Две души Арчи Кремера (СИ)

В общем, Захария Смолянин не рассчитывал на успех своего предприятия изначально, прикидывал, как избавиться от этого налета тоски, который облепил бы его язык уже после первого получаса в рандомно выбранном баре, а еще хотелось домой, проверить, насколько приблизился крейсер. Ну или просто сбросить с себя все, натянуть пижаму, забраться под одеяло, свернуться клубочком, закрыть глаза плотно-плотно и немного помечтать…

Но он замер в двери. Огляделся. Звонко окликнул барвумен – красавицу Петру, подпорхнул к ней поближе, чтобы: а) похвастаться маникюром и б) сделать комплимент ее макияжу, в) попросить коктейль и г) воскликнуть радостно, счастливо и патетично:

– Милашка Рейндерс! Ты – и в плебейском баре?! Здесь же выпивают все и даже рядовые!

Он побежал к столику Илиаса Рейндерса, ловко, по-ящерьи лавируя между столиками, выгибаясь всем телом, чтобы увернуться от преград, и наслаждаясь, упиваясь предстоящим развлечением.

По большому счету, Захария мог позволить себе всякие штучки, и даже откровенное хамство. Его работа на Марсе вызвала очень пристальное внимание и – уже – одобрение суровых дядь из Генштаба. Дед – душка и агедонист Эберхард – соизволил отправить письмецо, в котором поставил внучка в известность, что несмотря на внешность, Захария оказывается не самым глупым молодым человеком. А дед, между прочим, очень плотно дружил с новым начальником Генштаба, не то чтобы сильно на него влиял, но к своему мнению заставлял прислушиваться, тем более сам свое мнение ценил, взвешивал триста раз и не позволял себе быть не справедливым – и народ это знал. И между прочим, людей, которые были задействованы вместе с Захарией, было пять полусумасшедших, за исключением Захарии, разумеется, пять полудиких, за исключением ласкового лапочки Захарии, разумеется, инженеров. А их руководитель все чаще запирался в своей квартирке и злоупотреблял всем, до чего может дотянуться рука, а его обязанности все чаще выполнял Захария. Так что подушку безопасности он себе обеспечил будь здоров. И чем ближе оказывался момент, когда искин будет полностью введен в эксплуатацию, вот прямо полностью, а не частями, тем отчетливей Захария и его коллеги понимали: это будет момент их торжества. Уже сейчас искин функционировал на шестьдесят четыре процента, и уже сейчас он был невгребенно хорош.

Не так Илиас Рейндерс. Людей, которые проектировали эти пузыри, на Марсе было пучок на пятачок. Куда ни плюнь, либо архитектор, либо строитель. Ну старались они, ну пытались сделать из того убогонького материальчика нечто впечатляющее, ну пытались привлекать внимание к своим заслугам, но получалось не так чтобы очень, а скорее даже наоборот. Достаточно посмотреть на здание администрации, чтобы засомневаться в том, стоит ли восхищаться местными архитекторами. Далее: из их команды уже было отправлено с позором обратно на Землю семь человек. Высылкой троих из них занимался Златан Лутич лично, потому что жалоб на них поступало много, и были они крайне неприятными. А когда этот носорог берется за дело… Самое интересное ведь даже не это, а то, что никто не высказал ни тени сожаления. Этих убрали, еще семерых пришлют, какая разница. Найдут, за что младшенького Рейндерса загнобить, сошлют его нахрен, на его место станет другой, и никто не заметит разницы.

И это добавляло и без того легкой походке Захарии еще больше легкости. И в два с половиной раза меньшая гравитация тут совсем ни при чем.

Он задорно чмокнул Рейндерса в щечку, задорно же взъерошил его волосы – редковатенькие, следует отметит, мышастого цвета, невзрачные, как и он сам, и оперся о его плечо – уперся локтем и обмяк.

– Мальчики, – заворковал Захария. – Вы уверены, что сейчас время, чтобы накачиваться за неудачу? Ну поплыло два пузыря, ну облажались вы с расчетами новой платформы, но еще ничего не обрушилось. Хотя зная вас, не удивлюсь, если мы вопреки нашим интенциям заполучим возможность лицезреть, как новехонькая платформа крякает.

