Annularis (СИ)

— Правда? — тихо пробурчал его на ухо Уолкер. Тики все-таки беззвучно засмеялся — и кивнул.

— Да… Я так не умею, — признался он. — Я вообще мало что умею.

Аллен иронично фыркнул, явно с ним не согласный, но промолчал. В каюте обнаружилась лишь койка под окном и небольшой комод в углу. Всё пространство занимали ловцы — большие и маленькие, разных расцветок, с разнообразными перьями и бусинами, несколько были же с колокольчиками, которые тонко зазвенели, когда Тики прикрыл за собой дверь. Он осторожно прошёл вглубь, огибая особо широкие и висевшие низко, и аккуратно уложил юношу поверх пледа, подумав, что, вообще-то, следовало бы сначала его ополоснуть — ягодицы у малыша были перепачканы спермой, — но Аллен лениво потянулся, закутался в материю и взглянул на Микка сонными глазами.

Парень прикусил губу, борясь с диким желанием хотя бы еще раз поцеловать его, и зажмурился, тряся головой. Но в итоге все-таки сдался и наклонился к приоткрытым улыбающимся губам. Аллен потянулся в ответ и горячо выдохнул ему в рот.

— Слишком хорошо… — в итоге пробормотал себе под нос он, и Микк усмехнулся. — Но оно того стоило.

Да, оно того определенно стоило.

Сбежать от Семьи, найти чертов Орден и стать частью экипажа Ковчега, чтобы так приблизиться к этому человеку…

Уж в этом Тики с Алленом был согласен.

Выйдя в коридор, парень шумно выдохнул, зарываясь пальцами себе в волосы, и широко улыбнулся.

Спать не хотелось совершенно.

И есть не хотелось.

Вообще ничего не хотелось.

Хотелось только стремительно развернуться, вернуться в комнату Аллена и остаться подле него.

Тики закусил изнутри щеку, беззвучно усмехаясь сам себе, и отправился на кухню. Нужно было забрать оттуда оставшиеся там вещи.

========== Интермедия II ==========

Аллен ненавидел свою лихорадку. Он вообще ненавидел свой модифицированный и мутировавший организм — столько проблем и нервотрёпки приносило ему это идиотское ущербное тело.

И эструс был самой ужасной проблемой.

Настолько ужасной, что Аллен запирался с лихорадкой в своей каюте на несколько дней, сажал Ковчег на землю, пряча его в каком-нибудь укромном месте, и полностью сбрасывал управление, хотя делал это лишь при посещении Ордена, когда была необходима длительная стоянка.

И вот сейчас обнаружилась ещё одна большая проблема. Тики. Он, чёрт подери, переспал с Тики.

Аллен глухо застонал в подушку, проклиная всё на свете. На часах было около десяти утра, и Уолкер проснулся несколько минут назад с чётким ощущением удовлетворения и желанием пойти и убиться.

Чёрт. Чёрт. Чёрт.

Ч ё р т.

Как можно было так проколоться? Поддаться? Вновь наступить на те же грабли?

Аллен зажмурился, вспоминая руки парня и его движения — и почувствовал, как тело снова наливается сладкой слабостью, победить которую можно только одним способом. Юноша выдохнул и наклонился, выдвигая нижний ящик комода.

Нужно было как-то успокоить себя, заставить перестать думать про это. Перестать представлять это в своих фантазиях и снова переключиться на свои… игрушки.

Он достал из ящика резиновый член и прикусил губу, в этот раз совершенно не зная, с чего начать. Все эти годы он считал удовлетворение потребностей своего тела чем-то вроде неприятной процедуры. Да, он получал удовлетворение от этого, ему было хорошо.

Чисто физически. Потому что этого требовало его тело. Облегчения.

Но вчера… это было что-то совершенно удивительное. В первый раз в своей жизни Аллен ощутил что-то кроме физического удовлетворения от всего этого.

Черт, да он стонал, когда Тики прикасался к его руке! К его совершенно нечувствительной руке!

Господи. Черт. Господи.

Аллен взял смазку и откинулся на постели, выдавливая гель на пальцы и медленно себя растягивая.

А ещё Тики так трепетно обнимал его и ласкал языком, и так мягко целовал уродливые шрамы на всём теле, словно они даже и не казались ему противными. А руки… его уродливой руки, которой боялись все дети и многие взрослые, он касался так, словно это было что-то необыкновенное и волшебное.

