Если вызов брошен (СИ)

Дик пожал плечами. По его мнению, Алва обращался с пистолетом лучше всяких похвал. Первый выстрел еще можно было списать на везение, но второй, произведенный на слух…

— Пако!

Один из кэналлийцев подскочил с факелом в руках.

— Ричард, вам знаком этот человек? — поинтересовался Алва.

Дик вгляделся в черты убитого.

— Не уверен, но мне кажется, я узнаю одного из людей Робера Эпинэ.

— Странно, что вы заметили, — Алва широко и открыто улыбнулся. Если бы не эта улыбка, Дик непременно вызвал бы его на дуэль, невзирая ни на что. — Учитывая, как заплутали. Честно говоря, поначалу я думал, будто вы распознали западню и специально пытались стряхнуть наемных убийц со следа. Я даже искренне восхитился вашим знанием города, пока вы сами не загнали себя в этот мешок.

— Вы что же, следили за мной?

— Пришлось отрядить нескольких людей после вашей глупой эскапады. Желаете потребовать сатисфакции? — глаза Алвы хищно блеснули, или так упал отблеск от факела. Дик всмотрелся и не поверил. Кэналлиец, в роду которого были мориски и Леворукий знает кто еще, обладал взглядом смерти, синим и ясным настолько, что был заметен даже ночью в неверном свете. — Так как?

— Не хочу, — проронил Дик, зачем-то переходя на шепот. — В смысле не хочу дуэли. А почему мешок?

Алва рассмеялся.

— Потому, что если вы проедете мимо этих аббатств, то непременно упретесь в стену.

Дик выругался по-бергерски, вызвав у кэналлийского соберано очередной приступ веселья. Вот только на Алву совершенно не получалось обижаться. Смех его был легким, искренним и словно обволакивающим щекотным теплым мехом. Если Рамиро Алва держался так же, Дик понимал, отчего всего лишь несколько дней знакомства обернулись настоящей дружбой между ним и Аланом Окделлом.

— Я готов признать себя ослом, — сказал Дик.

— Вепрь на щите идет вам гораздо больше, а смеяться над ним способны только те, кто никогда не встречался в лесу с этим зверем, — абсолютно серьезно заметил Алва. — Я предложил бы вам воспользоваться моим гостеприимством.

Дик кивнул. Ему не хотелось, чтобы эта встреча завершилась банальным прощанием на перекрестке дорог. Он не желал казаться навязчивым, но и расставаться с Алвой столь быстро — тоже. И совсем не был против, если бы их кони шли бок о бок очень долго.

— В таком случае чуть погодя мы отправимся в кэналлийское посольство. Пока же мои люди проверят дорогу на наличие нежелательных попутчиков.

Дик посмотрел на темные воды Данара. Берег, заросший травой и мелким кустарником, спускался к воде под небольшим, но заметным наклоном, и по нему вполне удалось бы проехать.

— Но ведь если держаться русла, мы рано или поздно достигнем улицы Ювелиров, а по ней и улицы Роз, выводящей на улицу Мимоз?

— Совершенно верно. Нам не пришлось бы делать крюк, но только в том случае, если ваш… — Алва сделал небольшую паузу, видимо проглатывая не слишком лестный эпитет, — конь согласится преодолеть путь в четыре сотни шагов по неровному склону. Ровно столько длится стена того аббатства, что преграждает нам путь. Честно говоря, я не понимаю, почему его все еще не снесли…

— А что такого в этом расстоянии? — Дик никогда не посмел бы прервать кого-либо, но слишком уж удивился.

Алва вопросительно вскинул бровь.

— В Надоре слишком гористая местность, — принялся за объяснения Дик. — Косогор — еще не самое страшное; поверьте, наши кони прекрасно обучены.

Теперь удивленным выглядел Алва. Он обернулся на лениво бредущего в поисках более сочной травы Баловника и усмехнулся.

— Я слышал, — сказал он задумчиво, — на границе с Кагетой обитает племя, выходцы из которого ездят на козлах.

— Осторожнее, герцог, — Дик нахмурился. — Напомню вам, что над конем смеется тот, кто не осмеливается подтрунивать над его хозяином.

Алва снова вскинул бровь.

— Я смею все, и, уж поверьте, если бы хотел вас задеть, сделал бы это непременно, не прячась за высказыванием о животном. Однако готов признать, что вы могли уловить в моих словах некоторую долю недоверия к вашему средству передвижения.

