Две души Арчи Кремера (СИ)

Утром этот чирей на заднице сидел на кровати и угрюмо о чем-то думал. Николай Канторович делал вид, что спит, слушал его мысли – раздумья – нечто невеселое, однозначно, схожее с собственным настроением, и не спешил подавать знак, что проснулся.

А Захария пытался определиться, что делать утром. Завтрак – или просто утренний кофе. Хотелось ли ему в душ – или поваляться рядом с горячим телом. Как убедить гепарда его сердца провести с Захарией еще и день.

И что делать дальше. Хотя это Захария отказывался признавать.

Признать это значило признать свою слабость. Как же, Захария Смолянин жаждал оказаться зависимым от другого человеческого существа, жаждал оплести его зависимостью от себя так, чтобы тот пикнуть не смел. Захария Смолянин хотел, до безобразия хотел услышать, что тот другой о нем думает, и ему было страшно, потому что хотелось, чтобы оценка была такой – особенной, а думалось, что она окажется другой, привычной. И ему хотелось, чтобы Николай Канторович, который делал вид, что спит, перестал делать вид, что ему почти безразличны их отношения, что это – всего лишь удобный, насыщенный секс с охочим до удовольствий человеком, а нечто иное. То иное, над которым сам же Захария и потешался сколько раз во время своей жизни на Земле. Никогда всерьез, никогда не заявляя убежденно, что это – пережитки прошлого и не для него, прогрессивного Захарии, но смеясь изобретательно и охотно. Вот и наказывает его судьба теперь, сведя с членом экипажа межпланетного крейсера, а не с каким-нибудь комендантом марсианского поселения – например, который бы постоянно маячил перед глазами, а не объявлялся на марсианской орбите раз в полгода.

В общем и целом, фиговое у него было настроение, у беспечного обычно и уверенного в том, что все будет хорошо, неугомонного и энергичного Захарии Смолянина. И времени у них было в обрез. Как уже который раз. Поэтому Захария решил, что душ можно принять и после того, как «Адмирал Коэн» возьмет курс на Землю, забрался обратно под надежную ладонь Николая Канторовича и обхватил его ногами и руками. И даже дыхание затаил от осторожной ласки: ну неужели лейтенант гепард думает, что внук космодесантника и сын космовояки поверит в способность лейтенанта спать крепко? А если думает – ну пусть его, за такие откровенные моменты, украдкой перепадающие Захарии, можно многое отдать.

Через шесть дней «Адмирал Коэн» отбыл к Земле, чтобы вернуться обратно спустя сколько там месяцев. А Максимилиан У. Кронинген готовился к перелету в Южную Америку. Его включили в следственную группу количеством в сорок шесть людей, которая должна была расследовать обстоятельства катастрофы на шахте в Бразилии. Вопрос стоял ребром: халатность или преступление? Или форс-мажор? И речь шла не только о нескольких сотнях человеческих жертв и экологическом бедствии на территории в сотни квадратных километров. Речь шла о нескольких десятках миллиардов койнов. Потому что за этой шахтой стояла очень крупная корпорация, а за этим случаем – страховая компания, границы могущества которой с трудом представляли даже ее главные акционеры. Иными словами, можно было вляпаться в колоссальные финансовые разборки, от которых содрогнутся не только две этих отрасли, но и многие другие. Максимилиан У. Кронинген был осведомлен о политической подоплеке ситуации, но держал свое мнение о корпорации и компании при себе, причем очень тщательно спрятанным – оно не должно было влиять на его работу в составе следственной группы. Вообще, он был немного удивлен, когда его выдернули из финансов и бросили в добывающую промышленность, о которой он знал чуть больше, чем о мехе мексиканских тушканов – то есть немного больше, чем ничего. Приходилось готовиться к бесконечным часам, потраченным на ознакомление с азами азов страхования и горной промышленности, или как она правильно называется. Главное, чтобы не мешали.

Его коллеги обменивались традиционными шутками о знойных красавицах и теплом море. Максимилиан У. Кронинген не принимал в этих разговорах участия. Он просто шел по аэропорту и катил за собой чемодан. Попутно прикидывал, с чего начать подготовку. В конце концов, у него отличная жизнь, удобная во всех отношениях. Хобби, ставшее работой, работа, бывшая еще и хобби. И никаких обстоятельств, мешающих им.

