История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
болезненное внимание к страданию, где бы оно ни проявлялось (как у
Достоевского), в этом романе находит свое самое глубокое выражение. Вся
книга как бы непрекращающийся пароксизм страдания и мучительного
сострадания. Грязь и жестокость изображены с беспощадным реализмом,
ужаснувшим даже тех, кто привык к Горькому и Андрееву. Та же тема в
Крестовых сестрах (1910), где нищета и убожество обитателей большого
петербургского дома – Дома Буркова – вырастает в символ мира нищеты.
Главная тема книги – жестокость судьбы к «безответным», вечно невезучим
существам, которые рождаются на свет лишь для того, чтобы стать жертвой
жестокости и предательства.
В 1909 г. Ремизов написал Историю Ивана Семеновича Стратилатова
(сначала она называлась Неуемный бубен). В формальном смысле это его
шедевр. Действие повести происходит в провинциальном городе и строится
вокруг чиновника Стратилатова, одного из самых поразительных и
необычайных созданий во всей портретной галерее русской литературы. Как
большинство ремизовских персонажей, это подпольный человек, но с такими
особенностями, которые остались вне внимания Достоевского. Повесть
великолепно построена, хотя не в чисто повествовательном плане. Из всех
русских писателей только Ремизов умеет вызвать ощущение странной жути
какими-то средствами, в которых вроде бы нет ничего ужасного или жуткого, а
все-таки является непреодолимое впечатление, что тут присутствуют дьяволята.
Пятая язва (1912) также история из провинциальной жизни. Тут меньше
странностей и больше пронзительного человеческого интереса. Это история
щепетильно-честного, но холодного и бесчеловечного и потому чрезвычайно не
любимого в городе судебного следователя на фоне провинциальной лени, грязи
и злости. В конце концов ненавистного следователя вынуждают совершить
вопиющую и непростительную судебную ошибку, и поэтический суд Ремизова
представляет его крушение как искупление прежней холодной и бесчеловечной
неподкупности. К тому же периоду относится Петушок (1911), пронзительная,
трагическая история мальчика, убитого случайным выстрелом во время
подавления революции. Этот рассказ имел особенное влияние благодаря
чрезвычайно богатому «орнаментальностью» разговорному стилю.
В более поздних рассказах стиль Ремизова становится чище, строже,
оставаясь таким же характерным и бережно-внимательным к слову. Годы войны
отразились в Маре (1917), куда вошел Чайник, удивительно тонкий рассказ о
жалости и чувствительности. Построен он с чеховским искусством и
принадлежит к длинному ряду рассказов о жалости – характерных для русского
реализма, – куда относятся гоголевская Шинель и тургеневская Муму.
Революция и большевистский Петербург отразились в Шумах города (1921), в
котором также много лирики и легенд. Последний его роман, широко
задуманный, появился только частично в Русской Мысли (1923–1924). Он
содержит сильно написанный, синтетический характер злорадствующего
176
пессимиста, философа Будилина, который, подобно Стратилатову, весь окутан
аурой бесовского присутствия. Несколько в стороне от прочего стоит В поле
блакитном; Ремизов начал писать его в 1910 и напечатал в 1922 г.; с тех пор
появились продолжения. Это история девочки Оли, сначала дома в деревне,
потом в школе, потом в университете, где она становится эсеркой. Это одна из
лучших его повестей – еще и потому, что здесь он воздерживается от излишеств
стиля и оригинальничания, сохраняя главное – чистоту разговорного языка. Тут
замечательно воссоздана тонкая и мягкая атмосфера старосветского
деревенского дома и прелестно написана героиня. Но это, скорее, не роман, а
ряд жизненных зарисовок и анекдотов.
Ремизов все больше и больше стремился вырваться из жестких границ
художественного вымысла и обратиться к формам более свободным. Из того,
что создано в этих формах, интереснее всего Взвихренная Русь, замечательно
свободно, не по-журналистски написанный дневник его революционных
впечатлений, и Розановы письма (1923) – приношение, достойное памяти этого
удивительного человека, который был его близким другом; но это книга,
написанная русским для русских, и иностранцам будет совершенно непонятна.
Та же тенденция к более свободному и неформальному способу выражения
явлена в России в письменах, где комментируются документы начала XVIII
века. Но везде Ремизов остается изумительным стилистом; нигде его лукавый и
капризный юмор не проявляется свободнее и страннее. Это подмигивание,
иногда просто шутливое, а иной раз неожиданно жутковатое, и есть, пожалуй,
окончательное и истинное выражение ремизовской личности. Оно снова
появляется в Снах; тут в самом деле рассказываются сны, вполне реальные,
настоящие, самые обыкновенные, какие каждому случается видеть, но
оживленные той особой логикой, которая понятна только спящему и становится
странной и дикой ему же, когда он проснулся. Введенные в Взвихренную Русь,
они и придают ей ту неподражаемую атмосферу, которая свойственна только
ремизовским вещам.
Своя логика есть не только у снов, но и у народных сказок, притом
совершенно непохожая на нашу. Именно эта восхитительная «сказочная»
логика придает особое очарование многочисленным и разнообразным сказкам
Ремизова (русское слово «сказки» обычно переводится на английский как fairy-
tale, но это не совсем точно. Немецкое слово Marchen точнее). Некоторые
сочинил он сам и они связаны с Олей, героиней Блакитного поля. Они,
пожалуй, самые прелестные – до того убедительны и несомненны обитающие
там совершенно живые зайцы, медведи и мыши, до того жутковато-обыденны
домовые и черти, до того заразительна их неподдельная сонная логика.
Эти сказки собраны в книгу под названием Сказки обезьяньего царя
Асыки. Те же качества, но уже без детской атмосферы, мы находим в Сказках
русского народа, основанных на настоящем фольклоре, но обретающих
восхитительную новизну в руках Ремизова. Тем же стилем написаны Николины
притчи, но они серьезнее и имеют явно религиозное устремление. Народное
представление о Николае-чудотворце, добром святом, помогающем в каждом
деле, помогающем даже обмануть и украсть и всегда готовом заступиться перед
Богом за бедного человека, особенно близко Ремизовскому сердцу. Притчи –
связующее звено между сказками и легендами. Некоторые легенды, особенно
те, что входят в Траву-мураву – просто забавные, сложные истории с
приключениями и чудесами, в стиле греческих романов – где абсурд с особой
любовью подчеркивается рассказчиком. Прекрасный пример этой манеры
Аполлоний Тирский, который, к тому же, является шедевром русского народного
языка. Другие легенды более риторичны и орнаментальны и в них отчетливее
177
сказалась религиозная направленность, которая близка розановскому культу
доброты. Ремизов особенно останавливается на известной легенде о схождении
Богородицы в ад, где она была так растрогана страданиями грешников, что
пожелала разделить их, и в конце концов добилась от Бога, что на сорок дней в
году грешные души будут выпускаться из ада. Эта легенда, византийского
происхождения, особенно популярна в России, и Ремизов видит в ней основное
религиозное установление русского народа – религию чистого милосердия и
сострадания. Большинство ремизовских легенд взято из древнеславянских
текстов, канонических или апокрифических, тоже в конечном счете
