Солнце жизни (СИ)

А со стороны и не скажешь, что у вечно улыбчивого и приветливого отца молодого семейства такие мысли в голове… Всем казалось, что он в меру беспечен и также в меру серьёзен.

Сэм покачал головой и отбросил эти ужасные мысли, решив хоть этим прохладным осенним вечером не поддаваться депрессии. Он гулял в ближайшем парке с маленьким Эмилем: тот мило улыбался и часто тянул к нему свои пухленькие ручки из коляски, но Уитвики не обращал внимания, бессмысленно глядя вперёд и даже не замечая ребёнка. Он решил, что сегодня, в эти полчаса он позволит себе сбросить маску и остаться холодным; к тому же, Эмиль пока ничего не понимал — можно и расслабиться. А то надоедает вечная роль хорошего отца; парень поправил одеялко на сыне и покатил коляску дальше, по залитой оранжевым светом дорожке, иногда расчерченной тенью тонких деревьев. Этот вечер был необыкновенно приятным, тихим и безветренным; обычно осенью бушевали ураганы и лили бесконечные дожди. А эта — просто какое-то исключение. Сэм, не имея больше причин для отдалённого призрака настоящего счастья, наслаждался этим. Впрочем, природа всегда действовала успокаивающе, особенно когда душу разрывали на клочья тысячи сомнений.

Молодой отец присел на ближайшую скамейку и стал убаюкивать ребёнка, двигая коляской равномерно вперёд и назад; их удлинённые тени как-то смешно двигались в такт движениям. Уитвики вновь обернулся назад, на закат солнца и долго, пристально на него смотрел, сощурившись и не обращая внимания на резь в глазах. Светило уже ушло за горизонт практически наполовину, но тепла было столько, сколько бывало и при его положении в полдень; Сэм ощущал в душе что-то подобное: будто его жизнь сейчас ещё полыхала яркими красками, какими-то остатками, воспоминаниями, но уже была наполовину в той будущей безрадостной, тёмной перспективе. Она одаривала его последним теплом, но вскоре должна была жёстко погаснуть; а Уитвики попросту устал. Ему надоело ждать чего-то неопределённого, неподвластному ему самому; просто хотелось, чтоб эта штука — полное разочарование — настигло его резко и лишило всего разом, всех удовольствий и всякого счастья. А не так — медленно и невыносимо.

Усмехнулся и вновь развернулся к ребёнку — как бы ни хотел не думать об этой теме, постоянно возвращался к ней. Рядом кто-то прокашлялся; кашель этот долетел до паренька будто сквозь какую плёнку, туго обтянутую вокруг него. Сэм не обращал внимания ровно до того момента, как раздался голос.

— Сэм, ты ли это? Не узнал… — Сейчас должна прозвучать фраза о том, что Уитвики не спутал бы этот голос ни с каким другим. Но такого не будет, ибо парень его не узнал и, только взглянув на говорящего, смог понять, кто это. Но, конечно, непроизвольно вздрогнул он сам и его душа; прискорбно заныла где-то под сердцем флейта его отчаяния и колких воспоминаний. Проще говоря, Леннокса молодой отец видеть сейчас явно не хотел. Точнее, и хотел, но в какой-нибудь другой призме реальности; в параллельной вселенной он точно был бы счастлив. Но только не здесь и не сейчас.

— О, Уильям! — слабо улыбнувшись, проговорил в ответ парень, силясь вновь прийти в форму. — Не ожидал тебя здесь увидеть. А что, я совсем изменился?

— Похудел и побледнел. По себе знаю, выматывает, — понимающе добавил майор, кивнув в сторону коляски. — Но это только на первое время. Лично со вторым уже не так. — Оба натянуто улыбнулись; а почему натянуто и с чего это он вдруг так решил, Сэм и не понял.

— Как ты поживаешь? Как дочери? — решил поддержать разговор Уитвики, стараясь на собеседника не смотреть. Он вообще боялся теперь заглядывать ему в глаза: воспоминания о том, какой там был холод и как он грубо рубанул по нему, были ещё свежи. Леннокс отчего-то усмехнулся, повертел в руках банку колы и ответил:

— Нормально. Правда, старшая чуть приболела… но, впрочем, это не так страшно. — Сэм полуобернулся к нему и, также не смотря, улыбнулся, словно заверив, что всё обойдётся. — Ты сам как? Сегодня гуляешь без Карли?

