Если вызов брошен (СИ)

Пойти на Кэналлоа войной не представлялось возможным никому. Южане не пустили бы захватчиков на свою территорию с суши, закрыв перевалы. А с моря их прикрыли бы мориски. Независимое герцогство не примкнуло к Багряным землям, но сохранило с ними прекрасные отношения. Тому немало способствовали многочисленные браки и договоры на крови по древним абвениатским обычаям.

— Беспрецедентно, — проговорил вслух кансилльер, неожиданно оказавшийся рядом с Диком. — После Рамиро Предателя никто из соберано не приезжал в Кабитэлу.

Дик резко обернулся: ему показалось, что Квентин Дорак произнес эти слова не просто так, а лично для него. Тот улыбнулся уголками губ и поинтересовался:

— Помнится, Окделлы дружили с этими южными дикарями, не к вам ли он примчался?

Дик на мгновение лишился дара речи, а лис с борзой собакой на гербе поспешил откланяться раньше, чем удостоился ответа.

— Вот ведь… — с досадой выплюнул Дик. С другой стороны — может, и к лучшему, что не ответил. Грубить старшим нехорошо.

— Черный лев, — с восхищением в голосе произнесла Айрис, глядя на Алву.

В облике кэналлийца действительно прослеживалось нечто хищное, но столь лестная оценка сестры Дику не понравилась.

— Вороны, как известно, всеядны.

— А еще не поддаются дрессировке. Слишком уж свободолюбивые птицы с капризным нравом, — она поиграла бровями. — По крайней мере, так утверждает отец Маттео, но у меня нет ни малейшего желания оспаривать его мнение.

Вскоре Айрис заинтересовала игра в фанты, и она покинула Дика. Он остался подпирать спиной колонну. Танцевать ему не хотелось, к тому же он помнил наставления матушки и наказы тетушки Аурелии: большая часть незамужних эрэа была бы совершенно не против надеть на запястье браслет будущей герцогини Скал. Отец часто смеялся, рассказывая о том, что за первым танцем обязательно последует второй, а там и до слухов о романе недалеко, которые сначала распустят деятельные родичи эрэа, а потом сами же и придут скандалить.

Дик предпочитал не допускать распрей и не отвечать на предъявленные претензии, попросту не влезая в неприятности. Ни с эрэа, ни с эрами он общаться не желал и, пожалуй, единственное исключение из этого правила он готов был сделать для наследника Вальтера Придда — Валентина. Граф был приблизительно того же возраста, что и Дик, но держался слишком высокомерно, раздражая самим своим видом. Дома Скал и Волн враждовали с начала круга, но это вряд ли давало право Валентину демонстрировать презрение.

Несколько раз поймав на себе заинтересованные взгляды Катарины Ариго и ее наперсницы Дженнифер Рокслей, скучающих в ожидании кавалеров, Дик понял, что пора менять диспозицию. Обе питали интерес к ухажерам младше себя и не постеснялись бы подойти первыми. Тем более к нему направлялись кансилльер Дорак с одной стороны и преподобный Штанцлер с другой. Последний был духовником еще Алисы Дриксенской, но остался в Талигойе после ее высылки на родину, отчаянно и безнадежно пытаясь завладеть доверием вдовствующей королевы Матильды. Та не поддавалась, но и не гнала, предпочитая общество давно известного шпиона Дриксен тому, чтобы вычислять нового.

В саду стоял томный вечер, напоенный ароматами сирени и роз, рано расцветших в этом году. У Дика голову вело от цветочных запахов. Он предпочитал тонкий еловый дух — ненавязчивый, не лезший в нос и не оседавший на одежде.

Блуждая по тропинкам, он в конце концов забрался в сущую глушь и устроился на скамье, притаившейся в зарослях акации. Отсюда он не мог видеть возможных посетителей этой запущенной части сада, но и сам оставался незаметным. Когда прямо над головой послышались голоса, Дик посчитал неправильным привлекать внимание, а позже не захотел.

— Мне не верится, что этот молодой вепрь не захочет что-либо изменить.

Дик плохо запоминал голоса, когда не старался намеренно, однако следующая реплика, произнесенная вальяжным снисходительным тоном, могла принадлежать только Его Величеству.

