На золотых приисках
На золотых приисках читать книгу онлайн
Русский путешественник, географ, этнограф.Сергей Иванович Сергель родился 23 сентября 1883 г. в местечке Синявка Слуцкого уезда Минской губернии, в семье волостного писаря. Умер (предположительно) в Москве в 1955 г.В 30-х годах - член Центрального Совета Общества пролетарского туризма.Сергель Сергей Иванович - один из представителей широких кругов российской общественности, откликнувшихся в начале ХХ в. на призыв основателей Этнографического отдела Русского музея помочь в сборе этнографических коллекций для вновь организуемого музея. С.И.Сергель, студент естественного отделения физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета, собрал и передал музею в 1906-1908 гг. очень значительные вещевые и фото коллекции по традиционной культуре коми и норвежских саамов, имеющие весьма основательную научную и музейную значимость.Сергей Иванович Сергель родился в семье волостного писаря. В 1894 г. он поступил в Могилёвскую гимназию, закончив её в 1904 г. и проучившись там 10 лет вместо обычных восьми. Скорее всего, это было связано с трудностями его детства, весьма небогатого, и ранней потерей родителей (в 1900 г. уже не было в живых ни отца, ни матери). Как было написано в справке, выданной ему Могилёвской гимназией для предоставления в Санкт-Петербургский университет и удостоверяющей его материальное положение: «С.Сергель вследствие действительно большой бедности и неимения решительно никаких средств к жизни, был на время пребывания в Могилёвской гимназии освобождён от платы за учение и получал ежегодные денежные пособия».В 1903 г. Сергей Сергель, перешедший в выпускной класс гимназии, предпринимает в одиночку дальнее и авантюрное путешествие в далеко отстоящие от Могилёва места - на северную реку Печору, куда Сергель отправился, по его собственным словам, побуждаемый любознательностью и страстью к путешествиям. Выехав из Чердыни на лодке, он поднялся до верховьев Колвы, перебрался волоком в Унью, приток Печоры, по которой на лодке дошёл почти до верховьев Печоры. Затем пешком, с ружьём за плечами, он отправился в горы южной части Северного Урала.Поездку на р. Печору в 1903 г. можно считать первым приобщением молодого человека к этнографическим исследованиям. Во время своих странствий С.Сергель впервые столкнулся с незнакомым ему укладом жизни проживавших там экзотических для него народов - коми-зырян, манси, ненцев, русских старообрядцев. Скорее всего, эта поездка окончательно определила выбор им дальнейшего жизненного пути.В 1904 г., окончив гимназию, С.Сергель поступил в Санкт-Петербургский университет на естественное отделение физико-математического факультета в группу, где готовили географов. Жизнь в Петербурге складывалась нелегко. Как многие неимущие студенты того времени, Сергель вынужден был зарабатывать деньги репетиторством. В периоды полного безденежья ему приходилось оставлять учёбу в университете до более благополучных времён. Но можно предположить, что тяготы жизни скрашивались тем, что он получил возможность в период пребывания в университете насытить свою жизнь яркими путешествиями, к которым всегда имел склонность. Это было результатом его установившегося сотрудничества с Этнографическим отделом Русского музея.В феврале 1906 г. Сергей Сергель пишет заявление в ЭО РМ с просьбой выделить ему 1000 рублей для сбора коллекций и этнографического обследования зырянского населения, живущего по берегам рек, впадающих в р. Печору в среднем её течении. Обосновывая свою просьбу, он сообщает о том, что в 1903 г. уже побывал в этом районе, где имел возможность близко познакомиться с местным населением. Далее С. Сергель обязуется собрать коллекции, характеризующие хозяйственные занятия коми (охоту и рыболовство), жилище, домашний быт (утварь, одежда). Этнографический отдел Русского музея счёл возможным включить Сергея Сергеля в число своих корреспондентов.Весной 1906 г. он отправился из Вологды пароходом в г. Усть-Сысольск. Далее путь его лежал по берегу в верховья р. Вычегды, где Сергель надеялся, по его собственным словам, найти «более интересное место для наблюдений за жизнью зырян». Так началась первая в его жизни этнографическая экспедиция. Её основной задачей было изучение традиционной культуры коми и сбор этнографических коллекций для пополнения музейного собрания.В начале июня 1907 г., через 10 месяцев после возвращения из Коми края С.Сергель отправился, вновь по поручению Этнографического отдела, в своё следующее путешествие к саамам Норвегии и Финляндии. Исходной точкой экспедиции был г. Гаммерфест, расположенный на крайнем севере Норвегии, поскольку её целью был сбор этнографических коллекций у саамов норвежской северной провинции Финмаркен. Научная основательность, с которой он выполнил свои обязательства перед ЭО РМ, поручившему ему сбор этнографических коллекций по традиционной культуре коми и саамов, их качественный состав, впечатляют и в наши дни, когда уже известны результаты более поздних исследований за весь истекший период со времени его экспедиций. Материалы, собранные С.