На золотых приисках
На золотых приисках читать книгу онлайн
Русский путешественник, географ, этнограф.Сергей Иванович Сергель родился 23 сентября 1883 г. в местечке Синявка Слуцкого уезда Минской губернии, в семье волостного писаря. Умер (предположительно) в Москве в 1955 г.В 30-х годах - член Центрального Совета Общества пролетарского туризма.Сергель Сергей Иванович - один из представителей широких кругов российской общественности, откликнувшихся в начале ХХ в. на призыв основателей Этнографического отдела Русского музея помочь в сборе этнографических коллекций для вновь организуемого музея. С.И.Сергель, студент естественного отделения физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета, собрал и передал музею в 1906-1908 гг. очень значительные вещевые и фото коллекции по традиционной культуре коми и норвежских саамов, имеющие весьма основательную научную и музейную значимость.Сергей Иванович Сергель родился в семье волостного писаря. В 1894 г. он поступил в Могилёвскую гимназию, закончив её в 1904 г. и проучившись там 10 лет вместо обычных восьми. Скорее всего, это было связано с трудностями его детства, весьма небогатого, и ранней потерей родителей (в 1900 г. уже не было в живых ни отца, ни матери). Как было написано в справке, выданной ему Могилёвской гимназией для предоставления в Санкт-Петербургский университет и удостоверяющей его материальное положение: «С.Сергель вследствие действительно большой бедности и неимения решительно никаких средств к жизни, был на время пребывания в Могилёвской гимназии освобождён от платы за учение и получал ежегодные денежные пособия».В 1903 г. Сергей Сергель, перешедший в выпускной класс гимназии, предпринимает в одиночку дальнее и авантюрное путешествие в далеко отстоящие от Могилёва места - на северную реку Печору, куда Сергель отправился, по его собственным словам, побуждаемый любознательностью и страстью к путешествиям. Выехав из Чердыни на лодке, он поднялся до верховьев Колвы, перебрался волоком в Унью, приток Печоры, по которой на лодке дошёл почти до верховьев Печоры. Затем пешком, с ружьём за плечами, он отправился в горы южной части Северного Урала.Поездку на р. Печору в 1903 г. можно считать первым приобщением молодого человека к этнографическим исследованиям. Во время своих странствий С.Сергель впервые столкнулся с незнакомым ему укладом жизни проживавших там экзотических для него народов - коми-зырян, манси, ненцев, русских старообрядцев. Скорее всего, эта поездка окончательно определила выбор им дальнейшего жизненного пути.В 1904 г., окончив гимназию, С.Сергель поступил в Санкт-Петербургский университет на естественное отделение физико-математического факультета в группу, где готовили географов. Жизнь в Петербурге складывалась нелегко. Как многие неимущие студенты того времени, Сергель вынужден был зарабатывать деньги репетиторством. В периоды полного безденежья ему приходилось оставлять учёбу в университете до более благополучных времён. Но можно предположить, что тяготы жизни скрашивались тем, что он получил возможность в период пребывания в университете насытить свою жизнь яркими путешествиями, к которым всегда имел склонность. Это было результатом его установившегося сотрудничества с Этнографическим отделом Русского музея.В феврале 1906 г. Сергей Сергель пишет заявление в ЭО РМ с просьбой выделить ему 1000 рублей для сбора коллекций и этнографического обследования зырянского населения, живущего по берегам рек, впадающих в р. Печору в среднем её течении. Обосновывая свою просьбу, он сообщает о том, что в 1903 г. уже побывал в этом районе, где имел возможность близко познакомиться с местным населением. Далее С. Сергель обязуется собрать коллекции, характеризующие хозяйственные занятия коми (охоту и рыболовство), жилище, домашний быт (утварь, одежда). Этнографический отдел Русского музея счёл возможным включить Сергея Сергеля в число своих корреспондентов.Весной 1906 г. он отправился из Вологды пароходом в г. Усть-Сысольск. Далее путь его лежал по берегу в верховья р. Вычегды, где Сергель надеялся, по его собственным словам, найти «более интересное место для наблюдений за жизнью зырян». Так началась первая в его жизни этнографическая экспедиция. Её основной задачей было изучение традиционной культуры коми и сбор этнографических коллекций для пополнения музейного собрания.В начале июня 1907 г., через 10 месяцев после возвращения из Коми края С.Сергель отправился, вновь по поручению Этнографического отдела, в своё следующее путешествие к саамам Норвегии и Финляндии. Исходной точкой экспедиции был г. Гаммерфест, расположенный на крайнем севере Норвегии, поскольку её целью был сбор этнографических коллекций у саамов норвежской северной провинции Финмаркен. Научная основательность, с которой он выполнил свои обязательства перед ЭО РМ, поручившему ему сбор этнографических коллекций по традиционной культуре коми и саамов, их качественный состав, впечатляют и в наши дни, когда уже известны результаты более поздних исследований за весь истекший период со времени его экспедиций. Материалы, собранные С.