Две души Арчи Кремера (СИ)

========== Часть 1 ==========

Дамиан Зоннберг считался оппортунистом и, возможно, признал бы себя вслух и в присутствии не менее двух свидетелей, если бы по совершении данного действия ему были бы открыты новые возможности либо выражена благодарность в виде увесистого кошелька или иного материального, условно материального или виртуального предмета. Наедине с собой он не задумывался о своих качествах, положительных ли, отрицательных, и чувствовал он себя лучше всего в компании людей, которые точно так же отказывались морочить себе головы всякими «зачем?» да «во имя чего?». Последний вопрос, впрочем, был иногда уместен, если знать, как на него отвечать. Дамиан Зоннберг выбирал тот ответ, который подразумевал, опять же, личную субсолярную капсулу бета-класса, личный вип-отсек на Луне– 2 и еще пару ништяков в виде социальной страховки и прочей приятной фигни. Но Дамиан Зоннберг недаром славился живучестью, возможностью всплыть в любой ситуации, да еще и прибавку к годовому доходу поиметь, потому что умел делать такое лицо, глядя на которое, человек, задавший это самое злосчастное «во имя чего?», сам заводил волынку о высших целях, служении человечеству и прочей дребедени. А помимо быстроты реакции в щекотливых ситуациях, Дамиана Зоннберга все– таки характеризовали и психо– нейро– когнитивные функции: очень развитые, надо сказать, усердно тренируемые и развиваемые, постоянно совершенствуемые. Все вместе обеспечило Дамиану Зоннбергу должность технического руководителя рабочей группы ведущего научно– исследовательского института Межгалактической республики.

Чушью было это название, если честно. Ни о каком «меж-» по отношению к галактическим масштабам речи не шло, и в ближайшие пятьдесят лет скорее всего не зайдет. Обитатели Земли освоили Луну, это да, вдобавок к ней спроектировали и осуществили целых два проекта орбитальных городов, назвав их соответственно Луна-2 и Луна-3, все более усердно осваивали Марс и Венеру – в основном возводя там промышленные комплексы, и Совет наций после одного особенно удачного проекта, опять же связанного с добычей, обработкой и первичным промышленным применением редкоземельных металлов, долго праздновал успехи и допраздновался до того, что кто-то сильно ушлый из приближенных к высшим кругам предложил референдум о переименовании Федерации государств в нечто футуристичное, что бы соответствовало потенциалу и устремлениям оной федерации. Самым странным было не само предложение, в конце концов, мало ли чего предлагают слишком умные журналисты и охочие до славы общественные деятели. Самым странным было то, что референдум все-таки состоялся, более того: что это самое идиотское название «Межгалактическая республика» было принято. Генерал армии, глава Генштаба и просто душка – агедонист Эберхард Смолянин позволил себе высказаться скептически по этому поводу, а скорее по поводу всяких нейроштучек для промывки мозгов гражданского «мяса», и вся Межгалактическая республика в упоении следила, как его для начала не пускают в Генштаб, затем лишают всех званий и регалий, а затем, под шумок, еще и институтец один прикрывают, который отказался лишить Смолянина звания почетного профессора. Наука была всем в генштабе очень хорошая: уж где-где, а в Межгалактике найти человека на любой пост было очень просто. Преемник Смолянина этот урок усвоил, да. Зоннберг – тот в таких уроках не нуждался.

Вообще он был неглупым человеком, этот Дамиан Зоннберг. Умным. С нейрокоэффициентом в сто пятьдесят семь единиц и нейропотенциалом еще единиц в пятьдесят. Свое магистерское звание заработал честно. Почти честно, если быть точней. Научный руководитель был им доволен, в спальне – тоже, охотно подсказывал, что и как делать и как лучше всего писать работу, а помимо – делился сплетнями, кто из научного совета и что любит; неизвестно было, умышленно сей доктор наук позволял себе такую болтливость, под воздействием ли эндорфинов от жаркого секса или с двойным умыслом, но Дамиан был не дурак использовать полученные биты информации себе на пользу. И даже когда Дамиан Зоннберг несколько лет спустя сделал вид, что незнаком с ним, только усмехался недоверчиво, но, наверное, понимал. Ведь Дамиан Зоннберг был родом с самых низов, по статистике –не абы какой, а государственной – просто обязан был ограничиться двумя ступенями образования и вечной каторжной работой на какую-нибудь корпорацию. Ан нет. Дамиан Зоннберг выбивался в люди, почти выбился, по большому счету, и, наверное, такая целеустремленность не могла не вызывать интерес и уважение, пусть и с горьким, угнетающим, хинным привкусом.

