Если вызов брошен (СИ)

— Не беспокойтесь, герцог.

========== Глава 3 ==========

В кабинете, выполненном в синих и черных тонах, оказалось неожиданно уютно. Некоторое время Дик рассматривал головы вепрей на стене, но не нашел в их наличии никакого оскорбления, скорее наоборот. Алва не лукавил, говоря о том, что смеяться над Окделлами способны лишь идиоты, никогда не встречавшиеся лицом к лицу с их разъяренными гербовыми животными.

Камин дышал пламенем, несмотря на весну, окончательно вступившую в свои права. В распахнутое настежь окно временами врывался ветер, он разгонял духоту, но никак не жар, сравнимый с тем, что случается в летний полдень. И Дик, и сам Алва давно избавились от камзолов и сидели на полу на шкуре самого настоящего черного льва. Кэналлиец говорил, будто зверя убил еще его дед — Алонсо Алва, но шкура сохранилась в столь хорошем состоянии, что, скорее всего, он попросту скромничал, и добытый хищник являлся его трофеем.

Об этом Дик сказал прямо после первого же бокала крепкого южного вина, а Алва рассмеялся так, что упал на спину.

— Я обделен таким вопиющим недостатком, как скромность. Неужели вы все еще не поняли этого? — спросил он, лукаво блестя глазами.

— Вряд ли, — ответил Дик, сам не зная, что же именно имел в виду.

Алва сел, обняв колени, и покосился на ополовиненную бутылку. Дик разлил ароматное вино по бокалам. Он был младше и не видел в этом ничего зазорного. Гораздо хуже, если бы здесь постоянно маячил Хуан или Пако, или еще кто-нибудь из слуг.

— Благодарю, Ричард, — задумчиво сказал Алва. — Право, сегодняшнее происшествие оказалось весьма полезным. Произнесенное мною более не станет звучать для вас голословно, — он чуть отклонился, отблеск каминного пламени скользнул по его груди, особенно ярко вспыхнув на старинном серебряном медальоне. Алва мог потешаться над древними верованиями вкупе с эсператизмом сколько душе угодно, но знак Ветра носил не снимая. — Однако ответьте на вопрос: почему в Талигойе стало обязательным приносить кровавые клятвы?

— Эктор Придд, когда убил Эрнани Ракана, потребовал от всех эориев кровью поклясться в преданности королю Эркюлю.

— Вернее, Ракана убили по его приказу, — поправил Алва.

— Да, — согласился Дик, — но факта убийства это не отменяет. Обычай клясться кровью возродил дед нынешнего короля Анэсти Ракан.

— Обычай, но не закон.

Дик горько рассмеялся и развел руками:

— В моей стране традициям часто придают форму закона. Если бы я не присягнул вчера, половина двора отказалась бы принимать меня всерьез.

— Как удобно… — протянул Алва. — Не клясться не получается, а боязнь нарушения кровных клятв сильна в тех, кто считает себя эориями. Только полный идиот согласится положить на одну чашу весов подозрения в адюльтере, а на другую — все свои земли и родичей. К тому же Ракан на троне устраивает всех и пресекает мятежи и бунты одним своим видом.

— Но ваш далекий предок… — начал Дик.

— Рамиро Старший, в сущности, клялся беречь Кэналлоа и того, кого сам назовет своим королем. Он выбрал Оллара и погиб, помогая ему. К несчастью для Эктора и его потомков, образчика кровной клятвы не существует. В отличие от клятвы Первого маршала.

— Но если кровные клятвы истинны, Придда давно должна была уйти на дно морское, — размышляя о собственных словах и тех далеких событиях, а не о сказанном Алвой, произнес Дик.

— Ваш предок оказал неоценимую услугу роду Приддов, когда пролил кровь Эктора до истечения шестнадцати дней после убийства короля, — Алва пригубил вино и усмехнулся. — А может, и не оказал. Если не лгут мемуары Шарля Эпинэ — в Талигойе они считаются утерянными, но я дам вам их почитать, — Первый маршал клялся именно Ракану, а не своему монарху. Что, если Эктору стало доподлинно известно о незаконнорожденности Эрнани или о его предках, не имеющих никакого отношения к династии?