— Да, без неё… дела, — коротко ответил парень и покачал головой, при этом часто катая коляску туда-сюда мелкими движениями, силясь хоть чем-то занять свои дрожащие руки. Они замолчали; в принципе, тем для разговоров больше не было — прав был майор, говоря, что они лишь знакомые. Хотя, кажется, и до них далеко… Выдохи и вдохи оказывались какими-то слишком приторно одновременными и тяжкими; Сэм пересилил себя и мельком глянул на того, кого любил, в те глаза, которые когда-то светились бесконечным холодом… Как ни странно, в лице не было того дикого, неестественного равнодушия — только какая-то жуткая неуверенность и потерянность; в глазах — что-то во сто крат более горькое того, что было на свадьбе. Уитвики запомнил те глаза, они не выходили у него из памяти всё это время. Даже, помнится, он первое время думал, что есть какая-то надежда и Уильям одумался, но прошёл год, и всё осталось как прежде. Тогда что-то можно было изменить, считал парень, теперь — уже поздно. «Боже, о чём я думаю? Какое поздно? Такого в принципе быть не может! Никогда! Леннокс не одумался за все эти годы и не одумается и к сегодняшнему дню». Между тем молчание становилось неприличным даже для едва знакомых друг с другом людей; Сэм глянул на часы и спохватился: обещал прийти к полдевятому, а уже шёл десятый час. Майор заметил его движение и опередил:

— Спешишь?

— Да, ребёнку, сам знаешь, нужен режим… — негромко отвечал парень, ещё не вставая, но уже делая порывы. — Ну, пошёл я. До встречи, Уильям. Удачи. Передавай всем своим привет…

— Сэм!.. — то ли позвал, то ли просто воскликнул мужчина — Уитвики так и не понял, но как встал, так и застыл на месте. — Сэм… — добавил тихо, почти шёпотом, — правда думаешь, что на этом разговор оборвётся? Нет, Сэм, сегодня я… — запнулся, но своего полностью подавленного взгляда не отвёл и своей полностью уничтоженной морально души не скрыл — настоящий мужчина! А Уитвики смотрел на него и не верил. Неожиданно заплакал Эмиль.

— О, только не делай глупости, Уильям, прошу тебя… — сдавленно шептал парень, мотая головой из стороны в сторону. Ему не нужны были дальнейшие слова, какие-то объяснения — он видел всё по глазам. О, если бы там был холод!.. Жить бы стало намного проще… Всё! Теперь Сэм хотел вернуть прежнее житьё-бытьё в догадках. Нынешнее же — всё сплошь туман да муть.

— Сделаю, Сэм, сделаю глупость… как и ты когда-то сделал глупость, сказав мне о том, что…

— Замолчи, Уилл!.. — прошипел парень, бледнея, до боли в костяшках сжимая ручку коляски и чувствуя нарастающую злость, подстрекаемую глухим, надрывным плачем ребёнка. Сэм ощущал, как его душа, и так разграбленная и растормошенная, теперь ещё и переворачивается вверх дном — в довершение всего, как говорится. От происходящего подкашивались ноги даже хуже, чем во время самого его первого признания, когда он был ещё мальчишкой; про себя Уитвики молитвой проговаривал только два слова «Не говори, не говори, только не говори!» Но, наверное, слова теперь уже ничего не значили — всё, что нужно, Уитвики видел в его глазах. Видел и горько усмехался, называя их обоих несусветными дураками. А ещё он изумлялся, как это нужно было собой владеть, чтобы так лихо спрятать все чувства хотя бы на минуту; или он сам оказался таким прямолинейным идиотом, что ничего не понял. Парень шлёпнул по своему лбу и нервически ухмыльнулся, но улыбка эта была вся сплошь соткана из глубокого отчаяния: страшная улыбка, в самом деле. Леннокс неспешно встал со скамьи и, вздохнув, одарил его тяжёлым, многозначительным взглядом. Серьёзным взглядом, сказавшим Сэму исключительно всё. Парень мотал головой, старался на него не смотреть и кусал губы; наконец, после минутного молчания Уильям выдал:

— Вот так вот, Сэм… нет, всё же я сделаю, что планировал. Потому что терять уже нечего… как тебе, так и мне. — Смотрел серьёзно, задумчиво; Уитвики мелко подрагивал и старался скрыть свою дрожь за какими-нибудь незначительными действиями — коляска в его руках, например, уже не останавливалась. — Если мы с тобой и полные дебилы, то я всегда буду во много раз дебильнее тебя. Понимаешь? — усмехнулся, засунул руки в карманы. — Тебе уже всё равно, Сэм, я знаю. Но вместе с тем вижу, что ты меня прекрасно понимаешь, а также уже наперёд угадываешь, что я хочу сказать. Верно?