Солнце жизни (СИ)

Сэм порешил, что уже нечего терять. «Да», — твёрдо ответил он, и Би, поняв всё без объяснений, разогнался ещё быстрее. Уитвики осознал, что, скрыв свои частью глупые и ординарные слова, он сделает свою жизнь только хуже; уж пусть Леннокс уничтожит его прямо там, на месте — словами или действиями, неважно, — но тогда парень почувствует, что прожил не зря, что вот она — его реальная жизнь, наполненная чем-то весьма грустным и безрадостным, зато таким ярким! К тому же, тот малый процент, что Уильям ответит согласием, ещё теплился в его душе; все мы люди и все мы надеемся на лучшее. Всегда думаем, что мы — исключение. Ну, уж пускай будет так, чем иначе — изредка самообман нужен.

Уитвики не обращал внимания, куда выруливал Бамблби, хотя ему казалось, что сегодня день не мог закончиться без Леннокса; пускай Би отчаянно молчал, но парень-то чувствовал, что автобот отъезжал от дома всё дальше и дальше. Усмехнувшись, Сэм спросил:

— Мы к Уильяму? — «Да, едем. Я знаю его адрес; судя по моим расчётам, до дома он ещё навряд ли успел дойти. У тебя есть все шансы закончить этот день весело.»

— Ага, куда уж веселее! — пробурчал парень, вздыхая. На смену волнению пришёл глубокий пофигизм; Уитвики даже не думал, что скажет мужчине, что сделает и как посмотрит — всё произойдёт, как обычно, стихийно. Он снова решил импровизировать, потому что не любил чётко выверенных фраз и планов.

«Через пять минут будем на месте. Надеюсь, ты не такой зануда, чтобы прокручивать в голове всё, что скажешь ему.» Сэм улыбнулся и кивнул.

— Уитвики, ты сам знаешь, неисправим: порассуждать любит, а вот когда дело касается решительных действий… никаких планов, что ты! Как пойдёт, — Би в ответ глухо зарычал, как бы выражая этим смех — парень научился распознавать такие мелкие детали. В последующие минут пять автобот ничего не писал — видимо, решил оставить парнишку наедине со своими мыслями. Их всё-таки стоило собрать в какую-никакую кучку — совсем уж бредить Сэм не хотел, и так в последние четыре дня наговорил невесть чего!

Как это и бывает, пять минут пролетели быстро; за окном далеко впереди уже виднелась знакомая джинсовая куртка. Уитвики судорожно выдохнул и провёл рукой по лбу — горячий. Он уж мало чего понимал сегодня, поэтому не знал точно, какую галиматью выскажет Ленноксу, но раз день начался сумасбродством, значит, к вечеру его нужно закончить и тем самым закрыть своё дело. Он чувствовал, что вот прямо сейчас, сидя в машине и на максимальных скоростях приближаясь к объекту своей неожиданной любви, он по-настоящему жив. Солнце его жизни уже без пяти минут было в зените; и только Уильяму решать, остановить ли этот момент или оставить всё как есть, дав солнцу продолжить свой путь к закату. К закату и бесконечной ночи.

Машина бесшумно затормозила в метрах двадцати от Леннокса; на панели ярким загорелись слова «Вперёд! Удачи.» Сэм, вздохнув и мысленно поблагодарив Би за все его сегодняшние заботы и помощь, выскочил на свежий воздух; майор быстрым шагом становился всё дальше и дальше от него. Вот теперь, когда до важного решения его жизни оставалось всего каких-нибудь пару минут и пятьдесят шагов, стало труднее дышать, и вполне естественное чувство страха развилось до небывалых высот. Но парень отмахнулся от всего этого: уже поздно что-либо решать. Всё уже давно решено. Он побежал, стараясь не смотреть на приближающегося Уильяма; под ногами сверкал серовато-светлый асфальт, вокруг, будто в каком отдалении, бибикали машины, говорили люди, звонили телефоны; стало уж совсем темно, и фонари зажигались постепенно всюду. Уитвики заметил номер ближайшего дома, чтобы потом когда-нибудь вспоминать то место, в котором он признался в своей, кажется, далеко не первой, но очень странной любви. Странной и необычной настолько, что аж захватывало дыхание! Леннокс в пяти шагах; Сэм остановился и не смел приближаться к нему дальше. Набрав побольше воздуха в лёгкие, он позвал:

— Уильям, постой… те, — парень уже сконфузился, совсем растерявшись, как нужно обращаться к майору. Леннокс прошёл пару шагов и только тогда остановился, потом резко развернулся и вопросительно глянул; резкость и чёткость в его движениях была какой-то чисто военной. Так же, как и прямолинейность. Мужчина хоть и был удивлён, но стало ясно, что ненамного: лишь чуть-чуть нахмурился и окинул его тяжким взглядом. Уитвики сразу понял, что видеть его не рады; может, майор чувствовал, что продолжение сей истории быть счастливым явно не может — он знал, когда нужно прощаться, и попрощался вовремя. А это в его планы не должно было входить.