— В таком случае все, на чем держится Талигойя, — сплошное вранье! — воскликнул Дик. — Я не понимаю, к чему вы ведете!

Алва протянул руку и положил ее поверх пальцев Дика. Жест призывал к спокойствию, но казался едва ли не интимным.

— Ложь властителей — не повод отказаться от страны и позволить соседям растащить ее на куски. Меня не устраивает белоштанное недоразумение на троне, но не Талигойя. Именно поэтому я здесь. Моя злость на вас, Ричард, непосредственно связана с тем, что вы прилюдно признали свою нелояльность. Вряд ли я сильно покривлю против правды, если предположу, будто вы намеревались отложиться от Талигойи и примкнуть к Ноймару, а то и создать независимое государство.

Дик покосился на знак Ветра, висящий на груди Алвы. В свете камина тот отливал кровью и багрянцем — цветами Дома Скал. Дик давно не верил в прошедшее величие Домов четырех стихий, перестал загадывать в малом на большое, гордился тем, что не имел предрассудков и не поддавался на суеверия, но сейчас был уверен: это неспроста.

— Если вы правы по поводу Эрнани… Рокэ, — имя далось с трудом. Особенно сложным было не прибавить «герцог» или просто «эр», величать же Алву «соберано» показалось еще более неуместным, — то все эории Талигойи вот уже почти как круг клянутся кровью неизвестно кому!

Алва усмехнулся и покачал головой, отпустил руку Дика, но лишь затем, чтобы пригладить ему волосы, упавшие на глаза.

— И поддерживают тем самым единственного человека, способного удержать мир на Изломе. Подумайте об этом. Истинному Ракану гораздо полезнее оставаться в тени, чем восседать на троне.

— Я не верю ни в абвениатство, ни в эсператизм.

— Древним силам нисколько не мешает ваше неверие. Впрочем, речь не о них. Вас сочли опасным, Ричард. Надор слишком усилился. Вы давно ведете свои дела с другими государствами, минуя интересы столицы. В связи с этим повторение наследником рода клятвы человека, которого в Талигойе величают Предателем, воспринято как гарантия очень скорого отложения. Альдо Ракану проще сейчас избавиться от вас, чем получить через несколько лет мятежную провинцию, а Эпинэ, поклявшемуся не только горячей во время совершеннолетия, но и холодной кровью при получении маршальского жезла, ничего не остается, как помогать в этом. Подстерегавшие вас убийцы являлись его людьми. А стрелял в вас Никола Карваль — его правая рука.

Дик прикусил губу и отставил бокал. Пить он больше не хотел: вино и так путало мысли. К Роберу Эпинэ он привык относиться с уважением. Все-таки Женевьев Окделл выходила из Дома Молний, ее брат Шарль являлся регентом при Эркюле Ракане и немало повлиял на него. По крайней мере, при этом короле Талигойя окончательно вышла из политического и духовного кризисов и больше не представлялась лакомым куском для соседних государств.

— Я отправлюсь в Надор завтра же!

Алва покачал головой.

— Как вы думаете, Ричард, почему ваш тезка не стал герцогом Надора после исчезновения младшего брата, хотя имел все основания сделать это и выйти из состава Талигойи? — спросил он.

— Не знаю, с моей точки зрения он совершил преступление, — зло ответил Дик, — но вы, конечно, будете уповать на клятву?

Он уже понял, что Алва решил задурить ему голову древними легендами. Кэналлийцы сохраняли близкие отношения с морисками, а те поголовно верили во всякий бред. Окажись на месте Алвы любой другой человек, Дик уже распрощался бы с ним и уехал, однако соберано, несмотря на полную чушь, которую нес в надежде добиться от него каких-то действий, интриговал.

Синеглазых кэналлийцев не бывает, но Алва сидел рядом, и рассказываемым им древним легендам хотелось верить, несмотря ни на какие доводы разума и уверенность, будто все в мире держится на выгоде и расчетах.

— Вам известно, что Эдвард Окделл исказил кровную клятву Алана Окделла?

— Одним словом, — Дик кивнул.

— Каким?

Дик нахмурился, припоминая. Историю рода он знал великолепно. Не потому, что заставляли учить, просто было интересно. Он денно и нощно сидел за книгами, пока матушка не испугалась за его зрение и не приказала запирать библиотеку после заката солнца.