И.Сергелем, во многом уникальны, поскольку в них зафиксирован пласт в то время уходящей, а в наше время уже ушедшей культуры коми и зарубежных саамов. Его собрание охватывает широкий спектр этнографических тем, давая представительную характеристику традиционной культуры этих народов.В 1913 г. С.Сергель получил свидетельство об окончании университета. Сведения о дальнейшей его жизни весьма скудны. Известно, что в 1915-1916 гг. он работал в г. Вельске Вологодской (Архангельской) губ. чиновником Удельного округа Министерства Имперского Двора и уделов. С 1911 по 1922 семья жила в г. Вельске Вологодской (Архангельской) губ.После революции Сергей Иванович работает лесничим, а его жена - врачом.В 1922-м году семья переезжает в Московскую губернию. Сергель работает преподавателем географии в Волоколамском зооветеринарном (сельскохозяйственном) техникуме. В историю техникума он вошёл как «великий мастер и энтузиаст экскурсионного дела». Это время без преувеличения можно назвать «золотым веком» российского краеведения, поэтому совершенно естественно, что Сергель, опытный путешественник и исследователь народной культуры, лишённый возможности самореализации на должном уровне, искал приложения своих способностей и сил на краеведческом поприще. Не нужно обладать особой проницательностью, чтобы предположить, что такая деятельная натура, как С.Сергель, не мог быть полностью удовлетворён своей жизнью в Волоколамске, довольствуясь краеведческими экскурсиями по его окрестностям. В 1930 г. он пишет заявление в Комитет Севера при Президиуме ВЦИК, в котором просит назначить его краеведом на одну из северных культбаз, но изучение архивных документов, связанных с деятельностью этих учреждений, не выявило каких-либо интересующих нас сведений.С 1930 года Сергель Сергей Иванович работает в Москве в научно-исследовательском институту гражданского воздушного флота инженером-географом. (Сведения из личного дела сына Сергеля С.И.)Семья жила по адресу Москва, 1-й проезд Аэропорта, д.1, кв.23. Это были маленькие двухэтажные финские домики. У семьи было 2 комнаты.В Российском Этнографическом музее (Санкт-Петербург) находятся коллекции, собранные Сергелем С.И.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Вали, и под предлогом печения хлеба ушла на ночь
с детьми в помещение рабочих к Авдотье. Я лег спать
в своем помещении. За перегородкой лежали останки маль-
чика.
Ночью я был разбужен воем. Под окном протяжно
и жутко выла собака. Очевидно, почуяла особенный запах
умершего человечка и пришла в смятение от ощущения
смерти.
Утром набил большой мешок еще теплым хлебом, устроил
его поудобней на спине и зашагал обратно. Сначала
21/2 пуда показались тяжеловаты, но потом разошелся и даже
перестал отдыхать. Шел и шел ровным скорым шагом.
Только вдруг заметил, что иду очень густым лесом,
и тропка стала едва различимой. Здесь я никогда не
бывал. Значит, в азарте ходьбы прошел мимо своротка на
Отрадный.
Раньше чем повернуть обратно, присел передохнуть
и съесть окрайчик хлеба.
Но рука с окрайчиком застыла на пути ко рту: где-то
совсем близко раздался внушительный рев.
— Что, если травленый? — мелькнула мысль, и от нее
пробежали по спине холодные мурашки.
Оружия с собою не взял. Да если б и взял, не такой
я стрелок, чтоб рисковать только ранить медведя и разъ-
ярить его.
Знал, что от преследующего медведя человеку не уйти,
но все же вскочил и, насколько позволяла нагрузка, бро-
сился обратно по тропинке.
Сзади повторился рев и как будто ближе. Я ускорил
бег. Затем рев послышался влево от меня.
Уж не обходит ли меня зверь?
Только зачем ему это, он и так может меня взять. Или,
может-быть, он не решается нападать и в нерешительности
кружит около меня?
Наконец, выбрался из темного леса в открытую долину
Кундата. Но где наше становище, где Отрадный? Где-то
справа, за рекой, но там много ущелий и лощин.
Зверь рявкнул где-то совсем близко.
Вдруг за рекой, из темно-зеленого бархата склона горы
завился кверху синий приветливый дымок. Наши, видимо,
догадались, что я могу заблудиться, и подали сигнал.
Я бросил искать свороток и ринулся напрямик к далекому
дымку. Сложил рупором руки и крикнул в ту же сторону.
Эхо стоном облетело все ущелья и замерло где-то вдалеке.
В ответ грянул выстрел, другой.
За выстрелом проревел зверь, уже впереди меня, в сто-
роне Отрадного.
Все равно, в сторону некуда идти, ломлюсь прямо вперед.
Что за чаща! Переваливаюсь с хлебом через полусгнившие
великаны, с усилием отчаяния разрываю сплетения ветвей,
рвущих одежду и царапающих лицо и руки, соскальзываю
по крутым откосам и добираюсь до реки.
Зверь ревет снова в стороне.
Он прямо кружит около меня!
Перебрался вброд на другую сторону и, чавкая напол-
нившимися водою сапогами, поспешил знакомою уже лощи-
ной к становищу.
— Здорово, ребята! Ну, и упарился же я. Слыхали,
медведь за мной шел и ревел?