— Сэм, как ты тут?.. Впрочем, неважно, говори, что хотел… — мужчина развернулся к нему полностью и серьёзно глянул. Парень остановился ровно в двух шагах и только сейчас осознал, что, возможно, Леннокс-то и знает наперёд все его будущие слова… знает, но молчит намеренно, дабы не дать лишнего повода. Но, увы, Уильям его уже давно дал.

— Ты разве не удивлён? — ещё тяжко дыша после быстрого бега, беззаботно спросил Сэм и постарался улыбнуться; вышло плохо, а майор лишь неопределённо хмыкнул, становясь с каждой минутой всё угрюмее.

— Нет, — короткое, ёмкое, заставившее Уитвики неприятно вздрогнуть. Не столько от смысла, сколько от интонации. Парень почесал затылок, по-дурацки усмехнулся и неловко пожал плечами.

— Вот как… послушай, Уильям! — добавил неожиданно, громко; не хотел смотреть на Леннокса, но всё-таки глаза поднял, хотя, признаться, было довольно тяжело смотреть в практически равнодушные и никак не откликающиеся каким-нибудь чувством карие глаза. Впервые этот, казалось бы, тёплый оттенок отдавал ледяным. Но Сэм понял, что поворачивать назад поздно; этот день нужно закончить безумно. А после либо прекратить безумие, либо продолжить его, только уже в небольшой степени.

— Послушай, да… знаешь, я предполагаю, что после моего вопроса ты можешь меня убить, но всё-таки спрошу. Я уже ничего не боюсь, — горько усмехнулся. — Потому что в моём случае нет того, что можно назвать хорошим или плохим; я и так уже в полной жопе. Но, Уильям, а что… а что, если те мои слова были правдой? Если бы и правда… — голос дрогнул, дальнейшее произнёс шёпотом, к тому же рядом проехала гулко дребезжащая машина, заглушившая, кажется, всё что только возможно, — если бы и правда я тебя любил? Точнее, люблю, ну, или как там… короче, надеюсь, ты понял, — Уитвики не заметил, как нервно стал дёргать край кофты; речь под конец стала непонятной и торопливой, взгляд упал с Леннокса на асфальт; не хотелось смотреть на него, раньше времени наблюдать реакцию и считывать ответ. Пускай на одну секунду, но парень почувствует в себе то сладкое ожидание, приправленное вечной верой в лучшее. Вывел его из транса тяжкий вздох, но даже тогда Сэм не взглянул на майора.

— Послушай, Сэм… — прокашлявшись, начал мужчина, скрестив руки на груди и изредка покачивая головой, — я все эти годы знал тебя как хорошего разумного парня. Поверь, тебе этот бред не мог прийти в голову; ты просто о нём слишком задумался и, в силу своего юного возраста, развил в себе такую странную мысль. Но я тебе говорю, что это не правда, — сказал чётко, уверенно, голосом, не требующих возражений. — Пьяными мы не только в любви своему полу признаёмся, а ещё и целоваться полезть можем — увы, у каждого человека своя реакция на алкоголь. И ведь ничего, никто об этом после не задумывается… Так что и ты перестань говорить глупости, Сэм. У тебя есть любимая девушка. Вы, кажется, счастливы как никто другой. А у меня есть горячо мной обожаемая семья. Сэм, у нас нет никаких пересечений. К тому же, я не из таких… — добавил в конце, будто вспомнив. Уитвики проглатывал каждое слово; нет, он не был удивлён, но самолюбие явно пострадало. Ведь хотелось, как и всегда, взаимности, нежности, рассыпания в признаниях; хотя, конечно, такой итог был ожидаем. Парень медленно приподнял голову и посмотрел на Леннокса: взгляд, кажется, чего-то побаивающийся, но всё же в остальном очень холодный пронизывал его насквозь.

— То есть ты считаешь это бредом? — отчаяние всегда имеет дерзкий, почти вызывающий характер. Особенно отчаяние уязвлённого человека…