По рукам и ногам (СИ)

А это логично немного с другой стороны. Какой дурак станет выгонять из кабинета, к примеру, собачку. Даже во время деловых переговоров. Много важности.

– Сделка заключена, полагаю, – Ланкмиллер расслабленно откинулся на спинку.

Прозвучало странно. Что-то вроде «приговор подписан».

Изображая широченную улыбку, квадратная мадам кивнула и спрятала в сумку пачку купюр, а мне даже страшно стало, как бы у нее рот не лопнул от таких выкрутасов. Думает, выгодная сделка. Для нее-то это конечно так. А вот Кэри… Что же с тобой будет, владелец судостроительной компании, что же будет… Я горю нетерпением узнать, сколько наглостей вытерпит «Зуб». Так или иначе, Феликс неспроста забеспокоился.

Бабища поднялась, пожелав мучителю всего хорошего и, виляя немалым задом вышла из кабинета, даже не взглянув на дочь. Меня как-то даже передернуло. Вещи вещами, но… Она же уходит из этого дома, возможно навсегда уходит. Даже мне в бордель-кафе, когда уезжала, больше сказали. Хотя, может, ей просто неимоверно стыдно, и она все это под чудовищный аромат парфюма и улыбку на пол-лица ныкает.

Навешала лапшу на уши, а ощущение отвратительное.

На некоторое время в кабинете воцарилась тишина, прямо-таки замогильная. И длилась, пока не стихло цоканье каблуков и кашель.

– Кэри-и! – Райт бросилась поднявшемуся Ланкмиллеру на шею. – Все… п-получилось… получилось…

– Да чего же ты рыдаешь тогда, глупая? – мучитель аккуратно ее отстранил, чтобы заглянуть в глаза, и пальцем медленно провел по щеке. Эл тихо всхлипнула, глядя ему в глаза.

– Хозяин, простите, я… расчувствовалась слишком… пожалуйста, позвольте мне…

Кэри одобрительно кивнул и подал ей ошейник из ящика стола. Девушка отрывисто вздохнула, скользя по коже и заклепкам пальцами и опустилась на колени.

– Хозяин, пожалуйста, сделайте меня… своей, – тихо проговорила она, глядя на Ланкмиллера, так… И столько было в этих ее глазах. И как же я могла забыть – «обряд инициации», да?

Мучитель поднял осторожно, словно куклу, ее за локоть и припал к губам. Так, вот теперь время задуматься о том, как мне отсюда незаметно ускользнуть.

– Кику, не хочешь присоединиться? – игриво подмигнул Ланкмиллер.

Я прямо подавилась воздухом.

– Да ты… ты… Ты просто дурак, вот что! – выпалила я и пулей вылетела из кабинета.

А думала, получится что-то жутко ядовитое. Дурак. Воно как…

Я почему-то и смотреть-то на это не могу, не то что участие принимать. Так… так противно, и гадко, и… грустно?

Я схватила со стола телефон просто оттого, что если подол платья продолжу тискать, то попросту разорву. А телефон не жалко, и вообще ничего Ланкмиллерского не жалко. Но теперь, когда в моих руках эта трубка… И возможностью грех пренебречь. Я кое-как сообразила зайти в телефонную книгу. Кому звонить? Ну кому я еще могу позвонить без вреда для своего здоровья, даже если эта штука вдруг кем прослушивается. Интересно, как эта скотина записывает любовников? Хоть выговорюсь…

Я закрылась в своей спальне и, повалившись на кровать, старательно принялась выжимать зеленую трубочку до тех пор, пока гудки не послышались, а потом недовольное: «Алло».

– Нейгауз, это я…

– Мелкая? Ты чего? – голос у него в мгновение переменился.

– Я тебя сейчас сильно отвлекаю?

– Да нет, можно сказать, не отвлекаешь вовсе. Ну-ка поведай, в чем дело.

Тут я поняла, что ком в горле застрял такой, что выговориться я ни за что уж теперь не смогу. Поэтому вышло только чертовски тихое и сдавленное:

– Феликс, забери меня отсюда, пожалуйста, я понимаю, я уже замучила тебя своими просьбами… Это невыносимо. Больше ничего не спрашивай, просто забери.

– Роуз, ну ты же знаешь, у меня худшие условия для содержания барышень, – задумчиво проговорил Феликс. – Но я придумаю что-нибудь в кратчайшие сроки, даю слово. Ты, смотри, держись там, не смей расклеиваться.

