История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
прежде всего эстет, для которого православная догма – прекрасный мир идей,
полный приключений и опасностей. Он принимает догму, чтобы побороть муки
сомнения, но обращается с ней, как художник с роскошным и пышным
материалом. Стиль Флоренского изысканный, витиеватый, напоминает, как ни
странно, некоторые английские сочинения семнадцатого века с их изысканным
и замысловатым языком, жесткой схоластикой и постоянным чувством, что под
жесткой, непроницаемой корой горит пламя рассудочной страсти.
Хотя возвращение к православию было завершением мыслительной
эволюции начала двадцатого века, не все «богоискатели» его достигли.
Некоторые остановились на разных промежуточных стадиях пути от
агностицизма и позитивизма. Самый значительный из этих «некоторых» –
Михаил Осипович Гершензон (род. 1869), еврей, чьи биографические и
исторические изыскания так помогли нам узнать русских идеалистов
тридцатых-сороковых годов девятнадцатого века. Метафизика Гершензона
близка к метафизике символистов: это мистика безличных сил, которую он
связывает с динамической философией Гераклита «темного». Исторические
изыскания привели его к Пушкину. В книге Мудрость Пушкина (1918)
Гершензон обнаруживает удивительно тонкое понимание некоторых проблем
пушкинизма и столь же удивительное отсутствие понимания самой сущности
великого поэта, его личности. Гершензон был одним из тех русских
интеллигентов, кто приветствовал коммунистическую революцию как
опустошительную бурю, призванную освободить современную душу от гнета
культуры и излишних знаний и открыть путь к «голому человеку на голой
земле». Этот новоруссоистский нигилизм Гершензона с пронзительной
искренностью выразился в его переписке с Вячеславом Ивановым, которую они
вели, когда лежали оба в 1920 г. в здравнице «для работников науки и
культуры» под Москвой (см. гл. V, 7).
7. «ВЕХИ» И ПОСЛЕ «ВЕХ»
В 1909 г. группа либеральных интеллигентов опубликовала сборник статей
семи авторов под названием Вехи. Среди других в сборнике участвовали
Бердяев, Гершензон, Булгаков и Петр Струве. Книга была обвинительным актом
против духа русской интеллигенции, которая объявлялась антирелигиозной,
антифилософской, антигосударственной и антинациональной. Вехи заложили
основу нового национального либерализма, который быстро распространился
среди наиболее культурного слоя интеллигенции и много способствовал
патриотическим настроениям в войне 1914 г. и успехам белогвардейского
движения в 1918 г. Философская сторона национального либерализма лучше
всего отразилась в работах Булгакова и Бердяева, а политическая – у Петра
110
Струве (см. Промежуточную главу I), который более двадцати лет был
центральной фигурой в эволюции интеллигентских воззрений. В девяностых
годах Струве был лидером «легального» марксизма, в 1903–1904 гг. –
революционного либерализма; после 1905 г. он стал главой той части
либеральной интеллигенции, которая была прежде всего патриотичной и
принимала традиционный русский империализм, идущий от Петра Великого,
отвергая в то же время упадочный, ограничивающий национализм преемников
Александра II. После 1917 г. Струве стал «политическим мозгом»
антибольшевизма, и сейчас он крупнейший политический писатель эмиграции.
Струве – с его глубоким чувством и пониманием русской истории –
несомненно, один из самых блестящих политических философов нашего
времени; его заметки – часто подлинные шедевры мысли и выразительности.
Он такая живая и активная политическая сила, что многие по-настоящему его
ненавидят – даже ближайшие соседи слева (Милюков и старомодные
позитивисты-радикалы), но, когда партийные чувства несколько притупятся,
его без сомнения признают одним из классиков русской политической мысли.
Влияние Струве на политическую и историческую мысль было огромным.
В следующей промежуточной главе мы займемся некоторыми писателями,
идущими от Струве. А сейчас я упомяну только Дмитрия Васильевича
Болдырева – много обещавшего писателя, умершего в большевист ской тюрьме в
Сибири в 1920 г. Те, кто знал этого человека, говорят о его исключительной
нравственной и духовной чистоте. По образованию он был философом, a opus
magnum (главная работа) должна была быть по психологии. Работа осталась
незавершенной. В литературе он останется только несколькими статьями,
опубликованными в 1917 г. в Освобождении Струве и направленными против
defaitisme (пораженчества) социалистов. В этих статьях он проявляет
замечательный полемический талант и оригинальнейший литературный дар.
Едкий, резкий, живой стиль Болдырева ставит его в первые ряды русских
прозаиков.
111
Глава V
1. СИМВОЛИСТЫ
Сложное и многостороннее движение идей, описанное в предыдущей
главе, тесно связано с движением в художественной литературе, известным под
названием символизма. Русский символизм – часть общекультурного подъема,
изменившего лицо русской цивилизации между 1890 и 1910 гг. Это было
одновременно эстетическое и мистическое движение: оно подняло уровень
поэтического мастерства и было объединено мистическим отношением к миру,
выраженном в самом слове символизм. Название, конечно, было заимствовано у
французской школы символистов. Но не нужно преувеличивать значение
французского влияния. Мало кто из русских символистов был знаком с
произведениями своих французских крестных отцов, и Эдгар По, несомненно,
повлиял на них сильнее и глубже, чем кто бы то ни было из французских
поэтов.
Главное различие между французскими и русскими символистами в том,
что для французов символизм был всего лишь новой формой поэтического
выражения, а русские сделали его еще и философией. Они увидели вселенную
как систему символов. Для них все было значительным не только само по себе,
но и как отражение чего-то другого. Известный сонет Бодлера Correspondances
( Соответствия) с его словами « des forеts de symboles» ( «леса символов»)
использовался как наиболее законченное выражение этого метафизиче ского
отношения к действительности, а строчка « les parfums, les couleurs et les sons
se rеpondent» (« перекликаются звук, запах, форма, цвет…») стала любимым
лозунгом. Еще они любили строчки из последней сцены Фауста: « Alles
Vergangliche Ist nur ein Gleichniss » (« все преходящее только подобье»).
Представление о мире как о «лесе символов» было существенной чертой
творчества каждого русского символиста, придавая всей школе отчетливо
метафизический и мистический характер. Единственное различие между
отдельными поэтами состояло в степени нежности, которую они придавали
мистической философии: для некоторых (например, для Брюсова) символизм
был прежде всего формой искусства, а «лес символов» – материалом для его
постройки. Но для других (среди них самые оригинальные и характерные для
школы поэты Иванов, Блок и Белый) важнее всего было сделать символизм
метафизической и мистической философией, а поэзию служанкой высших
целей этой «теургии». Различие между поэтами обострилось около 1910 года и
стало одной из причин распада этой школы.
Символисты очень различаются по стилю, но у них и много общего. Во-
первых, они всегда крайне серьезны и торжественны. Про что бы ни говорил
русский символист, он всегда говорит sub specie aeternitatis (с точки зрения
вечности). Поэт предстает перед профанами как жрец эзотериче ского культа.
Вся жизнь его ритуализирована. У Сологуба и Блока ритуальная
