Солнце жизни (СИ)

И, вроде бы, он уже не мальчишка, чтобы с вожделением вспоминать о себе и об избраннике в тот момент и томно вздыхать, но всё-таки воспоминания не отпускали его, оставшись ядовитым пятном в душе. Сэм решил, что будет видеться с Ленноксом как можно реже. Так будет лучше — вот так говорят в подобных ситуациях, верно? Парень выбрал традиционный, даже в чём-то банальный путь, лишь бы больше не вскрывать слишком болезненную рану на сердце. «Боже, даже здесь я эгоист!..» — усмехнувшись, заметил он, кивая головой и рассматривая расплывающиеся в его голове и никак не сосредоточивающиеся в одну форму разноцветные предметы за окном. Аптека, название улицы, парк, куча пешеходов, мигание светофора, собака, светодиодные табло, огромные торговые центры, мосты, закаты, высотные дома, клочок неба, вновь река, ухоженная полянка; поворот на узкую улицу, знакомые очертания шикарного, но никому ненужного здания, светлые занавески, припаркованная машина дорогой марки, так и не выученной Уитвики, девушка рядом со входом — стройная, красивая, должна быть любимой, но…

У Сэма всё смешалось в голове, пока они подъезжали к дому. Би зачем-то замедлился и, кажется, не только оттого, что максимальная скорость здесь была сорок; он, видимо, всё понял без слов. Хотя, конечно, может, в его искре людские отношения и их треволнения могут не укладываться, но какое-то понимание он об этом явно имел. И даже автобот в те минуты понял, что солнце жизни Сэма теперь двигалось к закату; к какому-то слишком глупому и банальному названию — к названию «моральная смерть». Но нет: так слишком пафосно и исключительно бессмысленно! Всё-таки куда лучше закат… Но, ощущая, что автомобиль потихоньку останавливается около дома, у парня перед выходом всё же пронеслось в голове: «Я точно умираю. Уже безвозвратно».

Уитвики не помнил, что было дальше: ссоры, разборки, перемывание косточек. Но всё-таки он, видимо, это как-то устроил; по крайней мере, Сэм судил об этом по тому, что сейчас Карли, прижавшись к нему, мирно и тихо посапывала на его плече. Значит, помирились. Только вот Уитвики было впервые всё равно. Лежа рядом со своей любимой девушкой, он неотступно думал об Уильяме. Думал о нём, вспоминал свои дурацкие слова, вспоминал ту ситуацию, теперь казавшуюся ему до тошноты банальной, надуманной, спесивой, ужасной, предсказуемой и вообще какой-то слишком сухой, бесчувственной, особенно в словах и выражениях! Ему казалось, что он не и сказал и десяти процентов того, что хотел; а что сказал — так сделал это неумело. Вообще это всё было настолько нелепо, дико и пусто, что Уитвики теперь понимал причину, по которой Леннокс мог ему отказать, даже что-то испытывая. Хотя одно в сегодняшнем его позоре было точно правильным, искренним и как никогда сильным — его любовь. Но кому теперь это нужно? Верно, что никому.

Сэм приобнял Карли и вздохнул; на минуту он постарался последовать совету Уильяму, но тут же бросил эту затею — его блевать тянуло от представления того, что он опять как ни в чём ни бывало полюбит лежащую рядом девушку. «Вот здесь, майор Леннокс, вы оказались неправы…» Да, здесь он глубоко ошибся, приняв неожиданно брошенные слова за сильное заблуждение.

В эту ночь Уитвики спал неспокойно. Как и в последующие (подставить нужную цифру) сот ночей; и снился ему всегда один и тот же, продолжающийся из сна в сон кадр: солнце постепенно клонится к закату. Не было видно порой, изменилось ли что-то с предыдущего сна, но, чувствовал Сэм, солнце всё-таки каждый раз, на какую-то долю миллиметра, но сдвигалось. Медленно, но верно жизнь шла к закату; краски её пока ещё не начали темнеть, но обязательно начнут, как только до горизонта останется пару сантиметров — тогда только успевай сличать, что обесцветилось, а что ещё можно прихоронить как напоминание о той яркой безбашенной жизни. Жизни в одно мгновение.

