Две души Арчи Кремера (СИ)

Арчи плотно сжал губы и отвернулся. Демонстративно развернулся к Пифию спиной и поднял лицо к потолку.

Пифий помолчал немного.

– Я примерно это и имею в виду, – тихо продолжил он. – Неспособность к здравой оценке ситуации, нежелание находить взаимовыгодные решения. Естественно, доверять человеку, ведущему себя так легкомысленно, право отправиться на выходной в крупный город… я бы не стал.

Он вздохнул и встал.

– Ну да ладно. Оставляю тебя наедине с твоим упрямством. И с Артом. Возможно, по сравнению со мной, его компания наконец покажется тебе приятной. Прошу также не забыть, что завтра у тебя начинаются обычные уроки. Как в школе. Спокойной ночи.

Он почти дошел до двери, когда за его спиной раздался судорожный всхлип и тихое, одновременно ядовитое и безнадежное: «Да?».

– Если хочешь совет. – Негромко проговорил Пифий, не оборачиваясь.

Арчи молчал. Наверное, он даже слушал. Пифий не рисковал оборачиваться, не рисковал и искать взглядом зеркальные поверхности, чтобы определить, сдвинулся ли Арчи с места, слушает ли его внимательно.

– Ты можешь попросить Арта следить за ритмами твоего сна. Он едва ли может управлять ими. Едва ли сможет. Это слишком тонкая материя, чтобы доверить ее искину. Но разбудить тебя он может, или наложить на твои сны другие воспоминания.

– А он может и это? – глухо спросил Арчи.

– Не знаю, – легкомысленно пожал плечами Пифий. – В любом случае, спокойной ночи.

Он неторопливо шел по коридору и только что не посвистывал. Удовлетворения собой не было; свои же поступки и решения одобрения не вызывали – непосредственных результатов еще не было видно, а вот путь к ним оказался неожиданно сложным. И, конечно, что-то похожее на уколы совести: Арчи напугался очень здорово.

И разумеется, Зоннберг хотел, жаждал общества Пифия Манелиа. Что и высказал последнему в такой форме, что отказ на предложение заглянуть к нему в кабинет мог быть расценен большим начальником Зоннбергом как нарушение приказа.

– Ты не слишком ли легко размахиваешь перспективой отпуска перед его носом? – спросил Зоннберг, когда были совершены все ритуальные прыжки и произнесены все необходимые ненужные слова.

– Назови еще хотя бы один стимул, который подействует на Арчи нужным образом, – поморщился Пифий.

– Это значит выпустить его… из рук? – он уставился на свои ладони с глуповатым видом.

– Ага. И Арта тоже, – вздохнул Пифий.

Зоннберг молчал и смотрел на него.

– Ты издеваешься? – угрожающе произнес он.

– Я? Не ты? Арт находится в непрерывном широкоформатном контакте с центром. И ты внезапно начинаешь трястись в ужасе, что пятнадцатилетний мальчишка обдурит зрелый искин? Зоннберг, за что ты платил своим киберолухам?

– Не я, – процедил Зоннберг, снова напустил на себя учтивый вид, посветлел взором. Даже попытался приятно улыбнуться. На свое счастье, Пифий полулежал на диване, откинув голову на его спинку – а иначе он с огромным наслаждением поскалил зубы над убогонькой мимикой Зоннберга, которая вроде должна располагать к себе, а на самом деле…

– Да ладно, – буркнул Пифий.

– Им платит генштаб.

– Но нанимал их ты. А теперь представь. Проект, над которым ломали голову дофига умных мальчиков, проверяли на гибкость-шмибкость-разрыв-провал-энтропию-еще какую хренонтень еще больше не менее умных и опытных мальчиков, но в других областях, затем еще и контрразведчики приценивались и пробовали на зуб, и парень за здорово живешь уводит артефакт стоимостью сорок миллионов в неизвестном направлении. Ты сам себе веришь?

Зоннберг закатил глаза.

Пифий соизволил поднять голову и ехидно посмотреть на него.

– Вот-вот. Или, Дамми, ты набрал лопухов-проектировщиков, затем – лопухов-тестировщиков, затем, подкупил контрразведчиков или отлизал у них по высшему разряду, уж не знаю, и протащил проект, в котором изначально заложена во-о-от такая прореха безопасности? Ай-ай-ай! – Пифий даже поцокал языком.