– Ну если уж ты обещаешь, то ладно, – я постаралась улыбнуться, чтобы голос так уж замогильно не звучал.

Это ж надо так мастерски завуалировать гейский гарем под «худшие условия для содержания барышень». Прямо настроение поднял.

Я подумала о том, что трубку неплохо бы обратно в спальню хозяйскую возвернуть, чтоб Кэри не узнал, а то мало ли, а там и до греха рукой подать. Но эта перспектива представилось мне невозможной, оттого что кабинет показался Ланкмиллеру для празднования маленькой своей победы местом не до конца пригодным. А посему празднование свое он торжественно в соседнюю комнату, опочивальню его, то бишь, перенес.

Это меня ни секунды не радовало, потому что мало того, я теперь свой план шиш осуществлю. Это даже не пол-беды, а малая толика. Вся беда в том, что из моей собственной комнаты выход есть только один. И он-то как раз в покои господина. Я, конечно, понимаю, что расценивать это стоит, как тончайший хозяйский подъеб. Но все же жестоко слишком.

Он небось и том позаботился, чтоб все происходящее за стеной было у меня со всеми прелестями восхитительного акустического сопровождения. Будто стена – не стена, а ширма фанерная. Или у меня слух хороший, и Кэри и правда мразь жуткая, но все происходящее в соседней спальне я ощущала не просто по стонам и рыкам. Я различала все, до самого тихого вздоха, даже до шелеста одежды, и это меня дико смущало поначалу. Я, разумеется, поневоле подслушиватель, но налиться «алым пламенем заката» щекам моим это не капельки не помешало.

Поразмыслив, я пришла к выводу, что ничего сверхаморального в этом нет. В конце концов в Шеле Кэри вообще целый гарем держит, и вот там слышимость уж точно просто «на высоте». Зато все знают, какой хозяин молодец и сколько у него энергии.

Я соскочила с кровати и прошлась туда-сюда, время от времени задерживаясь у двери. Все оттого воображение у меня взбушевалось слишком, и не в ту сторону заработало. Вместо того, чтобы делать то, что оно обычно делает – поводы придумывать для ненависти к хозяину — оно начало мне с мастерством величайшего художника постельные сцены малевать, да такие яркие, что глаз не оторвать. Я даже заметила с нешуточной долей досады, что дыхание сбилось.

А если подумать, у нас уже давно ничего подобного не было, что даже удивительно. И чувство до нехорошего странное. А вдруг это привыкание вызывает? Ведь только обрадовалась, что теперь весь его пыл не будет рушиться на меня, как на тебе… Чертов Ланкмиллер. Даже косвенно любую радость испортит. Я медленно заламывала пальцы. Теперь главное за руками следить, а то не долго и… Не положено столь непристойными вещами заниматься при живом-то господине.

Мне лишь к ужину удалось проскользнуть на кухню незамеченной, когда у Ланкмиллера настал заслуженный перерыв. А после я уж не стала возвращаться в свою импровизированной тюрьму и осталась на подоконнике в коридоре просиживать, комната мне за пол дня осточертела только так.

Через несколько минут ко мне присоединилась Элен. Она выглядела вполне счастливой, только уставшее. Но это уже немудрено.

– Прости, мне показалось, ты не слишком рада тому, что я теперь здесь… – виновато пробормотала она, усаживаясь рядом.

– Показалось, именно. Я все время пребывания здесь не слишком рада. Этому причина не ты, а Ланкмиллерская рожа.

– Да, Кэри говорил, что ты не слишком его любишь, – Райт смущенно улыбнулась. – Скажи, ты давно его знаешь?

– Не слишком-то.

– По-моему, он очень хороший. Самый нежный мужчина из всех, что я знаю.

– Он у нас просто избирательно хороший, – проворчала я, поводя плечом, чтобы широкие полоски бретелек не сползали открывая разукрашенные синяками ключицы. Ей точно интересно, как это я дошла до полу-суицидального состояния? Боится?

– Госпожа Кику, вас хозяин к себе просит, – в проходе выросла горничная, вытирая о передник руки.

Я уже слезла с подоконника, обреченно вздыхая, но в последний момент передумала. Или я собачка ему дрессированная, чтоб по команде к ноге бежать. Даже не так. Я просто не смогла собой справиться, чтобы его не ослушаться. С другой стороны, он говорил о желании меня выпороть…