И.Сергелем, во многом уникальны, поскольку в них зафиксирован пласт в то время уходящей, а в наше время уже ушедшей культуры коми и зарубежных саамов. Его собрание охватывает широкий спектр этнографических тем, давая представительную характеристику традиционной культуры этих народов.В 1913 г. С.Сергель получил свидетельство об окончании университета. Сведения о дальнейшей его жизни весьма скудны. Известно, что в 1915-1916 гг. он работал в г. Вельске Вологодской (Архангельской) губ. чиновником Удельного округа Министерства Имперского Двора и уделов. С 1911 по 1922 семья жила в г. Вельске Вологодской (Архангельской) губ.После революции Сергей Иванович работает лесничим, а его жена - врачом.В 1922-м году семья переезжает в Московскую губернию. Сергель работает преподавателем географии в Волоколамском зооветеринарном (сельскохозяйственном) техникуме. В историю техникума он вошёл как «великий мастер и энтузиаст экскурсионного дела». Это время без преувеличения можно назвать «золотым веком» российского краеведения, поэтому совершенно естественно, что Сергель, опытный путешественник и исследователь народной культуры, лишённый возможности самореализации на должном уровне, искал приложения своих способностей и сил на краеведческом поприще. Не нужно обладать особой проницательностью, чтобы предположить, что такая деятельная натура, как С.Сергель, не мог быть полностью удовлетворён своей жизнью в Волоколамске, довольствуясь краеведческими экскурсиями по его окрестностям. В 1930 г. он пишет заявление в Комитет Севера при Президиуме ВЦИК, в котором просит назначить его краеведом на одну из северных культбаз, но изучение архивных документов, связанных с деятельностью этих учреждений, не выявило каких-либо интересующих нас сведений.С 1930 года Сергель Сергей Иванович работает в Москве в научно-исследовательском институту гражданского воздушного флота инженером-географом. (Сведения из личного дела сына Сергеля С.И.)Семья жила по адресу Москва, 1-й проезд Аэропорта, д.1, кв.23. Это были маленькие двухэтажные финские домики. У семьи было 2 комнаты.В Российском Этнографическом музее (Санкт-Петербург) находятся коллекции, собранные Сергелем С.И.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
их постепенно бледнеет. Впереди стоят темно-зеленые,
кзади ушли светло-зеленые дымчатые. Кругом зеленый
ковер тайги усыпан массою цветов.
Везде сверкают ярко-оранжевые огоньки, лиловые коло-
кольчики — словно фонарики, какие-то розовые чашки, в роде
мака — и тысячи других цветов. Тайга от тропки отошла
вверх и вниз, к реке, по оставила после себя отдельные
группы стройных елей, пихт, березок и рябин.
Воздух наполнен щебетанием птиц, то и дело пересе-
каются звонкие ручьи и речки, в лощинах погружаемся
в застоявшиеся волны утреннего холода. Серебрится иней,
горит пламенем крупная роса. Все сияет, уютно каждое
местечко. Впереди же — заманчивая горная даль. Кажется,
шел бы и шел по этой вьющейся узенькой тропинке.
Но рабочие были недовольны этим хождением и, чтобы
освободиться от него, устроили на месте работ шалаш из
веток и бересты. Тогда в шалаше поселился и я, и только
Адрианов и Степной жили на Степановском прииске. Однако,
ужился я в шалаше недолго.
Задул холодный ветер с дождем.
Все возвращались с работ в шалаш мокрые и, ложась
спать, развешивали одежду и белье по всему шалашу.
Везде болтались и мазали мокрые вонючие портянки, про-
потевшие рубахи, штаны. Воздух от испарений становился
тяжел и вызывал головную боль. Кроме того, один из рабо-
чих был, видимо, болен туберкулезом и, не считаясь ни
с чем, плевал во все стороны, так что нельзя было ступить,
не попадая на его отхаркивания. В результате я с парнем
Митькой перебрались жить под густую ель, хорошо защи-
щавшую нас от дождя своею густою системой веток.
Наконец, приготовления закончены.
Вода приведена, сплотки готовы, трубы составлены.
Остается лишь привинтить водобой с кольцом и направить
в трубы воду, пока бегущую мимо них мутным по-
током. Установив надлежащим образом водобой с по-
мощью подставок и подвесок, Адрианов распоряжается
дать воду.
Гигантская слегка изогнутая струя вырывается из
носовки. Струя так плотна, и вода в ней движется так
быстро, что кажется, будто неподвижная стеклянная дуга
протянулась от носовки до забоя пласта.
У выхода из кольца струя тверда, как лед.
Подобно непрерывно падающим артиллерийским снаря-
дам бьет струя в пласт. От ее могучего напора тает креп-
кое подножие пласта, словно оно сложено из снега и в него
бьет круто кипящая вода.
Забой окутан бурым облаком из въедающейся в пласт
массы воды, распыляющейся в целую тучу брызг и струй,
увлекающих с собой все, что есть в забое. Взмываются во
все стороны пласты песка, отрываются прочно залегшие
пудовые валуны, бьют один другого, крошат уплотнившиеся
комы глины, истирают их в порошок и промывают каждую
крупинку. Ни одна, даже самая ничтожная золотинка, не
останется в комке и не уйдет с ним, если только она сама
не слишком тонка и легко переносима.