========== 2. new day come… ==========

С того довольно памятного для Сэма (может, и для Бамблби) дня прошло уж чёрт знает сколько. Уитвики порешил не считать более дней, недель, лет, полностью отдавшись на волю судьбы и случая; жизнь текла в каком-то своём, прежнем, но довольно бессмысленном ритме. И парень нельзя сказать, чтобы отстранился от всего происходящего: он занимался активной деятельностью, перешёл на новое, более престижное место работы, стал получать больше, родители более не приставали к нему с извечным вопросом, капитал всё рос, опыт со временем приходил; короче, не жизнь — сказка для прошлого Сэма, не знающего, куда приткнуть свой зад. Но только не для настоящего; кажется, мы никогда не будем довольны жизнью — это Уитвики понял теперь остро и как никто другой. Но и не мог противостоять этому правилу, хотя и осознал его — не было никакого желания. Это всё со стороны шло так резво, быстро, продуктивно; в душе парень понимал, что не жил, а лишь глупо существовал — не было того сладкого удовлетворения от жизни, чего бы он ни делал и чем бы ни разбавлял её. Он мог быть для других примером и образцом, мог считаться вполне преуспевающим человеком, но не мог наслаждаться этим — потому что внутри не было ничего, напоминающего гордость за самого себя. Когда-то самовлюбленность в нём была хорошо уничтожена; теперь Сэм старался заботиться о других, но это ему счастья не приносило также — вектор своей заботы он хотел приложить к совсем другому человеку. Но, увы, это оказалось не в его власти.

Семейные дела тоже пошли в гору (для кого-то): через пару месяцев Уитвики сделал Карли предложение, и они поженились, чуть позже стало известно, что молодая пара ждёт ребёнка. Сэм вынес и свадьбу, и поздравления с прибавлением как-то отстранёно, будто смотрел кино о том самом другом пареньке, за жизнь которого явно не волновался и не сопереживал ему в его душевных страданиях. Он отвечал всегда и всем одинаковой улыбкой, говорил похожие друг на друга благодарности за поздравления и пожелания, вёл себя не вызывающе, но достойно — могло показаться, что он сильно повзрослел; впрочем, это шло ему в пользу. Все наперебой говорили, что он посерьезнел, помудрел, короче, прогнозировали, что отец семейства он будет достойный. Карли также всячески восхваляли; девушка была как всегда мила со всеми и необыкновенно разговорчива. А Уитвики (это было на свадьбе), на миг отстранившись от всей этой шумихи и суеты, вдруг, всего лишь на секунду, захотел взвыть; ничто уже не радовало глаз, на самом деле. Он едва остановил себя от приступа паники; только тогда он отчётливо понял, что ускорял падение солнца за горизонт и своей помолвкой, и скорым рождением ребёнка. Но Сэм, вдруг неожиданно очнувшийся от своей апатии, заставил себя более не вспоминать об этом: сам ведь всё прекрасно знал. Знал это всё и последствия, когда решил остаться с Карли, когда сделал ей предложение и когда решительно повёл её в спальню; знал, что нужно выглядеть успешным человеком в глазах друзей, других, знакомых, стать примерным сыном для родителей; знал эту всю гадость и осознанно на неё шёл. Потому что идти-то было некуда. В любом случае — пропасть несчастья. А в повседневных, принижающих душу делах можно и забыться…

«Кажется, сегодня я здесь один такой по-настоящему не радующийся жизни…» — с горькой усмешкой думал тогда Уитвики, оглядывая весёлые лица, текущие рекой шутки, нескончаемый смех, блистательные улыбки, зардевшиеся от вина щёки и порой восхищённые взгляды, направленные то на него, то на невесту. Впрочем, последняя сегодня была явно хороша… Но Сэм даже и не особенно помнил, в чём выходила замуж Карли; ничто не запоминалось ни сегодня, не из всей протёкшей за последние года два (или сколько?) жизни. Даже свадьбу не вспомнит завтра — для него это просто ещё один обычный день, ничем не примечательный. Ну, только потраченными деньгами, может, и примечательный, но ничем остальным точно. Сэм со скучающим видом оглядывал помещение, роскошно убранное цветами, красивыми пожеланиями, какими-то статуями и чудесными картинами, и иногда с деланной активностью отвечал или вступал в разговор, приторно улыбаясь и воссоздавая в людях собственный образ счастливейшего человека на свете.