Аллен почувствовал, как член стал наливаться кровью, возбуждённо приподнимаясь.

Подумать только, мысли о парне, который наглым способом решил воспользоваться ситуацией, заводили его. Мысли о том, кого касаться было легко, и чьи прикосновения к себе были приятны.

Уолкер остервенело мотнул головой, со злой досадой чувствуя, что анус не нуждается в долгой растяжке, — и с запоздалым смущением обнаружил в нём остатки чужой спермы.

О боже.

Чёрт. Чёрт. Чёрт.

Аллен возбуждённо закусил губу, ощущая жар на скулах, и медленно ввёл в себя игрушку, тяжело задышав.

Тики был обиженным и злым — а потом вдруг таким ласковым, что хотелось отдаться на его милость сразу же.

И он хотел сказать ему что-то. Хотел объясниться, кажется?.. Аллен помнил, что не позволил ему и слова сказать, помнил, как затыкал поцелуями и гладил, гладил везде и всюду, куда дотягивался, совершенно растеряв свой хваленый самоконтроль и свою браваду.

Тики вылизывал шрамы у него на бедре, покусывал его соски, гладил копчик… Он был, казалось, везде — накрывал его собой, прятал от окружающего мира. И путался в движениях, словно не знал толком, как и что делать.

Аллен двигал игрушкой в себе и стимулировал член другой рукой.

И — матеря себя на все лады, прокручивал в памяти недавние события. Каждый жест, каждый взгляд, каждый вздох.

Это было настолько восхитительно, что сердце из груди выскакивало. Аллен развел ноги шире, ужасно жалея о том, что не может уцепиться за крепкое бледное гладкое тело рядом и коротко застонал, не зная, куда себя деть.

Если представлять Тики постоянно — как он потом в глаза будет ему смотреть? Разве только нещадно краснея и желая провалиться сквозь пол.

А ведь это… это всего лишь химия — Аллен был уверен. Это всего лишь феромоны, выделяющиеся во время эструса. Это всего лишь биологическая реакция организма из-за этой проклятой лихорадки.

И все слова Микка — все те ласковые обещания, которым хотелось верить до боли в груди, — не были правдой.

Они просто не могли быть правдой.

Как бы сильно сам Уолкер ни мечтал об этом.

Тики был надёжным и таким, словно… правильным. Рядом с ним было легко, хотелось постоянно его задирать и подшучивать над ним, хотелось смотреть на него, трогать его, обнимать, целовать, наматывать чёрные локоны на кулак…

Аллен зло взвыл, обессиленно жмуря глаза, и вытащил игрушку из себя, нашаривая дрожащими пальцами в ящике комода вибратор большего размера и вскользь отмечая, что член Тики был примерно такого же.

— Хватит, хватит, хватит! — остервенело зашипел он, перевернувшись на живот, после чего встал на колени и, упершись лбом в подушку, развёл шире бёдра, вводя в себя новую игрушку.

Раньше этого хватало. Этого было достаточно.

Теперь — уже нет. Теперь хотелось прикосновений, чертовых прикосновений одного чертова человека, который уже, скорее всего, понял, что совершил самую большую своей жизни из-за помутнения рассудка на почве дикого возбуждения.

Аллен закусил губу до крови, отрезвляя себя, и потерся набухшими сосками о простынь, глухо стоная и шипя.

Черт-черт-черт.

Он хотел Тики. Как же он его хотел.

Хотел принадлежать ему. Хотел присвоить его.

Так вот что это было там, тогда — в лаборатории. Тогда, когда Аллен вешался на него, стремясь обнять, ощупать, ощутить.

Господи-господи-господи.

Это была жажда не просто близости, а чего-то… чего-то куда большего. Жажда быть чьим-то. Жажда иметь кого-то надежного рядом. Жажда наконец-то прикасаться к кому-то, кто не будет противен — напротив, кто всегда обнимет и всегда защитит.

К кому-то, у кого потрясающий голос.

Аллен снова вспомнил, как Тики блуждал по его телу пальцами, пересчитывая позвонки, как нетерпеливо и властно прикусывал соски, как бережно касался мёртвой руки, вызывая лихорадочную дрожь и совершенно не испытывая отвращения.