По рукам и ногам (СИ)

– Что-то расходятся тут слова твои с действиями. И…

– Что?

– Пить хочу.

Он молча протянул мне стакан с тумбочки. Я приподняться попыталась, но это дело как-то не задалось у меня, и я снова на подушки рухнула. Ланкмиллер со вздохом приподнял меня и стакан поднес к губам.

– Не смотри на меня так ненавистно. Сижу с тобой и удивляюсь, почему я до сих пор тебя не убил…

Я сделала пару глотков и, вывернувшись, уткнулась лицом в подушку, а оттуда уже мрачно прохрипела:

– Уйди. Видеть тебя не хочу.

У Ланкмиллера снова очень кстати телефон зазвонил, и мучитель вышел за дверь.

–-

Мы сидели на кухне. Кэри – допивая свой кофе утренний, а я, отказавшись от завтрака и мордой молча уткнувшись в стол. Про себя я умоляла, чтобы Ланкмиллер не сказал ничего, не начал очередной бесполезный разговор. Кажется, все между нами уже и сказано. Чего толку переливать из пустого да в порожнее?

– Кику, – вот-вот! Уже могу предугадывать следующие его шаги. До чего не радует.

– Не зови ее – она уже не отзовется, – тихо сообщила я, не удосужившись и лица поднять. – И сколько тебе раз еще повторить, что это бесполезно. Умерла твоя Кику, господин Ланкмиллер.

– Кику умерла, но и это не Розмари, – ох, какое дьявольски колкое презрение, а резко он меня осадил. – По крайней мере не та, что была в начале. Поэтому, хочешь – не хочешь, а в роль наложницы придется вживаться заново, Кику возвращать. Вообще, не оправдала ты моих желаний, честно сказать.

О-о, а чего ж ты ждал-то? Исходя из тона столь прискорбного, прям вообще большие надежды возлагал на меня. Никак, минет каждые полчаса и ночью вседоступную киску на ложе своем.

Я молча продемонстрировала ему средний палец. В ответ был усталый вздох. Ну ударь меня уже что ли, мне прям совсем стыдно. Только остановиться не могу.

– Знала бы ты, как я тебя сейчас выпороть хочу, и есть за что. Поручу это Генриху в конце недели. Сейчас как-то времени совсем нет, да и ночью я не спал.

– Устал он, – под нос фыркнула я. – Утомился, бедный. Орден героя кровати тебе! Извращенных дел мастер, тоже мне.

– Если ты не заметила, я не об этом. Причина лежит в болезненно-маниакально-суицидальные наклонностях одной обнаглевшей бабы. А идея замечательная, драть тебя надо чаще, чтоб мыслей дурных в голове не оставалось.

Кэри, сказав свое решительное слово, поднялся из-за стола и направился к выходу из кухни, судя по шагам. Я уж было возрадовалась, но за этим последовал резкий Ланкмиллерский стоп в дверях.

– Кику, – и совсем тихое, – что тебя толкнуло на это?

– Сорвалась, – с мрачной иронией хохотнула я, – ты иди-иди, не боись, в ближайшее время реванш брать не собираюсь.

Он-то ушел, но с таким выражением лица, а-ля «я ни секунды тебе не верю».

Через полчаса после этого я, вяло обдумывая детали сказанного, вертелась в ванной перед зеркалом. Еще б чуть-чуть, и поселился б тут мой бренный дух на безвременной основе. Уже убрали все, надо ж. Ланкмиллерские слуги оперативно работают.

Перебарщиваю? Я перебарщиваю слишком с выражением чувств своих? О, весьма, наверное. Все-таки, оно и хуже быть могло. Кому, как ни мне знать, насколько. Шелевских замашек у господина моего названного хоть лопатой разгребай, за год не разгребешься. Что-то он с рук мне спускает все чаще и чаще. И слишком много. Я как подумаю – и сердце обрывается. За такое и убить бы можно. Ой, прознай об этом Генрих, и убил бы! Неужто и правда наш повелитель влюбился так, что и гадости делать расхотелось? Ну, чудеса в решете.

Однако, не такой Кэри уж добряк, у него ведь и терпение лопнуть может. А я, этого, подсознательно, наверное, и добиваюсь. А мне теперь все равно. И этому чудищу в зеркале – тоже. Вон оно какое, лохматое, и с такими синячищами под глазами, будто накануне имело потасовку с ротой солдат. Ему-то уже вообще все равно.

И как Ланкмиллер не ухохатывается при виде меня? Какое-то маленькое, жалкое недоразумение, а еще чего-то пытается ему поперек сделать.

