Солнце жизни (СИ)

Самое страшное было в том, что никто и не замечал. Даже Карли, обыкновенно чуткая к его порывам души. Хотя Уитвики в этом деле постарался и нашёл способ, как усыпить бдительность девушки. Он умело создал иллюзию любви, даже больше похожую на настоящую любовь, чем-то, что было между ними до признания Ленноксу. О да, теперь его жизнь глупо делилась на до и после; а уж тот ужасный день парень считал пиком своей бессмысленной жизни. Уитвики хотел и даже мог побороть в себе эту ностальгию, справиться с той потерей во всё лучшее и вновь поверить, что его жизнь никакое не солнце, а быстротечная река; закончиться она только тогда, когда обмелеет. А этот процесс, как известно, не такой быстрый, как закат… Да, хотел и мог; но не решался. Совершенно не было желания забывать те яркие минуты, врать себе самому о дальнейшем, кем-то обещанном счастье и наконец считать эту склизкую скукотень настоящей, полной впечатлений жизнью. Сэм понял, что не будет себя обманывать; уже и так на долгие годы обманулся, связавшись с Карли и пообещав ей кучу всего в самом начале. Нет-нет, это он выполнил; только ожидаемого удовлетворения не было — всё социальная зависимость от общественного мнения. Но с этой задачей он уже справился. «Молодец», — саркастически думал парень, иногда печально улыбаясь и добавляя в конце «идиот».

Увы, стали счастливы все. Все, кроме него. Но жаловаться в его случае… как-то по-детски и не аристократично для теперешнего статуса.

Нужно и дальше продолжать обманывать себя. К тому же, не сказать, чтобы Уитвики был несчастлив: о такой жизни прошлый он мог лишь только мечтать; правда, душа порешила за него всё. Порешила, убито взвыла и заставила распрощаться с какой-то ординарной, даже до одури простой человеческой прихотью. Всё. Поздно. Его прокуренный вагончик, заунывно свистнув на прощание, давно ушёл.

В этом маскараде лжи и собственного заточения он отыскал Уильяма — вот кто во многом решил за него чуть больше, чем всё. За это время, протёкшее с ужасной скоростью, парень ни разу не испытал чего-либо отрицательного по отношению к Ленноксу, только какое-то тепло, уже притухшее, сквозило в его глазах, когда он думал о нём. Любовь, увы, не прошла; и уже навряд ли пройдёт — решил Сэм. Здесь майор и вправду глубоко ошибся…

Слишком задумавшись, Уитвики не заметил, как мужчина развернулся; их взгляды цепко встретились. Жених не растерялся и, кивнув, улыбнулся ему как старому доброму знакомому; на секунду закравшееся сомнение вмиг растаяло, и Уильям, ответив таким же кивком, добродушно улыбнулся своей приятной улыбкой и поднял бокал вверх. Потом выпросил своего слова и произнёс пожелание новобрачным; Сэм мало что понял из его речи, но учтиво поблагодарил, во всеуслышание — за слова, про себя — за приятный, чуть хриплый голос, который в последнее время он слышал всё реже и реже. Кроме каких-нибудь дней рождений и подобных событий, они и не встречались, а если и получалось без повода, то редко и случайно. Парень без разъяснений знал причину такого охлаждения к нему; это тоже потихоньку разъедало его душу. Но ко всему человек привыкает — и Уитвики тоже привык.

