Annularis (СИ)

Интересно, что под ней?

Наверное, тонкое гладкое тело, бледная молочная кожа, выступающие рёбра. И аккуратные мышцы, ведь у такого человека просто обязаны были быть мышцы.

Под джемпером и впрямь пряталось тонкое бледное тело с кубиками аккуратных мышц… испещренное, наверное, сотней шрамов.

Тики уложил капитана обратно на стол и легко — совсем легко, до щекотки — скользнул ладонями по его обнаженной коже, оглаживая тонкие линии старых отметин и заставляя поджать живот.

Припасть губами к набухшему от возбужденного трения соску было чем-то совершенно естественным. Тики устроился у Аллена между ног, притираясь своим пахом к его и абсолютно не заботясь о том, что Ковчег — это такой дурдом, в котором перекусить в пятом часу утра захотят не только они с капитаном.

Аллен застонал, звонкий и надорванный, когда Тики слегка прикусил ореол вокруг соска, и запустил ему в волосы руку, подаваясь вперед.

Пальцы юноши мягко массировали его голову, оттягивая пряди у корней, накручивая локоны, и Микк хотел лишь, чтобы он прикоснулся к нему голыми, а не скрытыми перчаткой пальцами.

Он требовательно потянул сосок, словив ещё один пронзительный короткий стон, и мягко повёл ладонями по бокам вверх, легко пересчитывая выступающие рёбра и белёсые шрамы, и окончательно стянул с Аллена джемпер, с разочарованием обнаружив, что перчатка оказалось не простой, а с секретом — длинная, до самого плеча, с завязками и ремешками, словно хозяин всеми силами пытался скрыть руку, даже не позволяя снять этот элемент одежды одним слитным движением.

Тики облизнулся, отчего-то возбудившись сильнее — он чувствовал себя как на какой-то странной охоте. Ему хотелось обследовать тело Аллена вдоль и поперёк, хотелось насладиться его задушенными стонами и судорожными вздохами, хотелось пометить его, хотелось быть окутанным этим сладковатым свежим ароматом с ног до головы.

Просто хотелось его наконец заполучить полностью.

Вот такого — от которого в груди полыхал пожар.

Микк потянулся к завязкам, одной рукой поглаживая мальчика под брюками, а капитан вдруг испуганно взглянул на него, дёргая левую руку куда-то в сторону, и остервенело замотал головой, кусая вспухшие губы.

Тики, нахмурившись, вновь обхватил зубами сосок и, несильно прикусив, потянул его на себя, вызывая ещё один пронзительный стон и лихорадочную дрожь. Аллен выгнулся и что-то неясно проскулил, прося не трогать и перестать.

— