Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе

лишь холодные голые ветки.

Мы вовсе не первооткрыватели связи идей эротической свободы и повестей о похищениях

— за нас это уже сделали поэзия и традиция. Описывая свои страдания под окном

возлюбленной в холодную зимнюю ночь, Давид ап Гвилим сопоставляет себя с

Мелуасом. И хотя, воспевая в стихах свою возлюбленную, он сравнивает ее с многими

прекрасными женщинами валлийской традиции, именно повесть о любви Тристана и

Эсиллт целиком отражает его собственное положение. Он сравнивает себя с Тристаном,

возлюбленную же свою называет «племянницей Эсиллт» или «второй Эсиллт», а одно из

стихотворений, иногда приписываемых ему, говорит, что «ревнивец», муж Эсиллт, не

любит ни игр, ни соловьев, ни кукушек, ни лис, ни собак, ни рощ, ни песен, ни орехов,

ни листьев.

Углубления на валунах и мегалитах в Ирландии народ называет ложами Диармайда и

Грайне, такой валун, на котором, по преданию, влюбленные провели ночь, когда

спасались от преследования Финна и его воинов, есть почти в каждой местности.

«Путешественники отмечают, что, услышав просьбу отвести их к такому

достопримечательному месту, деревенские девушки нередко приходят в странное

замешательство. Дальнейшие расспросы помогли выяснить, что по местному обычаю,

если девушка идет к одному из таких "лож" с представителем противоположного пола, он

вправе требовать от нее всего, что пожелает». «Ложа» Диармайда и Грайне, как принято

считать, способствуют плодовитости. Так, в отдельных районах женщины, не имеющие

детей, идут со своими мужьями к одному из таких «лож» и, проведя там ночь,

исцеляются. Возвращаясь к нашей интерпретации чудесных рождений, мы можем

сказать, что и здесь присутствие «третьего фактора» обеспечивает зачатие.

Богохульство и разнузданность майской обрядности вызывали протест со стороны

официальной церкви в Британии, и ряд реформаторов XVI и XVII вв. выступил с резким

их осуждением. По обычаю в Канун мая большие группы молодежи обоего пола уходили

вечером в лес и проводили всю ночь за играми, возвращаясь лишь наутро, с ворохом

цветов и веток березы и других деревьев. По этому поводу Стаббс (Stubbes),

заклеймивший майский шест как «смердящий идол», заявляет, что «из сорока,

шестидесяти или даже сотни девушек, которые в Канун мая уходят в лес на всю ночь,

едва ли треть возвращается домой, сохранив девственность». О майской обрядности во

Франции К. Б. Льюис пишет: «Все свидетельствует о том, что майские празднества

изначально были праздниками любви, но я бы добавил, любви за пределами уз брака. В

такие дни буквально все, как женатые и замужние, так и холостые, погружались в

атмосферу свободной любви, а многие "майские песни" и "песни несчастной в

замужестве" воспевают свободу любви и презрительно насмехаются над браком». Льюис

связал эти обряды с идеализацией внебрачной любви в лирике трубадуров. Особенно

интересна, с нашей точки зрения, его ссылка на пассаж из провансальской поэмы

«Фламенка», где описываются майские празднества и делается вывод, что в этот день,

если супруг осмеливается высказать свое возмущение происходящим, жена его имеет

право сказать: «Как некстати пришли вы портить нам досуг! Сейчас в моих объятьях друг,

уйдет он, как календы Мая!»

В свете сказанного становятся понятны и поверья, связанные с майской обрядностью: не

к добру было приносить в дом цветы майника, не к добру — играть свадьбу в мае и

надевать на свадьбу зеленое, не к добру — увидеть бездомного кота, ведь он может

занести в дом змею. Май — время свежего воздуха и любви, и потому все, что с ним

связано, таит угрозу для домашнего очага и супружеской верности. В некоторых странах

Центральной Европы считают, что нельзя венчаться в мае, когда в церковь ходят шлюхи,

и мошенники, и даже ослы-влюбленные. Говорят также, что браки, заключенные в мае,

длятся всего одно лето, и это вполне согласуется с ирландскими законами, в которых

Бельтан именуется обычным временем разводов. Халлоуин, напротив, как нельзя лучше

подходил для гадания о женихе. На Шетландских островах и в Северной Шотландии

вплоть до недавнего времени свадьбы обычно играли зимой. В Ирландии, как и в других

странах, самым благоприятным временем для сватовства, помолвки и заключения брака

считался период от Рождества до начала Великого поста, а на масленицу те, кто так и не

сумел найти себе невесты, становились мишенью насмешек. Однако в мае мишенью

насмешек были уже не холостые, а нелюбящие. В Уэльсе молодые парни прикрепляли к

домам своих любимых украшенные лентами букеты цветов, а той, которая обманула

своего возлюбленного, прибивали к воротам лошадиный череп или соломенную куклу

(напомним, что мужа Эсиллт звали Марк, т.е. «конь»).

Сходный обычай существовал в древнем Китае. Там сезон заключения браков начинался

сразу после осеннего равноденствия и заканчивался вскоре после равноденствия

весеннего, и к концу этого периода молодым мужчинам и женщинам, которые слишком

долго не вступали в брак, предлагалось сделать это незамедлительно. С другой стороны,

идея любви была связана с весной, и с наступлением этого времени года молодые парни и

девушки собирались вместе и пели любовные песни. Они уходили в леса (к югу или к

востоку от селения), где собирали цветы, при этом отдельные пары уединялись в рощах и

занимались любовью. Но подобные союзы, как и индийские браки по обряду гандхарвов,

т е. «союз влюбленных без благословения отца и матери», были признаны не всюду, по

крайней мере, не для всех классов.

3

Противопоставление летних и зимних, а также весенних и осенних праздников,

отмечающих начало и конец двух основных времен года, коррелировало с общей

системой оппозиций, характерной для традиционного китайского мышления. Весенний

праздник — праздник юности и помолвок, тогда как осенний праздник соотносится со

старостью, с временем, когда приходит пора обзавестись своим домом. В весенних

ритуалах главную роль играли женщины (как и в европейской майской обрядности), а в

осенних — мужчины. «Когда китайские философы хотели создать теорию любви, они

говорили, что весной юноши увлекают за собой девушек, а осенью девушки — юношей,

как если бы они поочередно, ощущая неполноту своей натуры, были охвачены

неодолимым желанием достичь совершенства».

Рассказы о «похищениях» и о «сватовствах» в кельтской традиции как будто бы

укладываются в ту же системную дихотомию. В повестях о «героическом сватовстве»

активным началом предстает жених, тогда как роль невесты, скорее, пассивна. В

повестях о «бегствах» и «похищениях», напротив, женщина, как правило, сама

выбирает себе партнера и подчиняет его своей воле. Это противопоставление коренится в

двух системах трудных задач и разгадывания загадок — иными словами, системах

своего рода брачных тестов. В первом случае препятствие создается женщиной или тем,

кто охраняет ее, во втором — самим мужчиной. Полярность муж — любовник в данных

сюжетах есть еще и полярность зрелости и юности, ревности и любви. Изначальный брак

изображается как брак неравный. Муж обычно стар и имеет взрослых сыновей от первой

жены (или жен). Вспомним, что Финн хотел просто обзавестись достойной супругой и не

он сам, а его подданные решили, что для этой цели подойдет именно Грайне. К тому

времени она уже успела отказать всем королям и героям Ирландии, а на вопрос отца,

примет ли она предложение Финна, ответила весьма небрежно. «Если он подходит тебе

как зять, почему бы не подойти ему для меня?» Мы уже упоминали, что в архаической

версии этой саги Грайне пыталась отвадить Финна, поставив перед ним «невыполнимую