Собственно говоря, этот самый Зоннберг занимался наукой только поначалу. И без особой натяжки можно было даже сказать, что эти занятия наукой доставляли ему удовольствие. Юноши и девы во все времена любили что-то исследовать, пробовать себя в самых разных качествах, и Дамиан Зоннберг исключением не был. Но куда большее удовлетворение приносила ему возможность распоряжаться теми, кто исследовал. Получив уже свой диплом, Дамиан Зоннберг присматривался, куда бы пристроиться, чтобы не просто над пробирками корпеть, а сидеть в кабинете размером побольше и жонглировать голографическими экранами. Но у начальства были свои родственники, знакомые, родственники знакомых и знакомые родственников, и Дамиану Зоннбергу с неприглядным фактом в биографии - «выбился из низов» - рассчитывать на теплое местечко подальше от лабораторий и поближе к административным этажам особо не получалось. Но чтобы он – да сдался? В школе смог выбить себе стипендию, в университете не гнушался расталкивать всех локтями, чтобы подобраться поближе к кормушке – ко всяким там общественным фондам, да еще и какую-никакую прибавку к своей стипендии получал. А уж во взрослой жизни и вовсе можно было позволить себе много самых разных ходов. Главное, чтобы шито-крыто было.

Мечтать о своем кабинете на высших административных этажах, свите помощников и прочее – это одно; получить это могло оказаться совсем непростым делом. У Дамиана Зоннберга была возможность выбора, как и всегда, как и у всех. Становиться одним из научных работников средней степени незаменимости, постоянно чувствовать за плечом обжигающе холодное дыхание недофинансирования, реструктуризации, сокращения и других политических штук – и самому решать, кого сокращать, что финансировать и реструктуризировать. Учитывая тот прискорбный факт, что способности Дамиана Зоннберга к науке оказывались сильно средними на фоне тех же однокурсников, добавив к этому тот редкий случай, когда Дамиан Зоннберг объективно оценивал свои возможности – а тут так и вообще честно оценил их как средние, а кабинет хотелось, карьера его была практически решена. Все бы хорошо, он, став средненьким чиновником в не очень значительном ведомстве, вроде как получил возможность карьерного роста, но: стеклянный потолок. Начальство не то чтобы верило в генетическую предопределенность личных качеств вроде ума, управленческих качеств и что там еще – опасно было провозглашать такие вещи в государстве, которое декларировало чуть ли не на законодательном уровне да по десять раз на дню свои приверженности ко всем этим идеям свободы, равенства, братства, но назначать предпочитало не кого-то подозрительного из самых низов, а людей, им подобных, из одного круга. А взобраться на еще один этаж Дамиану Зоннбергу хотелось, а по возможности на два, или даже на три. Ему мог бы здорово подсобить какой-нибудь невероятный проект, успех которого – да хрен с ним, с успехом, главное, чтобы он было мегадолгосрочным – держал бы его у кормушки долго, очень долго. Только проекты все как-то не подворачивались.

Вице-адмирал космических войск Сигфрид Ромуальдсен о тех самых мегадолгосрочных проектах не мечтал: он их создавал. Умен был, стервец, время от времени скандален, один из тех, кого называли визионером. Начальство – вворачивало это словечко в таких местах, да еще и паузу перед ним делало такую многозначительную, что только дурак не понимал: начальство терпит ублюдка Ромуальдсена только из уважения к его заслугам и не в последнюю очередь из расчета на то, что Ромуальдсен придумает еще что-то. А чем дальше вниз, тем с большим благоговением говорили о Ромуальдсене: визионер; со все большим трепетом выговаривали это слово, во все большем почтении замирали, глядя куда-то вдаль, где предположительно Ромуальдсен обдумывает новую идею, которая в очередной раз прославит космические войска.