Листья травы (Leaves of Grass)

здравый смысл покинул меня,

оказывается, я-то и есть

величайший изменник,

Я первый ушел на эту далекую

полоску земли, отнес себя туда

своими руками.

Ты, подлое прикосновение! Что же

ты делаешь со мной? Я весь

задыхаюсь.

Открой же скорей свои шлюзы, иначе

мне не вынести тебя.

<>

29

<>

Слепое, любовное, победное

прикосновенье руки, укутанное

в мягкую ткань, острозубое,

Разве тебе становится больно, когда

ты покидаешь меня?

Вслед за расставанием новая встреча,

новая уплата и новый заем,

Щедрые ливни и еще щедрее урожаи.

Зелень такая богатая, кипящая

жизнью, густо разрослась

у дороги,

И простерлись далеко вокруг могучие,

широкие, золотые

пейзажи.

<>

30

<>

Все истины, что таятся в вещах, ждут,

когда придет их черед,

Они не спешат на волю, но и не

отвергают ее,

Им не нужно акушерских щипцов,

Ничтожное для меня так же велико,

как и все остальное.

(Что может быть меньше и что может

быть больше, чем простое

прикосновение руки?)

Логика и проповеди никогда не

убеждают людей,

Сырость ночная глубже проникает мне

в душу.

(Убеждает лишь то, что очевидно для

всех,

Чего не отрицает никто.)

Я верю, что из этих комьев земли

выйдут и любовники и светила.

И что святая святых есть тело мужское

и женское,

Что цвет и вершина всей жизни - то

чувство, какое они питают

друг к другу,

Что они должны излить это чувство на

всех, покуда оно

не станет всесветным,

Покуда мы все до единого не станем в

такой же мере дороги

и милы друг для друга.

<>

31

<>

Я верю, что листик травы не меньше

поденщины звезд,

И что не хуже их муравей, и песчинка,

и яйцо королька,

И что древесная лягушка - шедевр,

выше которого нет,

И что ежевика достойна быть

украшением небесных гостиных,

И что малейший сустав моих пальцев

посрамляет всякую

машину,

И что корова, понуро жующая жвачку,

превосходит любую

статую,

И что мышь - это чудо, которое может

одно сразить

секстильоны неверных.

Во мне и гнейс, и уголь, и длинные

нити мха, и плоды, и зерна,

и коренья, годные в пищу,

Четвероногими весь я доверху набит,

птицами весь я начинен,

И хоть я неспроста отдалился от них,

Но стоит мне захотеть, я могу позвать

их обратно.

Пускай они таятся или убегают,

Пускай огнедышащим горы шлют

против меня свой старый

огонь,

Пускай мастодонт укрывается под

своими истлевшими костями,

Пускай вещи принимают

многообразные формы и удаляются

от меня на целые мили,

Пускай океан застывает зыбями и

гиганты-чудовища лежат

в глубине,

Пускай птица сарыч гнездится под

самым небом,

Пускай лось убегает в отдаленную

чащу, пускай змея ускользает

в лианы,

Пускай пингвин с клювом-бритвой

уносится к северу

на Лабрадор, -

Я быстро иду по пятам, я взбираюсь на

вершину к гнезду

в расселине камня.

<>

32

<>

Я думаю, я мог бы жить с животными,

они так спокойны

и замкнуты в себе,

Я стою и смотрю на них долго-долго.

Они не скорбят, не жалуются на свой

злополучный удел,

Они не плачут бессонными ночами о

своих грехах,

Они не изводят меня, обсуждая свой

долг перед богом,

Разочарованных нет между ними, нет

одержимых бессмысленной

страстью к стяжанию,

Никто ни перед кем не преклоняет

коленей, не чтит подобных

себе, тех, что жили за тысячу лет;

И нет между ними почтенных, и нет на

целой земле горемык.

Этим они указуют, что они мне

сродни, и я готов принять их,

Знаменья есть у них, что они - это я.

Хотел бы я знать, откуда у них эти

знаменья,

Может быть, я уронил их нечаянно,

проходя по той же дороге

в громадной дали времен?

Все время идя вперед, и тогда, и

теперь, и вовеки,

Собирая по дороге все больше и

больше,

Бесконечный, всех видов и родов,

благосклонный не только к тем,

кто получает от меня сувениры,

Выхвачу того, кто полюбится мне, и

вот иду с ним, как с братом

родным.

Гигантская красота жеребца, он горяч

и отвечает на ласку.

Лоб у него высок, между ушами

широко,

Лоснятся его тонкие ноги, хвост

пылится у него по земле,

Глаза так и сверкают озорством, уши

изящно выточены,

подвижные и гибкие.

Ноздри у него раздуваются, когда

мои ноги обнимают его,

Его стройное тело дрожит от счастья,

когда мы мчимся кругом

и назад.

Но минута, и я отпускаю тебя,

жеребец.

К чему мне твоя быстрая иноходь,

ведь я быстрее тебя,

Даже когда я сижу или стою, я

обгоняю тебя.

<>

33

<>

Пространство и Время! Теперь-то я

вижу, что я не ошибся,

Когда лениво шагал по траве,

Когда одиноко лежал на кровати,

Когда бродил по прибрежью под

бледнеющими звездами утра.

Мои цепи и балласты спадают с меня,

локтями я упираюсь

в морские пучины,

Я обнимаю сиерры, я ладонями

покрываю всю сушу,

Я иду, и все, что вижу, со мною.

У городских четырехугольных домов,

в бревенчатых срубах,

поселившись в лесу с

дровосеками,

Вдоль дорог, изборожденных

колеями, у застав, вдоль высохших

рытвин и обмелевших ручьев,

Пропалывая лук на гряде или копая

пастернак и морковь,

пересекая саванны, идя по

звериным следам,

Выходя на разведку, добывая

золотую руду, опоясывая деревья

круговыми надрезами на новом

участке земли,

Проваливаясь по щиколотку в

горячем песке, таща бечевой мою

лодку вниз по течению

обмелевшей реки,

Где пантера снует над головою по

сучьям, где охотника бешено

бодает олень,

Где гремучая змея на скале нежит под

солнцем свое вялое

длинное тело, где выдра глотает

рыбу,

Где аллигатор спит у реки, весь в

затверделых прыщах,

Где рыщет черный медведь в

поисках корней или меда, где бобр

бьет по болоту веслообразным

хвостом,

Над растущим сахаром, над желтыми

цветами хлопка,

над рисом в низменных, залитых

водою полях,

Над островерхой фермой, над

зубчатыми кучами шлака,

над хилою травою в канавах, -

Над западным персимоном, над

кукурузой с продолговатыми

листьями, над нежными голубыми

цветочками льна,

Над белой и бурой гречихой (там я

жужжу, как пчела),

Над темною зеленью ржи, когда от

легкого ветра по ней бегут

светлые струйки и тени,

Взбираясь на горные кручи,

осторожно подтягиваясь, хватаясь

за низкие, тощие сучья,

Шагая по тропинке, протоптанной в

травах и прорубленной

в чаще кустарника,

Где перепелка кричит на опушке у

пшеничного поля,

Где в вечер Седьмого месяца носится

в воздухе летучая мышь,

где большой золотой жук падает на

землю во тьме,

Где из-под старого дерева выбивается

ключ и сбегает в долину,

Где быки и коровы стоят и сгоняют

мух, без устали подрагивая

шкурой,

Где в кухне просушивается ткань для

сыров, где таганы

раскорячились на очаге, где

паутина свисает гирляндами

с балок,