— Медведь? — переспросил Никита, — не слыхали мед-
ведя. Козлиха — та ревела.
— Козлиха? — в свою очередь переспросил я, — какая
же козлиха так ревет? — и я попробовал изобразить слы-
шанный мною рев.
— Настоящая козлиха и есть, — одобрил мою передачу
Никита, — медведь ревет в роде, как корова иная мычит.
— Чего ж она ревела? — сконфузился я.
— А вон, оглянись, — пробурчал мне Филимон.
Оборачиваюсь назад — на тоненьких, нетвердых нож-
ках подходит ко мне маленький, рыженький козленок. Он
тыкается грациозной мордочкой в ноги, ищет материнского
молока. Увидев проходящего мимо пса Верного, устре-
мляется к нему, принимая его за мать, но Верный с недо-
умением оскаливает зубы и поспешно отодвигается в сто-
рону. Козленок одиноко и печально стоит на месте,
— Мать по козленке и кричала, — поясняет Никита,
Поймал сосунка Иванов. Он хотел его вырастить, пы-
тался кормить молоком, за которым бегал на стан, но козле-
нок ничего не ел, забирался в густую траву и тихо издох
дня через два. По ночам же мы долго слышали около ста-
новища тоскливо-призывный рев козлихи-матери.
Ночи были тихи и холодны. Чтобы можно было спать
при отсутствии теплой одежды приходилось устраивать себе
то, что в Сибири называется «татарскою постелью».
После окончания работ натаскивал дров для особого
костра. Когда место хорошо прогревалось, сгребал остатки
огня в сторону, устилал горячее место сырою травою, осо-
бенно большими лопухами, и на этой мягкой постели накры-
вался непромоканцем. Спать было тепло, как на печке.
Ночью проснешься—вверху черный переплет ветвей, за ними
темно синяя глубина и сверкающие цветными огнями звезды.
Около слабо вспыхивает костер из груды золотисто-багровых
углей. В его колеблющемся свете багровеют очертания
съежившихся золотоискателей, клубком свернувшегося пса
Верного.
В тайге тихо-претихо. Даже поток как будто задремал
и льется сонный и неторопливый. Слышно, как скатывается
камешек с откоса, падает отжившая свой век ветка.
Утром—другая красота. Густая зелень хвои убрана
серебром инея, восток меж серых стволов пихт сияет алым
огнем, все ликует и поет.
Но, как говорит Никита—у бога все готово. Готова
была и непогода. Полил дождь. Сначала сушились и спали
под пихтами. Но те из пихт, которые хорошо защищали от
дождя, оказались скоро занятыми рабочими, оставлявшими
предусмотрительно свои котомки на облюбованных местах.
Тогда я решил построить себе берестяный шалашик.
По словам Адрианова верстах в двух от Отрадного, за
соседнею горою, на ключике росли березы, с некоторых
можно было снять достаточное количество бересты. Дожда-
вшись свободного часа, взял моток веревки и пошел по ука-
занному направлению. Через некоторое время началась
густейшая травяная заросль. Лопухи выше человеческого
роста закрыли все кругом. Когда выбрался из них на откры-
тое место, то не мог с уверенностью сказать, откуда вышел,
и куда надо идти.
Передо мною вниз уходила огромная лесистая котловина,
окруженная со всех сторон массивами гор. Даже Кундата
с его долиной не знал где искать, так как небо было
в тучах, и стран света различить не было возможности.
В довершение всего надвинулась гроза, блеснула молния,
гром широко раскатился по горам, и дождь хлынул неудер-
жимым ливнем. Горы потонули в серой мгле, тайга зака-
чалась, заскрипела.
Решил идти вниз вместе с вдруг образовавшимися бур-
ными потоками, воды которых могли вливаться только
в Кундат. Когда спустился вниз, ливень унесся дальше,
и по небу низко ползли космы разорванных туч. По каме-
нистой лощине пенился вздувшийся поток. Обогнув косу
услышал вдруг за нависшими над потоком кустами какой-
то особый шум.
Раздвигаю осторожно мокрые ветви и вижу—седой
сгорбленный старичок в изорванной старой одеженке кро-
потливо над чем-то трудится. Присматриваюсь—стоит ста-
рик на коленях, перед ним грубо вытесанное корытце,
в руках лопатка. Ею старик изо всех своих слабых сил
промывает в корытце пески, то и дело сливая мутную воду.
Подхожу к нему.
— Здравствуй, старик, как моется?
Старик удивленно взглядывает на меня, осматривает
с головы до ног.
— С Отрадного?
— С него.
— Моется хорошо, шибко хорошо. Сегодня приду к вам
хлеб покупать.
— Много ли в день намываешь?
— В день? Разно бывает. Долю снимаю.
«Долю?—соображаю я про себя, — это ведь каких-нибудь
пять копеек».
— Как же ты живешь, старик, на долю? Не хватает
ведь?
— Мне хватает, я много не ем. Вот по сахару только
скучаю.
Согнутое положение и работа утомили старика. Он
положил лопатку на корытце, встал с колен, попробовал
выпрямиться и расправить онемевшую поясницу.
