Две души Арчи Кремера (СИ)

В прокуратуре Максимилиан У. Кронинген был известен как патологический педант – а получить такую характеристику от брата-прокурора чего-то да стоило. Но и заполучить Кронингена в рабочую группу значило, что он со свойственной ему неуступчивой методичностью выполнит свою часть работы и будет очень пристально следить, чтобы и другие участки были освоены грамотно. Был ли Кронинген на самом деле таким уж одержимым педантом или это его слава впереди него бежала, шут его знает, было несущественно; но глава рабочей группы имел на него колоссальные виды. В частности, обеспечение сбора научно-технической информации. С людьми и другие поговорят, а выяснить, что да как да куда, да правильно ли было построено, да правильно ли эксплуатировалось, да из экспертов душу вытрясти – это самое дело для зануды Кронингена. Его самого это в полной мере устраивало: подобное поручение значило крайне ограниченные контакты с людьми, в чем он находил некоторое – и даже очень значительное – удовлетворение. Сама отрасль, точней, сами отрасли, включая и промышленное страхование, были, конечно не самым любопытным, с точки зрения Кронингена, объектом для исследования, но если к ним применить знакомые алгоритмы многодименсиональных систем, да законы информации, да всякие там аксиомы перевода, упрощения-усложнения, то и отрасли становились понятными, и можно было получить удовольствие и от их изучения. В общем-то, этим Максимилиан У. Кронинген и занимался во время перелета. Сортировал уже накопленную информацию, изучал в ней лакуны, приценивался к векторам ее трансформации – и перебрасывался остротами с Катценбергом, тем еще засранцем, слушал его пошлые анекдотики, нехотя смеялся, когда Катценберг хихикал над ними, и рассеянно отвечал, когда к нему приставал кто-то еще. Ничего особенного, все как всегда.

А тем временем Арчи Кремер проходил свою первую стажировку в военном лагере на Средиземном море. Замечательное местечко, укромное, защищенное от внешнего мира и внешних ветров. Огромное и во многом уникальное место, если добраться до него, а такие привилегии доставались далеко не всем. Арчи Кремер был единственным восемнадцатилеткой на территории лагеря за последние лет этак двадцать. Первым салагой прямо со школьной скамьи за этот же период времени. Когда его доставили туда – вертолетом, все дела, когда он подошел к дежурному на площадке и представился, дежурный – в форме, трещавшей по швам на его руках и груди, до такой степени мускулистых, что Арчи не мог не думать о кентаврах отчего-то – осмотрел его с плохо скрываемым презрением. «Ради какого-то пацана вертолет гонять? Что за фигня», – говорило не то чтобы его лицо: оно, скорее всего, вообще не было способно ни на какие мимические действия, за исключением угрожающего оскала и свирепой ухмылки, – его поза.

Арчи, представившись, протянул ему руку, как и положено вежливым мальчикам. Дежурный, конечно же, ее проигнорировал. Устав это допускал, а этот прыщ с точки зрения дежурного был не просто никто и звать никак, он по умолчанию годился только на то, чтобы клозеты драить, достаточно было посмотреть на его постное лицо и тоненькие ручки. И дежурный, рыкнув: «Следтьзэмной», – решительно зашагал к штабу. И счастье Арчи Кремера, что этот тип молчал. Потому что говорить на тот момент этот человек был способен только матами, да еще такими, от которых даже Монти Джонсон нервно заикал бы и залился стыдливым румянцем.

Впрочем, Арчи был в некотором роде подготовлен к такой встрече. Пифий Манелиа в свое время прожужжал ему уши о закрытых группах, об их ритуалах, мифологии и ксенофобии, о высокомерии к любым иноплеменникам и интеллектуальной лени – так, кажется, Пифий называл это: это когда вместо того, чтобы хотя бы немного поинтересоваться, что из себя эти иноплеменники представляют, члены закрытых групп (всяких там братств, клубов и лиг) предпочитают хвалиться друг перед другом, как они вертели всех иных на… вертеле. Да еще и виду Арчи был субтильного. По сравнению с этим ли крепышом, другими ли. Тут группа возвращалась с пробежки: очевидно, с полным боекомплектом, считай, килограммов под сорок, в боевой форме – это при местном климате и нынешней жаре. Пот с них лил ручьями, и двоих товарищи несли на носилках. При этом продолжали бежать. Там еще одна группа возвращалась с местной разновидности триатлона, очевидно: они, кажется, еще и проплыть сколько там должны были. Арчи не удержался и проверил свое предположение, просканировав их форму – светлую и летнюю, куда более щадящий вариант, чем у предыдущей группы: она действительно еще была сырой и насквозь пропитанной солью – от пота, но и от морской воды. Там какой-то инструктор орал на взвод солдат, делавший упражнения на снарядах. Арчи замедлил шаг, глядя на них, взлетавших над снарядами, думая: «Здорово!». И все они были какими-то звероподобными, что ли. Мощными, агрессивными, источавшими тестостерон в таких количествах, что Арчи чихать хотелось.

