Волчья верность (СИ)

— Я же не прошу от тебя чудес красноречия, — произнес тем временем хозяин, — пара простых фраз на тему, кто ты и откуда.

— Римлянин хочет узнать прошлую жизнь раба? Это что-то новое! — Эска показал мелкие зубы в издевательской улыбке, отчетливо чувствуя, что его уже заносит, но Марк остался спокоен:

— Нормальное желание. Нам предстоит провести много времени вместе, должен же я знать, что за сокровище мне подогнал дядюшка!

— Если вкратце: вы пришли и разорили мой дом, я был оглушен и попал в рабство. Теперь я потерял всех родных и самое дорогое — свою свободу. Все, что ты должен знать, римлянин: ты жив до сих пор только потому, что у меня долг чести, — зло выплюнул Эска и уставился на римлянина.

МАРК

Марк смотрел в белые от злости глаза бритта и чувствовал, что подо всеми этими колкостями — боль и одиночество. Он понимал, что Эска гордец и ему нелегко приходится в неволе. И еще нарочитая непочтительность очень походила на проверку, подобную той, что дети устраивают учителям: насколько хватит у старшего самообладания? Как скоро седобородый старец покраснеет, затопает ногами от гнева и схватится за палку?

Уважение доставалось лишь сдержанным. Поэтому вместо вспышки, которую, конечно, ждал Эска, центурион улыбнулся. Дружелюбно и грустно:

— Я это уже понял. Ты горд и силен духом, подобным тебе тяжело смириться с несвободой.

— Откуда ты знаешь, каков я? — тут же огрызнулся бритт, недобро сверкнув серым глазом.

— Сужу по поступкам. На арене было получено доказательство смелости, гордость заметна в том, как ты себя держишь. А еще провоцируешь меня, пытаясь понять, что я за птица, сразу видно, что и боли не боишься…

Бритт снова открыл рот, явно собираясь продолжить его дразнить, в острых чертах проступило злое ехидство, но Марк опередил Эску, взмахнув рукой. Добродушно хохотнув, он произнес с некоторой долей снисходительности:

— Перестань! Это детство! Тебе все равно не удастся вывести меня из себя! Вижу же, что ты задумал. Нечего и пытаться!

Наверное, бритту послышался вызов в этих словах, потому что неожиданно его лицо осветила лукавая улыбка:

— Центурион уверен в себе? Не встречал еще ни одного римлянина, обладающего хладнокровием, достойным мужчины!

— До этого дня — не встречал! А теперь — вот он я! — горделиво возвестил Марк, продолжая ласково улыбаться тихо стервенеющему от этого рабу.

— Господин хочет поспорить? — Эска прищурился, сохраняя на лице легкомысленное выражение. — Только потом, чур, не драться!

«Похоже, его настроение довольно изменчиво, — подумал Марк. — А еще парень азартен, это хорошо, может, мне будет не так отупляюще скучно!»

— Во-первых, просто так спорить неинтересно! — медленно протянул Марк. — Надо на какие-то желания. Я вот, например, хочу, чтобы ты рассказал мне о себе. И еще нужны правила — доводить меня можно только словами и только наедине. Срок — до заката. Ну как?

Эска нахмурился:

— Я раб и не могу первым заговорить. Тебе достаточно просто молчать весь день, и ты выиграешь! Или же провести время с родственником…

— Предложения?

— Я человек новый, вот расскажи о доме, о том, как у вас тут принято, глядишь — день и пройдет.

— Зачем тебе знать о том, как принято? Небось, все равно по-своему переиначишь…

— Это смотря какие правила: если вы, к примеру, на ночь выпускаете во двор собак, то я, пожалуй, соглашусь с правилом: “Не выходить во двор ночью”.

— А ты, я смотрю, практичный парень, — засмеялся Марк.

Римлянин внимательно следил за бриттом во время разговора: парень держал спину прямо и дерзко смотрел прямо в глаза, это так не походило на вечно ускользающий взгляд Стефания и вселяло надежду. Эска со своей ершистостью, бессильной злостью, упрямством был очень понятен Марку и невероятно нравился. Именно несломленностью, отсутствием раболепия, внутренним стержнем. А еще Марк точно знал — он сделает все, чтобы затащить парня в постель. Когда нога перестанет так жестоко болеть. Если перестанет. Пока об этом даже думать было рано, не только из-за физической неспособности, но из-за характера самого Эски…

Они сошлись на том, что это вполне справедливые условия, и ударили по рукам.

После прогулки была перевязка. Эска сразу предупредил, что никогда сам не перевязывал. Пожилой раб долго ахал и охал, громко жалея Марка, ведь ему достался совершенно бесполезный раб. Эска хмурился и фыркал. Наконец, вдоволь насмотревшись на представление «старый распекает молодого и попутно рассказывает, как все было в его время», Марк сказал:

— Ну хватит, Стефаний. Ему не надо было это уметь. Я вот, например, готовить, как ты, не умею. Не придирайся. Я уверен, если ты не будешь ворчать и отвлекать, Эска научится гораздо быстрее…

Стефаний растерянно замолчал, а Эска послал Марку благодарный взгляд.

Весь вечер Эска упражнялся в остроумии, комментируя рассказы Марка и «особенности римского самосознания».

— Как для плохо говорящего на моем языке, ты используешь слишком сложные слова. Признайся честно: ты ночевал в библиотеке и заучивал все слова подряд.

— Я читать по-вашему не умею…

— Как же ты столько слов запомнил?

— А вот память у меня хорошая, не то что у чугуноголовых вояк!

— Эска, тебя надо на площадях показывать, как образец детского юмора. Чтобы все посмотрели, как никогда не надо! Между прочим, ты и сам вояка, разве нет?

— Нет, мы, скорее, охотники…

ЭСКА

«Помогите мне, боги!» — взмолился Эска про себя. Марк продолжал вести себя мило.

Римлянин заключил с Эской пари и Эска, к своему стыду, проиграл. Бритт всегда считал себя весьма злым на язык, это признавала и родня, но тут что-то даже засомневался в своих силах. Марк только улыбался в ответ на колкости или вполне бойко отвечал. Казалось, римлянин наслаждается их пикировкой. «Похоже на прелюдию…» — подумалось Эске. Он весь покрылся холодным потом от мысли, что может влюбиться в римлянина и хозяина. Это будет весьма… неловко.

Вечером Марк спросил:

— Ну, что, признаешь свой проигрыш?

И опять — ласковая улыбка. Но не такая — ласковая и липкая, какие дарили ему другие римляне, а ласковая и теплая… дружеская, неопасная.

— Признаю… — неохотно пробурчал бритт, — я должен рассказать тебе все о себе?

— Смысл подобных пари — ты споришь на то, что в другом случае ни за что не сделал бы! Конечно, все! Особенно то, что не хочешь!

Марк спокойно смотрел в глаза бритту, Эска похолодел, осознав, наконец, какое неосмотрительное обещание дал. Будь мужчина попроще, может, секрет удалось бы оставить таковым, но Марк явно желал предельной откровенности и… отвертеться не удастся.

— Это займет время, сегодня уже поздно. Завтра?

— Ладно, ты прав, — Марк вздохнул, — я сегодня ходил больше обычного, и моя дрянная нога дает о себе знать.

Да, Эска кивнул сам себе — он чувствовал кровь. Кстати, естественный запах Марка был весьма приятным, но кровь добавляла будоражащую нотку и заставляла Эску волноваться.

— Тебя надо перевязать на ночь?

— Да. И постарайся при этом не отправить меня к праотцам…