По рукам и ногам (СИ)

Но поприветствовать в конечном итоге все же надо было.

– Фель… – он оборвал меня, приподняв над землей.

– О черт возьми, мелкая, ты чего?

– Ничего, опусти на землю.

– Вы поругались?

– Нет, вроде бы, но… Суть не столь важна. Ты же к нему пришел?

– Да, у нас будет один важный разговор, только теперь, кажется, чуточку длиннее.

Феликс приподнял меня и поставил, словно куклу, в другом месте, чтоб с прохода убрать. Но прежде, чем на второй этаж подняться, был пойман за рукав.

– Теперь, ты знаешь, он влюбился. Твоя отговорка про дорогого человека вряд ли пройдет. Помоги мне сбежать, Феликс, помоги, – я бормотала, словно скороговорку под нос, и почему-то казалось, что он откажется.

– Да слышал я про его дела сердечные. Он, надеюсь, жениться не собирается? Хотя черт его знает, – Нейгауз потер лоб, он выглядел так, будто что-то плохое случилось, – я поговорю с ним о тебе, думаю, он послушает, потому что дело сейчас действительно паршивый оборот приняло. В любом случае, это первый раз на моей памяти, когда Кэри нарушает обещания, сердцу, конечно, не прикажешь, но…

Что за обещания и причем здесь сердце и дела Ланкмиллерские я так вызнать и не успела, Феликс по-богатырски широкими шагами направился наверх, мне осталось только за ним побежать.

Нейгауз сразу, без намека на стук, ворвался в кабинет, где все еще была Элен, и уселся на диван.

– А сейчас объясни мне одну маленькую деталь. Ты действительно умом тронулся или дурачка разыгрываешь? – если Феликс так говорит, значит, ему слабо верится, что Кэри хоть что-то разыгрывает. – Ох, а я-то ожидал, что опасность будет главным образом исходить от Розмари. Но судьба пошутила иначе.

– Феликс, успокойся, – Кэри занервничал, и выдал его всего-то шаг назад и пальцы, сжимающие угол стола, но в лице мучитель ничуть не переменился, как и всегда. – Можешь идти, Эл.

Райт кивнула и молча вышла, перед тем, как она закрыла дверь, я услышала продолжение Нейгаузовской гневной тирады.

– Ты же обещал, что не подвергаешь себя опасности, даже если влюбишься, клялся, что у тебя сил хватит. А теперь у тебя настолько не достает мужества, что ты, кроме себя, подвергаешь опасности еще и других людей. Просто родовое проклятие какое-то… Что отец, что сын страдают от баб. Одному нож в спину, теперь и второй туда же.

Я ушла к себе в комнату и за валилась на кровать. Сейчас Феликс уйдет, и останемся мы одни. Честно признаться, это как-то даже немного страшно.

Феликс заглянул ко мне только через полчаса, виноватый какой-то.

– Прости, мелкая. Подписывать твою вольную он отказывается наотрез. И вообще, кажется, с катушек съехал.

Я бестолково пожала плечами, не поднимая головы. А почему-то так сначала и подумалось. После дюжины сладких речей о том, что я, дескать его игрушкой буду, и сопротивление все на нет сойдет. Он уже столько сил на свое заветное «сломать» бросил, что теперь уж точно от сделанного не отступиться. Даже если теперь все это ни к чему.

Феликс постоял у двери некоторое время, ожидая ответа, потом понял, что бестолку, и вышел. Какие уж тут ответы.

Мне б самой себе сейчас хоть на что-нибудь ответить.

Только через полчаса в комнату мою, больше сейчас на сумрачный, скорбный склеп похожую, явился Ланкмиллер.

Он не сказал ни слова. Ни одной гадости, которой можно было бы от него ожидать, ни одного пространного замечания. Потому что к дьяволу не нужны были сейчас все замечания. Тот свой важный разговор начать, о котором его взгляд напоминал весь вечер? Этот разговор заведомо ничем бы не кончился, потому что мы уже давно в тупике были. Вот только Кэри оттуда выберется. А я останусь, наверное, пока мне руку хоть кто-нибудь не протянет. Этого еще с самого начала делать никто не собирался.

И снова натиск мне выдерживать самой. И выбираться самой. И выберусь как-нибудь. Потому что назло этому Ланкмиллеру и всем зубам всех змей. Это отчаянно до смеха, который с огромной долей презрения в голосе.

Я обратила взгляд на Ланкмиллера, прижмуривая глаза, чтоб неявно заметно было, как я изучаю мучителя своего. Он стоял у окна, спиной к нему. И зачем только притащился. Чтоб мне жизнь медом не казалась?