Дик на мгновение прикрыл глаза, а потом не выдержал и рассмеялся. Вероятно, дело было в том, что Алва являлся скорее мориском, чем талигойцем. Он и говорил иначе. Речь звучала музыкой, и оскорбляться совершенно не получалось. Когда же Дик увидел легконогого вороного коня с налитыми кровью глазами — чистокровного мориска-убийцу, который, по слухам, рвал зубами столь же острыми, как и волчьи, врагов хозяина и убивал их ударами копыт, то извинил кэналлийского соберано окончательно.

Баловник в сравнении с Моро действительно выглядел неказисто. Вот только мориск на наклонном берегу непременно переломал бы длинные ноги, а то и испугался бы и понес, скинув седока в воду. Недаром именно в Надоре существовала пословица: «Тише едешь — дальше будешь». А еще в сравнении с привычным к жаре Моро надорский жеребчик оброс длинной шерстью и казался лохматым. В Кабитэле Баловнику было жарковато, и он сильно потел, однако посмотрел бы Дик на лошадок столичных хлыщей во время зимней бури в горах!

— Герцог, а давайте пари? — предложил он. — Если мой конь вывезет нас обоих по берегу Данара, вы расскажете мне, почему разозлились сегодня.

— Я собирался это сделать и так. В том числе поведать, отчего вам теперь стоит как можно скорее покинуть Талигойю, — сообщил Алва.

Дик охнул. Он рассчитывал на Надор, а никак не на ссылку.

— Не расстраивайтесь, юноша, вы не прогадаете, — заверил Алва.

— Вы не станете больше так меня называть! Это оскорбительно!

— Разве? — удивился Алва. — Мне казалось, разница в возрасте вполне позволяет такое обращение. Впрочем, идет. Только имейте в виду, я неплохо плаваю, — он подумал несколько мгновений, а затем сказал такое, из-за чего Дику самому захотелось направить Баловника в воду: — Если выиграю я, вы посетите Кэналлоа.

Он согласно кивнул и свистнул. Услышав условный сигнал, Баловник перестал изображать безразличие и подбежал к хозяину. Дик не без удовольствия взобрался в седло и протянул Алве руку. Тот принял, но, почти не опершись на нее, взлетел на коня позади Дика.

— Вам удобно? — насмешливо спросил Алва, кладя руки на его бока.

— Более чем, — в горле почему-то пересохло, Дик сглотнул и порадовался, что в темноте цвет его лица заметить невозможно. От Алвы шел жар, и почему-то хотелось податься назад, прислониться, впитать его кожей.

Желание было глупым, более того — неуместным и потрясающим до печенок. Надор, в отличие от Талигойи, практически не имел врагов. Бои шли только с Дриксен, и то не за свои территории, а за Ноймар и Северную Придду. С остальными же, в том числе и с Гайифой, отношения сохранялись дружественными. К обычаям этой страны относились терпимо. Традиционные шуточки талигойцев царапали слух гораздо сильнее: не подобало дворянам и просто людям, считавшим себя благородными, обсуждать чужие постели. На позицию же эсператистского Агариса север традиционно плевал. Еще Женевьев Окделл, после казни мужа разочаровавшаяся в Создателе, отказалась от услуг духовника. С тех пор герцогинь и герцогов Надора сопровождали сьентифики. Исключение было сделано лишь для матери Дика, Мирабеллы (в девичестве Карлион), однако отец Маттео, к немалой радости семьи, оказался историком, лишь прятавшимся за рясой.

Впрочем, интерес, который вызывал Алва, казался неправильным все равно. А главное, как к нему отнесся бы сам кэналлиец? Убил бы, вероятно.

— Бамос а ля каса! — приказал тот.

— Что? — не понял Дик.

— Всего лишь сказал, чтобы нас ожидали дома, то есть в особняке кэналлийского посольства, — перевел Алва несколько длиннее, чем выразился.

Баловник вступил на неровную почву, и пальцы на поясе Дика сжались сильнее.

— Вы дрожите, — заметил Алва. — С реки веет прохладой.

По мнению Дика — приятной свежестью, но южанину наверняка было холодно с непривычки. И очень хорошо, что Алва решил, будто Дик тоже замерз!