Зоннберг разозлился. Рывком встал, заставил себя отойти подальше от дивана, на котором сидел, развалясь, Пифий Манелиа – племянник, между прочим, не последнего человека в космовойсках, и человека, становящегося не последним фруктом в Генштабе. Чтобы подальше отвести себя от Фатума, который, как он знал – к счастью, из опыта других людей, – любит продемонстрировать свой норов.

– Дамми, ты можешь быть такой истеричкой временами. Арт подчиняется Арчи, когда это соответствует либо не противоречит его внутреннему цензору. Арт подчиняется Арчи до тех пор, пока центр не потребует изменить статускво. Иными словами, чтобы подтвердить твои самые страшные опасения, Арчи нужно взломать не один, а целых два барьера. Ты уверен, что он справится? Нет, он, конечно, очень умный мальчик и все такое. Но он справится? Ты уверен, что кибер-орлы вот прямо все окажутся лопухами, и мало того что они хреново спроектировали его искин, так еще и не смогут отреагировать, если Арчи взбредет в голову переподчинить его?

Он посидел немного, помолчал, затем вздохнул и сказал:

– Если у тебя нечего возразить, если сеанс антиистерической терапии закончен, я, пожалуй, пойду. Позволь откланяться.

Помолчав, Зоннберг ответил с очень вежливым оскалом:

– Спокойной ночи, Пиффи.

Пифий, осмотрев его, удовлетворенно ухмыльнулся, явно одобряя увиденное, и бросил ленивое «Угу».

Собственно, он и к себе идти-то не хотел. А кафе на территории центра работали не круглосуточно, в баре контингент скорее всего будет слишком знакомым, а в тот же лодочный поселок ехать Пифий не хотел категорично. Можно было бы погрузиться в какую-нибудь симуляцию, но эта идея этим вечером после таких ночи и дня отчего-то вызывала у него неприязнь.

Потому что, будем откровенны, Пифий Манелиа боялся многого: темноты и невесомости в том числе. И то ли Арт был хорош, то ли Арт и искин-база так здорово спелись, но ощущения Арчи – вот это самое отсутствие всего, и даже не пустота, а ее отсутствие, и даже не тьма кромешная, а и ее отсутствие – все их пережил и Пифий. И он отлично понимал Арчи, боявшегося засыпать. Тем более к длинному перечню относительно хорошо оформленных, а частью и лелеемых страхов Пифия добавился и еще один: страх лишиться своего тела. Что там всякие синдромы Котара и тафофобии, когда обретено и такое знание – каково оно, проснуться без тела.

А Арчи действительно боялся еще одной ночи, которая хрен знает что ему может уготовить. Однажды он проснулся, чтобы не почувствовать ни рук, ни ног, а через какой-то совершенно неопределяемый промежуток времени ощутить что-то странное, но не руки-ноги-тело, затем он проснулся в каком-то жутком месте, в котором ничего не существовало, а теперь этот ублюдок Манелиа намекнул одновременно на совершенно разные вещи: на то, что у Арчи есть возможность если не вырваться на волю, то хотя бы поводок подлиннее заполучить, а с другой стороны – что поводок может за здорово живешь обратиться в удавку. Если что.

Арчи хотел было вздохнуть, а затем вспомнил – в который раз – что у него нет легких. Ну, в обычном представлении. Это он усвоил, когда Марти – Мартина – объясняла ему, как устроен этот его новый склеп. Арчи не слушал практически ничего, что она рассказывала – упрямо отказывался. А Арт, этот идиотский искин, подчинялся. Приглушал ее голос. Еще одна причина, в общем-то: Арчи все еще не мог совладать со слухом и зрением. Двигаться получалось вполне хорошо, все-таки искин в значительной степени был испытан еще в том экзоскелете, а зрение-слух были новыми. И обоняние. Арчи поднес к носу руки, осторожно втянул воздух, удивился, что это получилось, попытался определить, чем пахнет этот материал, который все упрямо зовут кожей. Искусственной. Он праздно полюбопытствовал, из чего состоит эта фигня, которой обтянуты ладони, и переключился на ногти. И на тебе: этот ублюдочный искин вывел на внутренний экран состав воздуха у ладоней, состав кожи и даже ее температуру.

Арчи не удержался и спросил:

– А ногти?