Сэм не помнил, когда это случилось, но, вероятно, уже под конец торжества: пиршество переместилось на свежий воздух, в парк. Они с Карли и ещё с несколькими её друзьями ушли гулять по аллее; остальные гости разбрелись кто куда — на озеро, к танцплощадке или же остались за столом. Уитвики, увлёкшись беседой, не сразу заметил, что им навстречу шло семейство Леннокса, даже маленькая дочка была с ними — ей уже исполнялось четыре года. Только в тот момент парень осознал, как же давно это было: и первая встреча, и последняя… Да, именно последняя — более они не встречались, как старые знакомые. Да после таких признаний уже навряд ли остаются знакомыми! Сэм усмехнулся своим мыслям и беспардонно спросил на правах хозяина этой вечеринки, почему гости оторвались от компании. Сара виновато заулыбалась, а потом решила, что действительно им незачем ходить одним — вместе будет интересней! Уильям согласился, и они такой большой компанией продолжили прогулку; говорили много, весело, живо и обо всём. Уитвики можно было вполне признать за заводилу — подавал новые темы для обсуждения почти всегда он. Через некоторое время многие подустали и разбились по своим группкам; Сэм уж давно молчал, в полной тишине идя под руку с Карли и изредка отвечая на чьи-то вопросы. Когда к нему совсем неожиданно подошёл Леннокс, Уитвики заметно напрягся, но постарался улыбнуться как обычно. Как всем, кто подходил к нему до; но как всем не получилось. Мужчина заговорил о чём-то, Сара иногда поддерживала его, даже Сэм что-то отвечал, но не помнил ни единого слова из своей и их речи. Под конец, когда Карли вдруг увела Сару в сторонку посовещаться о чём-то, мужчины остались вдвоём. Стало жутко неудобно, без помощи посторонних воспоминания свежели с каждой минутой, и это они ясно читали в глазах друг друга; Уитвики казалось, что в тех карих он видел только отвращение.

Наконец первым заговорил Леннокс, заговорил о чём-то пространном; парень его поддержал, хотя разговор не клеился никак. Вдруг серьёзно на него глянув, Уильям спросил:

— Ты же счастлив, Сэм?

— Конечно счастлив! — на глухом автомате, с заученной интонацией и отбрасывающей всякие сомнения улыбкой ответил он, повернув к собеседнику голову и будто бы беспечно кивая. Майор сию секунду будто получил все ответы на волновавшие его вопросы и одарил того облегчённой улыбкой; Уитвики также усмехнулся и после того разговор полился сам собой. Но парень почувствовал себя ещё отвратительнее: ложь скопилась тошнотворным комом в его горле и не давала спокойно дышать. Ему, правда, надоело врать, но приходилось. Ему, правда, надоело так жить, но приходилось. Ему, правда, сейчас захотелось сказать Ленноксу истину, но пришлось выговорить стеклянную ложь. Но он свыкся, свыкся врать даже тому, кого любил; за правду его нынче по головке не погладят.

Однако в том вопросе Сэму показалось что-то странным: то ли напыщенная серьёзность, с которой Уильям его задал, то ли приумноженная банальность слов, в нём состоящих. Короче, он решил, что это больно странно, хотя предпосылок к таким мыслям не было. Лишь в конце торжества, перед уходом, Леннокс, когда они распрощались, быстро обернулся на него и как-то мельком посмотрел, в следующую же секунду уже беззаботно отвечая что-то жене. Сам Уитвики слабо понял, что было в том взгляде: какая-то мутная смесь чего-то горького, то ли позднего сожаления, то ли беспричинной печали. А может, традиционное «показалось». После долгих обдумываний Сэм был склонен ко второму варианту. Хотя пусть и не вскоре, но понял, что больно ошибся. Ошибся практически так же, как и Леннокс в своих выводах в тот день.

Случилось то ужасное понимание где-то через год и уже после рождения ребёнка в семье Уитвики — маленького Эмиля. В доме после его появления забурлила суетная жизнь — та жизнь, от хлопот которой испытываешь только счастье. Но Сэм как-то опять выпадал из общих правил — всё случилось точь-в-точь как и со свадьбой. Внешне никто не мог даже усомниться в его статусе хорошего отца, но вот внутренне… наверное, по-настоящему из него был просто отвратный отец. Никакого удовольствия совместная семейная жизнь отнюдь не приносила; Уитвики с завистью и непониманием наблюдал, как Леннокс воспитывал уже второго своего ребёнка. Ему хоть бы сотую долю того одухотворения!.. Впрочем, как и всегда, парень и сейчас не чувствовал себя уж таким несчастным; глухое неудовлетворение оставалось в груди, но не больше. Лишь сны порой напоминали о том, что жизнь скоро вообще перестанет приносить удовольствие — только какое-то стеклянное тепло; краски её неумолимо потухали. И до заката оставались считанные дни… Сэм чувствовал себя изнурённо внутри, хотя и был готов к этому ещё давно. Ему не без холодной усмешки казалось, что ночь должна была наступить немногим раньше, но, вероятно, жизнь подготовляла ему какой-то удар напоследок — чтобы он конкретно прочувствовал своё безвыходное положение. Уитвики был готов ко всему, его уже ничто не страшило.