История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
своего исключения из университета Ремизов не принимал участия в политике,
но то, что он писал во время войны, в 1917 и в последующие годы,
замечательно необыкновенной отзывчивостью на жизнь нации. Нигде
атмосфера Петербурга в трагические 1914–1921 годы не передана так
убедительно, как в книгах Ремизова Мара, Взвихренная Русь и Шумы города.
Он не становился ни на чью сторону – ни в 1917 г., ни потом. Слово о погибели
Русской земли, написанное в августе-сентябре 1917 г., хотя и «политично» в
лучшем, широчайшем греческом смысле слова, совершенно вне партийной
политики. Прожив в Петербурге все самые голодные и холодные годы, Ремизов,
чье здоровье было серьезно подорвано перенесенными лишениями, получил,
наконец, разрешение советского правительства уехать из России. В конце
1921 г. он приехал в Берлин, потом в 1923 г. переехал в Париж. Несмотря на
жизнь за границей Ремизов по-прежнему занимает строго аполитичную
позицию, даже когда пишет о «политике». Это не помешало советскому
правительству запретить ввоз его книг в СССР – из-за их мистического и
религиозного характера.
Творчество Ремизова – самое разнообразное в русской литературе; оно
настолько разнообразно, что немногие из его поклонников могут восхищаться
им в целом. Тем, кто ценит «подпольную» достоевщину Пруда, вряд ли
покажется интересной камерная наивность В поле блакитном; тех, кто любит
лирическое красноречие его мистерий или Слово о погибели Русской земли,
отвратят напечатанные в частном порядке нецензурные сказки вроде Царя
Дадона. Ухватить сущность ремизовской личности или понять принцип,
объединяющий его творчество, – труднейшая, почти невыполнимая задача,
настолько он неуловим и многосторонен. Он величайший юморист – и в то же
время иной раз проявляет такое отсутствие чувства юмора, что хочется
записать его в разряд самых «священнодействующих» символистов. Связь его с
ними непреложна. Он принадлежит к тому же пласту в истории русской
цивилизации. Но в нем есть нечто большее, чем просто символизм, и отличает
его от современников глубокая укорененность в русской почве. Он впитал и
усвоил всю русскую традицию, от мифологии языче ских времен до
русифицированных форм византийского христианства, до Гоголя, Достоевского
и Лескова. Он самый натуральный славянофил из современных русских
писателей. Он, кстати, один из тех, кто опровергает распространенное и
поверхностное представление о России как главным образом крестьянской
стране. Все самые оригинальные и «русские» из русских писателей – Гоголь,
Григорьев, Достоевский, Лесков – не принадлежали к крестьянству и не знали
его. То же можно сказать о Ремизове: он жил в московском «Ист-энде», в
Петербурге, в больших и малых провинциальных городах, но в деревне никогда
не провел более двух дней кряду.
Ремизов человек книжный, рукописный, не зря он женился на палеографе.
Никто в России не говорил о книгах с такой искренней любовью; ни в чьих
устах слово «книжник» не звучит такой похвалой и нежностью. В его
174
творчестве многое есть переработки фольклора или древних легенд. Одна из
его книг Россия в письменах – комментарий к некоторым старинным рукописям,
оказавшимся в его владении. Он писатель-труженик, и не в одном, а во многих
смыслах. Он не только работает над стилем так же тщательно и терпеливо, как
Чарльз Лэм (с которым у него есть кое-что общее), но даже сам его почерк –
тщательное и искусное возрождение рукописного шрифта семнадцатого
столетия.
Творчество Ремизова можно разделить на то, что мы условно назовем его
прозой и поэзией. Собственно, метрически-поэтического он не создал ничего,
но разница в языке и художественном предмете между его рассказами и,
скажем, Словом о гибели позволяет нам говорить о его поэзии, отличной от его
же прозы. И по своей внутренней ценности и по историческому значению его
проза важнее его поэзии. Именно своей прозой он оказал такое большое
влияние на молодое поколение писателей. Несмотря на свое громадное
разнообразие эта проза объединяется общим устремлением – «разлатинить»,
«расфранцузить» русский литературный язык и восстановить его природную
русскость. Русская литературная проза, с самого начала своего, с XI века и до
сегодняшних газет никогда не была свободна от иностранных грамматических
влияний. Греческое влияние славянских переводов церковных текстов,
латинское влияние школ в XVII–XVIII вв., французское влияние,
преобладающее со времен Карамзина и Пушкина, – все это густым слоем
наложилось на современный русский литературный язык и потому он так
непохож на разговорный народный и на язык высших классов до вмешательства
школьного учителя. Разница заключается в основном в синтаксисе и даже такие
писатели как Толстой, старавшиеся писать намеренно разговорным языком, не
могли обойтись без латинизированного и офранцуженного синтаксиса. Только
Розанов в своей «до-гутенберговской» прозе стал создавать более
«разговорные» формы письменного русского языка. Ремизов пошел дальше. Его
проза, как я уже говорил, – это сказ; иначе говоря, она воспроизводит
синтаксис и интонацию разговорного языка, причем в его наименее
литературных и наиболее необработанных формах. У него острое чувство
слова, индивидуального слова и грамматической композиции. Проза его, часто
умышленная и затейливая, всегда остается новой и никогда не впадает в
литературные штампы. Он научил русского писателя ценить слова, думать о
них как о самостоятельных существах и не употреблять их как знаки или
простые части стандартных речевых групп. Нередко он заходит в этом
направлении слишком далеко: не может преодолеть искушения употребить
хорошее старое слово, на которое он наткнулся в каком-нибудь старом
документе или, в случае нужды, сочинить новое. Его влияние на язык
параллельно влиянию футуристов, которые тоже занимались лингвистическим
творчеством (Хлебников) и делатинизацией языка.
Проза Ремизова – это его романы и рассказы из современной русской
жизни; легенды, взятые из Пролога или апокрифов; народные рассказы и
сказки; сны; мемуары и дневники; комментарии к древним документам.
Он не рассказчик в настоящем смысле этого слова, и его влияние на
молодое поколение немало способствовало распаду повествовательной формы.
В ранних его рассказах силен лирический элемент. В них постоянно
присутствует гротескное, необычное, с оттенком психологической странности,
напоминающей Достоевского. Типичный пример – Принцесса Мымра (1908),
один из последних – и лучших – рассказов этой серии, где речь идет о
жестоком разочаровании школьника, платонически влюбленного в проститутку.
Рассказ пропитан «достоевской» атмосферой сильнейшего стыда и унижения.
175
Другие ранние его рассказы фантастичны; там действуют знакомые домовые и
чертенята русских народных верований, о которых Ремизов рассказывает,
словно бы подмигивая, но которые при всем том порой приносят серьезный
вред. Самые крупные вещи этого периода – Часы (написано в 1904, напечатано
в 1908) – рассказ о провинциальной жизни, который кажется только начальным
наброском по сравнению с последующими; и Пруд (1902–1905) – роман о
Москве, где писатель воспользовался впечатлениями своего детства. В романе
еще немало неряшливого поэтического «модерна», напоминающего неприятную
манеру некоторых польских и немецких романистов – но он производит
сильнейшее впечатление. Сила страдания, сила сочувствия чужому страданию,
