Волчья верность (СИ)

Римлянин испугался, но уже через пару мгновений запах стал слабее. От Марка немного тянуло беспокойством, но не страхом. А потом широкие ладони опустились Эске на шерсть, заставив его самого струхнуть — все-таки двуногие несут опасность, а причинить вред нынешнему хозяину невозможно из-за клятвы, и волк занервничал. Однако человек сумел его успокоить. Прикосновения Марка неожиданно оказались весьма приятными. Звериная сущность млела от уверенных касаний и настойчиво кликала Марка не “двуногим”, а “вожаком”. Сам Эска не совсем понимал, почему у звериной ипостаси сладко дрожит внутри и до безумия хочется перевернуться на спину и подставить брюхо.

Человек был слабее, это понятно, но жертвой не пах, наоборот — был столь спокоен, что из глотки рвался тихий просительный скулеж. Марк смеялся, тихо, необидно, чесал холку и спину, Эска ощущал довольство и расслабленность, однако человеческая его составляющая была обеспокоена: двуногие боялись перекидышей, считали их слишком опасными и безжалостно истребляли, если появлялась такая возможность. Волка Марк не побоялся, но перекидыш — это другое… Звериная сущность не волновалась ни о чем, близость “вожака” сделала эту часть Эски совершенно беспечной, в конце концов бритт перестал противиться прошивающей волка эйфории.

Ласковые руки заставляли плавиться от восторга, уже давно никто не был нежен ни с волком, ни с человеком. Эска поймал себя на мысли, что ему хотелось бы, чтобы Марк одарил его подобными прикосновениями и в другой ипостаси. Вслед за мыслью пришла короткая вспышка раздражения на самого себя, тут же, впрочем, растворившаяся — волк не умел злиться, когда ему так хорошо, значит, и Эска тоже был доволен.

МАРК

Утром Марк проснулся очень рано, едва встало солнце. Волка на кровати не было, зато спал голый Эска. Свернувшись клубочком…

Сердце пропустило удар. Многое становилось на места: нежелание говорить о себе, огромная для такого тела физическая сила, постоянная напряженность и это чувство… Марк все время ощущал бритта как нечто дикое, неукротимое и опасное, хотя и не для него. Римлянин был уверен в Эске, в том, что он не только не причинит вреда, но и будет защищать.

В первый день бритт признался в своей ненависти, но, хотя на словах Эска его ненавидел, заботливые руки выдавали истинные чувства. Ухаживая за ним, раб был очень аккуратен, боясь причинить лишнюю боль. Осторожно поил отварами, не проливая ни капли. Был терпелив к Марковым капризам. Все вместе это уже не походило на простое выполнение своего слова. В каждом жесте таилась симпатия, взгляд выражал беспокойство и искреннее желание помочь.

Пока Марк задумчиво разглядывал бритта, тот успешно имитировал дрему, и только дрожание ресниц выдавало его внимательному взгляду. Конечно, перекидыш проснулся одновременно с Марком, но по какой-то причине дал римлянину некоторое время на обдумывание ситуации.

Марк еще немного полюбовался на изгибы поджарого тела, покрытого еле заметным светлым волосом, и притронулся кончиком пальца к моментально заалевшему уху. Эска чуть слышно вздохнул, открыл глаза и нащупал Марков взгляд.

Серые глаза бритта загадочно мерцали, губы плотно сжимались в тонкую линию, волосы от соприкосновения с тканью растрепались и торчали во все стороны даже больше обычного…

Марк подумал, что Эска невероятно красив. Не так, как красивы ухоженные, облитые маслами и подкрашенные юноши, которых часто можно встретить в доме уважаемого римского гражданина. Бритт, в противоположность округлым, плавным в движениях мальчикам, словно бы весь состоял из острых углов, движения — точны и экономны, вместо покорности — сопротивление, вместо кокетливой завлекающей улыбки — ехидный оскал.

Эска наклонил голову и сел, не стесняясь своей наготы:

— Ну что? Как тебе мой секрет? — кривая улыбка изломала тонкие губы.

— Ошеломляюще! — честно ответил мужчина, борясь с желанием впиться в обветренные губы с поцелуем.

— Люди не любят таких, как я… — серьезно произнес бритт, Марк согласно кивнул, это было понятно.

— На нас охотятся и истребляют, — продолжил Эска, пристально вглядываясь Марку в глаза, римлянин пожал плечом:

— Ты намного сильнее обычного человека твоего сложения и, думаю, быстрее.

Бритт грустно вздохнул:

— Это правда. Но все же уязвить можно и меняющего облик…

— Там, на арене — на тебе был ошейник. Он выглядел довольно занятно, не похож на украшение.

При упоминании ошейника, Эскины глаза тревожно заблестели, он нервно облизнул губы и Марку сразу вспомнился длинный волчий язык.

— Он блокирует волчью часть. Я почти ничего не могу: ни перекинуться, ни обонять. Чувства слабеют… Мы со зверем — единое целое, без волка одиноко… Ты ведь не наденешь его снова?

— Мне с тобой не справиться! Как я сделаю то, чего ты не хочешь? — хохотнул Марк, Эска мрачно глянул из-под рыжеватых бровей:

— Против тебя я бессилен: ты спас мне жизнь, теперь она принадлежит тебе. Я не буду сопротивляться, как бы ты ни решил мою судьбу…

— Понятно… Я верю тебе, Эска, ведь ты не причинил никому вреда, хоть и давно уже здесь, — бритт быстро улыбнулся одним уголком рта, продолжая внимательно смотреть на Марка. — Скажи… твоя способность — что это? Ты можешь стать зверем только ночью?

— Нет. Когда мне надо.

Марк вспомнил, как чесал волка, и ему стало немного неловко. Бритта он так тискать не осмелился бы.

— Ночью ты вел себя… ну… как волк. Ручной. Ты думаешь как человек или как зверь?

— И то и то. У зверя есть определенные привычки, в теле животного я следую им, так проще. Иначе будет трудно управиться. Все-таки ноги-то четыре, а не две, еще и хвост… Но я не испытываю непреодолимого желания убивать, если ты об этом.

Марку было все еще непонятно, но он решил оставить выяснение деталей на потом.

— Слушай, если все так, как ты сказал, откуда же взялись жуткие истории о полностью истреблённых деревнях?

Бритт посмотрел печально:

— Волк тоже может сойти с ума, разве у людей так не бывает?

— Бывает, конечно… Не беспокойся, Эска, я не заставлю тебя мучаться в ошейнике и сохраню твою тайну…

Эска облегченно вздохнул, кивнул Марку и улыбнулся — крайне редкое зрелище. Раньше бритт, бывало, тоже улыбался. Это были такие быстрые улыбки-усмешки. Короткие и ослепительные, словно молнии. В этот раз улыбка проявилась на лице подобно торжествующему жизнь восходу солнца. Сначала лицо бритта расслабилось: разгладились упрямые складочки у губ, исчезла злая морщинка между бровями, потом глаза засияли облегчением и благодарностью, и только после этого взмыли вверх уголки тонких губ, приоткрылся рот и показались мелкие белые зубы. Марку почудилось, что он ослеп, такое действие оказало на него это нехитрое проявление радости.

Потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и продолжить расспросы:

— Скажи, чего стоят все эти рассказы об укусе перекидыша, обращающего человека в подобное существо?

— Только в полнолуние.

— Итак, ты — быстрый, сильный, выносливый. Какие еще у тебя способности?

— Чувствую мельчайшие оттенки запаха, зрение более острое и слух тоже. Ловкость, чувство равновесия, гибкость суставов… вижу в темноте, ну и раны заживают почти мгновенно…