Дальше и дальше въедается струя в нижний слой пласта.
Огромной глыбой висит он над плотиком.
И вдруг тяжело отрывается от склона и обрушивается
вниз. Тогда «брызгало» направляется на эту груду, и струя
начинает ее крошить, протирать и промывать, выпуская
из нее бурый поток и толкая вперед стаи валунов и кучи
гальки.
Несколько дальше этот крупный материал начинал задер-
живаться, а еще дальше задерживался и эфель.
Здесь приходилось помогать воде.
Рабочие, стоя по колена в воде, заступами прогоняли
пески дальше, гальку вышвыривали вон на стороны, так
что по бокам русла нарастали валы — галечные отвалы.
Крупные камни извлекались прямо руками.
Иногда Адрианов уходил от водобоя осмотреть сплотки—
не промыла ли вода где-нибудь втихомолку щель меж досок
сплотка и не уходит ли мимо труб? Тогда я становился
на его место и вел работу брызгала. Большое наслаждение
испытываешь, держа в своих руках сосредоточенную, струя-
щуюся силу водной стихии, распоряжаясь ею по своему
усмотрению, шутя ворочая и истирая в порошок целые
горные хребты. Невольно гордишься силою человеческого
ума, овладевающего силами природы и заставляющего эти
силы служить человеку. Ты, вода, засыпала золото горами
песков, нарастила на них густую тайгу — так сама же
и снимай их с золота.
Одно лишь плохо было в этом явлении торжества чело-
века— неравенство. При успехе работ результаты их не
одинаково всех обрадовали бы. Одним успех принес бы
светлый праздник, другим же лишь несколько лучшие усло-
вия труда.
Эти горькие мысли особенно животрепещущи были внизу,
в канаве смыва. Приходил Адрианов, принимал от меня
водобой, и я спускался вниз, брал в руки заступ и, войдя
в воду, греб эфель вниз за водой, бросал на сторону гальку
и выкатывал к берегу крупные валуны,
К вечеру уставшие, мокрые и голодные подымались на-
верх из огромной вымоины, обнажившей глубокие недра
земли.
От вымоины вниз уходил глубокий открытый туннель,
вырытый потоком. Вода закрывалась у начала приводного
канала, шум ее затихал, и лишь маленькая струйка ее
продолжала скатываться с обрыва, мелодически и скромно
звеня капельками о поверхность образовавшейся внизу
лужи.
Моросит дождь, сушиться плохо.
Часть работавших уходит ночевать на Степановский
прииск, трое рабочих и я остаемся в шалаше.
Набрали дров, развели огонь. Пока грелось ведро
с водою для чая, сушили все, что было мокрого.
Мои товарищи были раздражены, каждый пустяк их сердил
и выводил из себя. Особенно возмущался весь седой Нейман.
— Разве можно держать людей в таком положении? —
говорил он нам, — без жилья, в мокроте, в грязи, на сухо-
мятке. Ходить на стан? Спасибо! И так еле волочишь
ноги, побродивши день в канаве.
Другой рабочий — Толкачев — сердито мотает головой
и ворчит что-то себе под нос.
Круглолицый и светловолосый парень Митька ничего не
говорит.
Толкачев и Нейман бывшие каторжане. Толкачев —
высокий и статный старик. Продолговатое и крупное лицо
смотрит хмуро и недобро. Над острыми глазами густые
седые брови, волосы серы, белая борода с рыжим отливом.
О прошлом не рассказывает, кроме того, что родом из Самар-
ской губернии. В Толкачеве всегда бродит бунт. Не понра-
вится что — вскипит, бросит Адрианову короткую ругатель-
ную фразу, но сейчас же вдруг смолкает, чтобы немного
спустя опять блеснуть глазами и стегнуть обидным словом.
Нейман проще. Его кругловатое с небольшою бородкой
лицо серьезно и спокойно. Он деловит и добросовестен
в работе, одинаков на глазах и за глазами.
В этот вечер он очень промок, озяб и устал. Переодеться
ему не во что, и он греется у огня, как есть, продолжая
ворчать и жаловаться на условия жизни.
Старик ворчал, ворчал и, наконец, лег на траву у огня,
сжался и заснул, не успев обсохнуть.
Что-то снится тебе, старина? Не давно ли покинутый
родной край? Или и во сне ты ворочаешь заступом гальку
в ледяной воде? Последнее, пожалуй, вероятнее — по стари-
ковскому телу пробегает холодная дрожь, ежится спящий
в комочек.
Набрасываю на него непромоканец — не помогает, земля
холодна.
Вода в ведре закипела. Бросаю в нее горсть кирпичного
чал и бужу Неймана. Поднимается с трудом, дрожит. Ста-
новится около огня сгорбленный, согнувшийся, с бессильно
висящими впереди худыми руками. Мокрая рубаха при-
липла к телу.
Горячий чай с сахаром приободрил старика, оборвал
дрожь.
— Отчего бы вам, Нейман, не вернуться на родину?
Ведь у вас там кто-нибудь остался?
— На родину мне нельзя вернуться.
— Почему?