– Должен разочаровать тебя, Арлекин, – стряхнув локоть Захарии, скривив лицо, повернулся Рейндерс. – Мы как раз сочли возможным отметить нашу удачу. А два пузыря, которые ты пытался поставить нам в вину, не поплыли, а всего лишь сместились на жалкие пятнадцать сантиметров, что находится в пределах стандартной погрешности.

– Ага. А о временных пределах выявления этой вашей стандартной погрешности ничего не говорится? А то возвели, на следующее утро побежали мерить, а ишь ты, жалкие пятнадцать сантиметров уже присутствуют. Мы эти пузыри в декабре не у полюса ловить будем?

– Не будем! – рявкнул кто-то слева.

– Что, канатами рядом с мамкой-пузырем зафиксируете? – развернулся к нему Захария. – Я теперь даже и не знаю, – обиженно признался он. – Вот мы тут делаем-делаем наш искинчик, сооружаем-сооружаем наше хранилище, а оно же как раз в вашем пузыре размещено будет. А если он крякнет? Это же по вашей самонадеянности вся история поселения похерится.

Он печально вздохнул.

– И как после этого мне говорить деду – или даже дяде Аронидесу, – Захария замолчал и многозначительно покосился на Рейндерса, чьих родственников начальник Генштаба не очень жаловал, – что у нас все отлично?

– У нас все отлично, – процедил Рейндерс.

– А доказательства? Трещины-то на новой промышленной платформе как бы не с Земли были видны.

– Грунт на Марсе крайне непредсказуем, – прошипел Рейндерс.

– Да ладно, – протянул Захария, делая шаг назад. – Это можно было бы понять, если бы это случилось один-два раза. А так у вас отличная традиция сложилась: что ни сооружение, то какая-то херня с ним творится.

Рейндерс встал и навис над Захарией. Высок был, даже каблуки не спасали Захарию оттого, чтобы глядеть на него снизу вверх. Но он не был бы собой, если бы не был бойцом – и встал на цыпочки и уткнулся носом в его нос.

– Мы – с нуля – создаем – алгоритмы – мы – с нуля – делаем – расчеты! Ничего с Земли не подходит, здесь иная физика, иная химия, иное все! Мы чуть ли не заново корректируем все программы, чтобы с ними можно было работать и здесь! И мы еще ни разу не вышли из коридора допустимых отклонений! Ты понял? – рявкнул Рейндерс.

– Какой ужас! – заломил руки Захария. – Как же наш искинчик, работающий в такой же физике и химии, как и вы, умудряется работать безотказно? Как же те очумелые в оранжереях умудряются выращивать вкусную хренотень? Как же все остальные здесь работают? Что же только у вас физика и химия такие вредные?

Хвала этой самой вредной физике: Захария успел сигануть в сторону, когда Рейндерс рванулся, чтобы вцепиться ему в волосы. Или кулаком проверить на прочность его нос, Захария не разобрал, и его это не волновало. Он стоял в трех метрах, на Рейндерса орала Петра, соседи Рейндерса по столу были сдерживаемы кем-то, а на Захарию шипел какой-то полузнакомый сержант: «Ты не охренел ли, пацан? Чего ты к нему цепляешься? Или тебе совсем делать нечего?».

– Я не пацан, – огрызнулся Захария и надулся.

– Но дурь в тебе пацанья.

Захария жалобно посмотрел на него исподлобья.

– Ну не люблю я его, – буркнул он. – Павлина этого самовлюбленного.

И он получил подзатыльник в ответ. А сержант, который его только что отчитал, не удосужился хотя бы что-то еще сказать и уселся к своим друзьям. Так что бедняжка Захария, непонятая совесть Марс-сити, уселся за барную стойку, начал цедить коктейль и жаловаться Петре на свою непонятость.

А после трех коктейлей, двух часов в диско-клубе, бокала вина и двух пива Захария Смолянин упрямо жал на звонок квартиры коменданта этого бардака Златана Лутича. Бедняга Лутич уже успел выразить свое негодование в относительно литературных словах, затем – в мичманских терминах, но чтобы такое воздействовало на Захарию Смолянина? ХА!

И поэтому через пятнадцать минут кампании по извлечению коменданта Лутича из уютной постельки Захария смотрел на него круглыми невинными глазами, моргал и всем своим видом выражал: «А что я сделал, что на меня так орут?». Лутич только тяжело вздохнул.