И вообще. Оно запуталось так, что теперь не достаточно только за ниточку потянуть, чтоб исправить. Исправить уж можно разве что, решительно разрубив клубок получившийся. Хоть кто-нибудь. Хоть кто-нибудь бы набрался смелости это сделать, пока мы все в этом клубке не сгинули…

Дверь на этаж хлопнула, выводя из объятий моих не в меру для вырванной из лап смерти, печальных мыслей. Недолго ж мучитель странствовал. Или возмездие обернулся вершить?

Я выскользнула из ванной, а то еще не дай черт, подумает чего.

– О, Кику, познакомься, что ли… Это Эл, помнишь, я тебе говорил?

Глаза… Что ж, у нее были красивые и умные, только испуганные. Ну еще б, такого чуда не испугается только брутальный мужик, поднимающий по пол-тонны одной левой и жрущий котят на завтрак. А еще Ланкмиллер, но он не в счет.

А, ну еще у нее были большие сиськи.

Пока я все это рассматривала, произошла какая-то заминка дурацкая.

– Здравствуй, – Райт, вздохнув, спасла ситуацию.

О, у нее хорошо поставленный голос был, а еще смотрела она прямо, не снизу и не сверху. Значит, наложница из нее вряд ли б вышла, да и знать, видимо, тоже не ахти. Или я уж из рук вон плохо разбираюсь в людях.

Кэри устремил на меня взгляд, донельзя многозначительный.

– Здрась-те, – я передернула плечами, и тут только заметила нашивку на рукаве ее белоснежной, заботливо выглаженной рубашки.

Пять блестящих звезд на синем бархате. Черт возьми, да неужто?

– Эскорт? – у меня аж брови взлетели.

– Точно. Эскорт, – рассеянно кивнула Элен и, опустив голову, осторожно меня обошла.

– Ступай в мой кабинет, – сдержанно велел Ланкмиллер, отпуская ее руку. – чуть-чуть вперед и налево. Я сейчас приду. – За спиной послышалось негромкое «угу» и размеренные шаги, и Кэри обернулся ко мне. – Я удивлен. Нет, я поражен. Чего это с тобой сделалось?

– В смысле? – я, разгребая волосы пятерней, уставилась на мучителя.

– На моей практике такая спокойная реакция – просто чудо. Наложницы, как правило, гостей не жалуют.

– Просто наложницы – люди травмированные, для них господин, не иначе, чем мост в мир. И когда по этому мосту кто-то другой идет…

– Нет, не мост в мир, а целый мир, – почти деликатно поправил Кэри.

– Как будет угодно, – хмуро буркнула я и, чуть помолчав, добавила: – С чего ты вообще взялся меня знакомить со своей любовью, как будто я тебе сестра или мать?

– Ты так резко не выпрыгивай больше из ванной, и эксцессов не будет, – невозмутимо парировал он и вслед за Райт в кабинет отправился. Хорошо хоть, не облизал ее, раз такое дело.

Я молча проводила его взглядом. Какие любезности, мама дорогая. Эскорт, значит, да? Ну точно, этот запах женских духов в коридоре. От Ланкмиллерской рубашки в тот вечер так же пахло. Тогда, когда он меня еще за просмотром семейного альбома застал и за шкирку из чулана вытащил. Значит, эскорт.

Я не успела еще все свои проклятия в хозяйскую сторону выговорить, как мимо меня еще какая-то бабенка проскочила в соболиных мехах, отдаленно напоминающая Розу, только приземистей и накрашена была ярче. И тоже в кабинет. Ланкмиллер прав, не дом, а проходной двор.

И вместо того, чтоб в душ идти или куда там мне полагалось с таким видом скрыться от гостей, пошла я дальше по коридору и села на подоконник, аккурат напротив двери в кабинет. Отсюда, как правило, все, до единого слова, бывает слышно.

Еще ни разу я не опускалась до таких гадостей, как подслушивание, за все время своего пребывания во владениях мучителя, но сейчас пора бы и вспомнить старую практику. Никогда не видела в этом колоссального вреда обществу, а вот в кабинете, кажется, что-то интересное намечалось.

Да и вообще. Ланкмиллер? Эскорт? Он всю жизнь презрительно к нему относился. С какой ж горы его пнули, что точка зрения так кардинально съехала. Странно до чертиков и как-то немножко гадко.

– Крупнейший контракт этого десятилетия был заключен во многом благодаря вашей дочери, – голос мучителя звучал уверенно и почти не отражал эмоций, эдакий стандартный деловой тон, будто Кэри, торгуясь, преимущества товара описывает.