– Если ты сейчас снова меня будешь спрашивать, что сподвигло и натолкнуло, то уйди, пожалуйста, сразу, после того, как я объясню. Терпеть просто устала твои выходки и дурость. С каждым бывает, знаешь? Мы не железные. Даже ты, как выяснилось, не железный.

Вместо того, чтобы вежливо удовлетворить просьбу девушки и опочивальню ее покинуть, Ланкмиллер остался и даже сел на кровать, так что ноги мне подобрать пришлось. Хотя, если уж честно себе во всем признаваться, мучитель теперь проводит со мной гораздо меньше времени, да и оно почти что вынуждено. И уж точно совсем не думает. Даже… Под ракурсом гуманистических соображений. Не как о ком-то, кто у тебя теперь под ногами ошивается и мешает только одним напоминанием о себе. А о человеке, чью судьбу он с хрустом ломает, хотя мог бы… Я грубо оборвала свои мысли и подняла взгляд на сосредоточенное в своих мыслях лицо Ланкмиллера. Нет, не мог бы. Сколько бы мне не казалось – он не такой.

– Я хотел с тобой парой слов перекинуться, – а Кэри, видно, заметил это мучительное, мятущееся внимание к своей персоне и решил, что это шанс подходящий, – о том, что теперь дальше будет.

– Кажется, все на пороге больших перемен стоит, – я покачнулась и приподнялась с кровати. А голос хриплый. – Что теперь толку в разговорах?

Все будет теперь иначе. Кэри пытается окольными путями и мне и себе это втолковать, избегая подробностей. Хитрец. А хитрость в истине не помощник.

– Просто ты отчаянно дурную вещь сделал. Ты связался с зубом. А он не оставляет своих врагов. Теперь-то, конечно, поздно. Тебя бы отговорить, да бестолку. Я ничего не боюсь, и мне в общем-то все равно, так что в омут можешь кидаться с чистой совестью.

Это ведь то, зачем он пришел? Никак совестью мучился?

Кэри прекрасно осознавал риск. И осознавал, кого он подвергает этому риску. Поэтому и пришел. Не мог не предупредить.

– Странное чувство. Те, кто судят со стороны, чертовски несправедливо судят, – зачем-то растерянно проговорил он, поднимаясь.

– Ну, иногда со стороны лучше видать, – я развела руками, готовая его уже спровадить.

– Видать-то лучше, но поступил бы ты иначе? Я тоже думал, что обойду судьбу отца и ошибок его не повторю. А вон все как обернулось. Кику?

Это было в ответ на то, что я, приблизившись, уткнулась носом в его грудь. Ну, замолчал, и замечательно.

– Теперь я была бы не против, если бы ты вышел.

Кэри снисходительно усмехнулся.

– Я предпочитаю напомнить тебе, что ты моя наложница. И пока что еще это ты должна мои предпочтения выслушивать.

– Тогда я предпочитаю напомнить тебе, что я все еще человек, даже несмотря на то, что твоя наложница.

– Ладно. Я все равно не собирался сейчас тут с тобой развлекаться. У меня дел много, да и ты пока еще слишком… слабая.

Судя по взгляду Ланкмиллера, он только в последний момент со «страшная» на «слабая» переправился.

Он потрепал меня по волосам задумчиво и собирался уже выйти. А я не собиралась его останавливать.

Мы просто смертельно устали друг от друга. Требуется передышка. Длинною в жизнь.

– А ты это… «пока еще» о том, что, может, меня отпустишь? – поинтересовалась я, не отрывая от пола глаз.

– О том, что пока еще живой, – фыркнул Кэри, а вслед за этим хлопнула дверь.

Что-то неприятно сдавило грудь.

========== Часть 57 ==========

К обеду следующего дня пришла Элен.

Мудрено ли быть наложницей?

Тебе и вещи с собой никакие брать не надо, когда ты и сам вещь. Ну, правда, Райт не совсем сама пришла, а приведена была жутко надушенной бабищей, которая ее мать была. Все как полагается. Бумаги готовы, и договор подписан. Точно такой же, как на меня, только имена другие вот. Эл сегодня нарядилась еще скромнее и без нашивки эскорта уже. Она словно тень за спиной матери стояла и за все время пребывания ничего, кроме приветствия даже не произнесла. На нее и внимания обращали ровным счетом ноль, как, впрочем, и на меня. Даже из кабинета выгонять не стали, что стало очень большой радостью, потому что я слишком уж хорошо в кожаном кресле у окна обжилась и даже почти заснула.