, чужие ошибки не учат,

А время жестоко, и вовсе не лечит,

И весь мой накопленный жизненный опыт

Возможно, окажется, вдруг, совсем бесполезен.

— Тебя тоже предали? .. Тебя предали… Как и меня, — он задумчиво втягивал губы, которые вздрагивали показными смешками, точно маска давала сбой, неуместная на фоне этих скорбных глаз. — Все они говорят: Хойт отнял его разум. Но никто не говорит о Цитре, — он сощурился, помедлив, точно раздумывая, говорить или нет, а потом, словно со скрипом старого механизма, посмел приоткрыть завесу этой мрачной тайны, зло продолжая замогильным голосом. — Никто не говорит, что Цитра сначала отняла веру. ***! Я думал, что она просто сестра... На все был готов ради нее! Сестра... Брат... А она... Похотливая сука! — он резко выдохнул, точно после удара, оборачиваясь. — Запомни, Хромоножка, ты просто запомни! Я тебе уже сотый раз пытаюсь доказать: никто не делает больнее, чем твоя семья. Враг хотя бы не может ударить в спину, — но вновь он восклицал, резко вскакивая так, что Джейс невольно отпрянула, закрывая уши; он не мог иначе, безумный из всех безумцев. — Да, ***, прямо в спину! Ты уже слышала эту легенду: Ваас пристрастился к наркотикам, и так его сманил Хойт. Ты слышала! Эту *ню любит повторять гр*ный правдолюб Дени. И ты видела, что ракьят сами постоянно курят какую-то ядреную хрень, — он усмехнулся, приподнимая заискивающе брови, разводя руками. — Странно, не правда ли? Да, ***, очень странно. Все курят, а Ваас стал служить Хойту за наркоту. нное объяснение! Но все слушают, потому что за лишние вопросы — изгнание. Главное — создать легенду! Не важно, что пыталась сделать сама Цитра, не важно на, для них это вроде норма, брат с сестрой — это типа норма! — далее он обращался именно к Джейс, но смеялся нервно уже не над ней. — И как там это было? Кем тебя объявили? Тоже Великаном? Ты это слышала: х***ня полная, полная х***ня! Она просто испугалась, она всегда была трусливой тварью! — он с наслаждением уничтожал все свои светлые воспоминания о сестре, чтобы не осталось даже сомнений о собственном решении, но под конец из недр памяти вырвалось нечто нейтральное. — Боялась даже гусениц в юности… — и ему не понравилось, потому что он осклабился зверски на девушку. — ***! Не смей лезть в мое прошлое!

Не знаю, найду ли подходящие строки,

Но обещаю, что буду внимательно слушать.

— Я молчу, — тихо и спокойно отозвалась Джейс. Она слушала. Она умела слушать, а это для многих — недостижимая роскошь.

— Вот именно! И перед ней молчала, — осклабился он, указывая на безответную слушательницу. — Да, Хромоножка, она испугалась, придумала новую легенду, потому что ты молчишь. Ты, ***, только молчишь! Я думал, меня бесят болтливые ничтожества. Но ты… — вновь лающий возглас. — Пошла ты! — затем он потер виски, потряс головой, точно отгоняя какое-то навязчивое видение. — А хотя нет… Это я Цитре, ты не думай! Пошла она с ее…

— Из-за тебя страдают люди. Ты убиваешь людей! — вдруг воскликнула уже Джейс. Она видела, как он бродит кругами вечных лабиринтов своих мыслей. Для безумца мир — это он сам, замкнутый в себе, а прочий мир — проект его воли и игры. Так он не замечал очевидного и самого страшного, если, конечно, являлся по-настоящему безумным в мире, где нет нормальных.

Нелегко искать объяснения и оправдания,

С пулей в груди трудно быть непредвзятым.