— После принесения клятвы будет уже совершенно неважно его желание менять или не менять существующее положение вещей, — послышался хлопок; видимо, Альдо ударил собеседника по плечу. — Этот, как ты назвал его, вепренок проговорит присягу Святого Алана слово в слово и останется ей верен на всю жизнь.

— Не слишком ли сильно мы держимся за старое, Альдо?

— Робер…

Дик прикусил губу. Так собеседником короля был Эпинэ? Не то чтобы он говорил с явным пренебрежением, но интонации все равно не нравились.

— Робер, — повторил король, — неважно, держимся мы за клятву крови или нет, главное — ей следуют Окделлы. Они связывают руки сами себе и слишком глупы, чтобы не делать этого. Традиции, мой дорогой друг, — вещь столь же полезная для одних, сколь разрушительная для других.

Дик сжал кулаки.

— Поступи Ричард как-то иначе, его не поймут свои же. Ему в таком случае останется лишь посочувствовать. Слышал историю про Эдварда, младшего сына Алана Убийцы? Он изменил слова клятвы и в один прекрасный день пропал в собственном замке. Думаешь, просто так?

Дик едва заставил себя усидеть на месте. Подобное отношение и к его роду, и к нему самому сильно задевало. Тот, кто называл верность глупостью и распускал сплетни, был недостоин зваться сюзереном!

— Все Окделлы клянутся быть верными роду Раканов и хранить свою страну, — продолжил Альдо. — И если под последним каждая свинья, то есть… хм… вепрь понимает свой Надор, в который даже дриксы, донимающие Северную Придду, не суются, то лично мне они верны, несмотря ни на что. Кровь ведь не проверить, и являлся ли король Эркюль сыном Эрнани или Эктора, уже не доказать. А кроме того, — он понизил голос до шепота, но Дик все равно услышал, — Повелители держатся вместе перед Изломом. Вон, даже Алва не выдержал и прискакал.

— Если бы ты знал, как мне это не нравится, — вставил Эпинэ.

Они направились дальше, оставив Дика потрясенным до глубины души. Он, разумеется, не питал напрасных надежд по поводу истинного отношения столичных господ к своему роду, но и подобного оскорбления не ожидал. Любого другого он давно вызвал бы на дуэль, но Альдо, как король, мог назначить любого вассала драться вместо себя. Какой толк в убийстве невиновного?

Ему хватило ума дождаться, пока шаги не стихли окончательно. Затем Дик поднялся и, радуясь тому, что черный камзол практически незаметен в сумерках, направился обратно во дворец. Следовало найти Айрис, проститься с ней и отправиться в столичный особняк Окделлов. Жаль, она фрейлина Ее Величества Матильды и не сможет уехать вместе с ним. Хотелось рассказать об услышанном, посоветоваться. Сестра наверняка поймет его. Она всегда все понимала, стоило ей лишь взглянуть на Дика.

То, что он уже не в одиночестве, Дик осознал, услышав звучание странного инструмента и звонкую незнакомую речь. Слишком спеша и не замечая ничего вокруг, он умудрился вломиться на поляну, где расположилась группа из нескольких дворян. Они тоже предпочитали черное облачение. Пожалуй, Дик не заметил бы их и прошел мимо, если бы его не окликнули.

— Юноша, — обронил насмешливый ленивый баритон, — куда вы так спешите?

Дик остановился, словно налетел на невидимую стену, и медленно повернул голову. В темноте позднего вечера выделялось только лицо Алвы. Остальные кэналлийцы были достаточно смуглыми, а кожа их соберано едва ли не светилась. Дик оказался так поражен этим зрелищем, что почти не заметил унизительного обращения.

— Да что с вами? — Алва усмехнулся. — Юноша, на вас просто лица нет. Возможно, я могу вам помочь чем-либо?

— Я хотел бы узнать у вас одну вещь, герцог Алва, — сейчас Дика не волновало то, что они официально не представлены. Более того, он напрочь забыл, кто по этикету должен представиться первым: заговоривший или младший по возрасту и титулу. В голове засела интересная мысль, а за неимением никакой другой она еще и казалась единственно верной. В конце концов, Алана Окделла и Рамиро Алву связывала дружба, и последний тоже клялся кровью, но попытался открыть ворота Оллару.