========== Часть 24 ==========

Если кто-то считал, что жизнь сотрудника верховной прокуратуры союза – это приключения, погони, веселье без конца и вообще события, события, события, то его, наверное, достаточно было познакомить все с тем же Максимилианом У. Кронингеном. С несколькими его коллегами. С начальством тоже. Это был замкнутый, недоверчивый и не самый приятный народ, привычный с подозрением встречать каждого нового знакомого, уверенный, что каждый человек заслуживает своего срока, просто некоторые чуть более ловки, и речь даже не в везении. Перелет в Бразилию, например, на два с половиной процента состоял из шуток о любви и сексе вообще и о бразильянках и бразильянцах в частности – страсть Эфраима Катценберга к последним, причем буйная, похотливая и кратковременная, бесконечные романчики Наталии Шариповой в разных командировках и категорическое отсутствие оных в ее личное время и два неудачных сожительства Кронингена с лицами своего пола некоторым образом обосновывала это; где-то процента четыре времени были отведены брюзжанию о погоде и сомнительной чистоте океана рядом с городом, в котором они должны были расположиться. А дальше началась работа. Переговоры стали редкими, зато рабочие форумы враз вспыхнули десятками новых сообщений. Появление стюардов и стюардесс встречалось сорока шестью парами колючих глаз, не добавляя любви экипажа к этим очень неприятным пассажирам; даже пилоты цедили что-то недружелюбное в адрес «тех», сопровождая это короткое словечко кривой ухмылкой-оскалом и осторожным кивком головы в сторону салона. А что говорить о людях менее подготовленных?

Собственно говоря, Максимилиан У. Кронинген был одним из немногих советников второго класса в коллективе, состоящем почти исключительно из перво-классников. Еще два второ-классника были тридцати трех и тридцати шести от роду и твердо намеревались сдать экзамен на первый класс годам к сорока двум. Максимилиан У. Кронинген был тридцати девяти лет от роду и уже четвертый год ловко уворачивался от настоятельного желания начальства засунуть его на этот экзамен. Не последней причиной было и опасение катастрофального увеличения административной работы, которая бы свалилась бы на его голову, стань он перво-классником. Не без основания: тот же Катценберг стал одним из самых молодых перво-классников в Верховной прокуратуре, через полгода после сдачи экзамена получил свой отдел и на третий же день завыл от количества бюрократических заморочек, которые ему пришлось освоить. Вариантом было, разумеется, удаление в профильные отделы, экспертная специализация или подкуп медкомиссии, чтобы она выдала заключение о непригодности Кронингена к постоянной административной работе, но на кой бы хрен так унижаться. Поэтому он готовился потянуть еще пару месяцев, а потом да, придется и ему сдаваться в угоду начальству на милость экзаменатров.

И по большому счету прокуроры были народом, как бы это сказать, невыносимым в личной жизни. Очень тяжелым. Не только в силу своего характера, но и обстоятельств этой работы. Рабочая неделя могла за здорово живешь равняться ста шестидесяти восьми часам, и не одна кряду. Работа приходила домой вместе с сотрудником прокуратуры и не всегда уходила вместе с ним. Так что жить с ними было нелегко. С другой стороны – престижно. С третьей – материально они могли позволить себе очень многое, и соцстраховка была у них ого-го какая и распространялась на семью тоже. Так что заиметь прокурора в личных обожателях было тем еще ништяком и тем еще геморроем. Что испытали на личной шкуре и два прекрасных вьюноша, решивших с интервалом в восемь лет поживиться за счет сухаря Кронингена. Он был не против, даже готов слегка поступиться привычным укладом. В конце концов, у него в квартире заводилось что-то вроде семейного уюта и регулярного секса, ради этого можно было слегка потерпеть скандалы и истерики и даже приучить себя к совместным завтракам и посещениям разных увеселительных заведений. Но, как выяснялось, игра не стоила свеч, прекрасные вьюноши вылетали с треском из квартиры Кронингена – сначала рядового сотрудника прокуратуры, затем третье-классника, а потом он и сам убедил себя, что одиночество – это очень даже неплохо. И ЗППП нет риска подхватить.