— «Да, конечно»! «Из-за одного меня». Ты тоже убиваешь, — бросил он вкрадчиво, но показалось, нервно вздрогнул, сразу же оправдывая себя. — Что с того… Что с того. Такая жизнь. Эх, жизнь…

— И ты хотел власти, а не наркотиков, так ведь? — больше не боялась задавать вопросы девушка, потому что теперь или никогда ей представился шанс получить ответы, призрачные и неясные, но все-таки…

— Власть тоже оказалась… ничем, — посмотрел на нее главарь, а в мутных зрачках его вновь сквозила тотальная пустота. — Везде, ***, безумие! Запомни: предательство будет преследовать тебя везде, — и в который раз он срывался на мерзкие ругательства. — ***! Оно будет везде! Ты будешь стрелять — и будешь ощущать себя преданным, будешь ***ся — и будешь ощущать себя преданным! Пока сам, лично, своей рукой. Не убьешь предателя!

Последние слова он договорил, указывая своими вечно двигающимися пальцами куда-то вниз, точно давя в воздухе какое-то насекомое.

Возможно, со мною случалось нечто похожее…

Джейс вздрогнула, потянув шумно воздух, восклицая сначала негромко, неуверенно, затем пронзительно, не задумываясь, кем является ее слушатель, главное, что он тоже слушал:

— Считаешь… Это реально? Реально убить собственную мать?! Она просто желала счастья, они все желают счастья. Все просто желали счастья! И мы! Но мы обречены!

Он молчал. В кои-то веки молчал. Только невыносимо тяжело вздохнул. Сестра. Вера… Власть. Его катастрофа. Но ее оказалась не меньше… Убить собственную мать — вот, что сказала она, вот ее катастрофа. Такого ответа он не ожидал. Убить… Свою. Мать.

Эта девушка тайно желала все это время смерти собственной матери. Может, в этом стремлении обитало ее чудовище.

Не сестру… Названую или сводную — не узнать. А Джейс продолжала, все так же громко, глядя без тени страха в глаза врага, точно объясняя что-то себе и им обоим:

— Уходят те, кому ты доверял, в ком искал поддержки, у кого просил защиты. Они просто уходят, потому что что-то в них перевернулось… Но обвиняют нас! Им доверяешь сокровенные тайны, открываешь свои больные места, рубцы. А потом… Потом они уходят, давя на них. А мы виновны только в факте своего существования, мы должны терпеть и молчать!

Но разве чужая боль не есть наказанье?

И разве нет кары страшнее, чем быть виноватым?

Гром сотряс хлипкий штаб. Хоть утяжеленный листами железа, а все же изначально сколоченный наспех из дерева. Когда-то собирались здесь люди, смеялись, ловили рыбу. А ныне пропитала его насквозь вечная борьба и сотни историй о раздробленных судьбах.

Расскажи мне о своей катастрофе…

Комментарий к 119. “Расскажи мне...” В тексте использованы песни группы Flёur “Под прицелом”, “Расскажи о своей катастрофе”, “Отреченье”

и группы Кукрыниксы “Крайние меры”.

Долго же автор ждал! Наконец-то написан этот эпизод!

И скоро будет следующий. Так что, читайте, отзывайтесь, жду вас!

В эпизод 27.07.2015 внесены некоторые изменения, в частности то, что касается отношений Вааса и Цитры. Чисто предположение, созданное в фэндоме, по просьбе читателей.

====== 120. Есть ли в мире хоть кто-то... ======

Есть ли в мире хоть кто-то,

чтоб все это остановить?..

Осуждай меня, если хочешь:

я безмерно устала от боли…

© Flёur «Исполинские черные грифы»

Джейс дрожала всем телом, голос ее сорвался, взгляд потух, она не нашла ответа на их вопросы, она тоже… И вокруг выла буря. Рядом оказался только враг, который после долгой мучительной паузы отозвался:

— Получила слова… Помолчи уже.

Голос его доносился, точно эхо с другой стороны пропасти. Джейс почти не слышала, не воспринимала.

Враг…

Он провел по ее плечам, плавно, но быстро спускаясь ниже вдоль локтей, затем на талию, точно скульптор, высекающий шедевр из неподатливого мрамора.

— Нет… не… не надо, — неуверенно шевельнулись ее губы.

— Почему? Боишься предательства? Ведь я не предам. Враги не предают, — говорил он, касаясь неторопливо своим крупным точеным носом ее левой скулы, как раз той, где желтел давний синяк… Кожу возле глаза защекотали его ресницы… Подбородок — его жесткая черная эспаньолка.