Он-то был готов к этой стажировке. Иначе его бы не выслали на эту базу к этим вот людям. Монти Джонсон не дал бы добро. Пифий вдарился бы в бесконечные рассуждения типа «возможно, да, хотя, кажется, не совсем, впрочем, почему бы нет, с другой стороны, едва ли, с третьей стороны, едва ли можно быть уверенным» и так до бесконечности. Зоннберг не рискнул бы. Но Монти решительно сказал: «Справится». Пифий подтвердил: «Справится. Может, не сразу, но справится». И Дамиан Зоннберг отправился в штаб, чтобы лично получить разрешение на стажировку Арчи на этой базе, которая, кстати – стажировка – начиналась на целых полгода раньше запланированного. В общем-то, поэтому Зоннбергу и потребовалось лично доложить. Лично, так сказать, сообщить, какой он молодец и как замечательно развивается под его руководством проект. И сам Арчи, когда сидел в вертолете, когда шел за дежурным, знал: справится. Он был знаком с требованиями, предъявляемым к служащим здесь, со всеми местными нормативами и прочей шушерой, и он это уже делал; правда, в искусственно созданных условиях, на что ему не преминул указать Пифий: мол, ты, мальчик, молодец, что не сомневаешься в своих силах, но на каждое выражение уверенности всегда найдется свое «но». Арчи вообще мог куда больше, точней, Арчи 1.01 мог куда больше. Но и Арчи сможет, дайте только срок.

Очевидно, Арчи был готов и ко многим взглядам, которые бросали в его сторону местные. И к смешкам за спиной. К тому, что у его сопровождающего на шее вздувались вены и он шумно сопел, сдерживая яростный рык, когда его окликали и спрашивали, каково ему приходится быть нянькой при таком сладком младенчике. Этот тип кипел от злости; Арчи смотрел на тех, кто отвешивал в адрес его спутника шуточки и сдержанно улыбался. Действительно замкнутая группа. Как Пифий сказал однажды:

– Должен обратить твое внимание, что девочки лет в одиннадцать очень любят создавать такие вот замкнутые группы. Называть их как-нибудь звучно. Клуб принцесс, например. Олимп. Что-нибудь такое. Присваивать себе имена. Великолепная Ева, Прекрасная Афродита, Надин-Великолепная Драконица. Что-нибудь такое. Сладенькое, превосходной степени, и чтобы много роз и бабочек, которые должны отличаться от роз и бабочек из другой замкнутой группы в их же классе. А отношения в таких группах часто бывают куда хуже, чем в тусовке красных скорпионов. Или в любой другой тусовке очень ядовитых созданий. И бывает такое, что если ты примкнешь к тусовке, то будешь непременно покусан. А если не примкнешь, то тебе может и повезти.

У девочек в одиннадцать лет были розы и бабочки в качестве статустных символов, в этой замкнутой группе – быки и сюрикены какие-нибудь. А нравы – да, нравы почти не отличались. И чем ближе к штабу, тем больше в этом убеждался Арчи.

Вслед этому хмырю-сопровождающему неслись выкрики, поначалу сдержанные; чем ближе они подходили к штабу, тем громче становились окрики. Предложения помочь нянюшке Тому, советы, где раздобыть памперсы малышу, как правильно сажать его на горшок, где нянюшка Томми может сделать укладку подешевле, чтобы его сладкий мальчик был в восторге. Нашелся один тип, который взялся предлагать себя в качестве нянюшки, мол, у него и опыта больше, и вообще он красивее, чем дохляк Томми. С этим было не поспорить: в энтузиасте воспитательного дела росту было значительно больше, чем в Томми, и в плечах он был как бы не шире. По крайней мере, шея у него явно была толще. Арчи предпочитал молчать – он совершенно не представлял, как реагировать и как себя вести. Злиться он отказывался, тем более огорчаться. На энтузиаста, которого звали Карлом, что ли – кажется, именно это имя произносил Томми, когда обещал медленно и со смаком перерезать этому мудаку все сухожилия на ногах, вскрыть живот и присыпать «Карли» кишки каким-нибудь нитритом и что-нибудь еще, пока не придумал – не получалось сердиться; Арчи, тем не менее, внимательно смотрел на него и слабо улыбался. Действительно, Драконовая Принцесса, жутко гордящаяся заколочками на волосах. У него и прическа была будь здоров, внушала подозрения о немалом времени, проводимом у парикмахера, в ванной перед зеркалом или еще где, о крупных суммах, отдаваемых на всякие гели и прочее, хотя, кажется, что можно сделать с шевелюрой, по длине соответствовавшей уставным двенадцати миллиметрам – ан нет, можно.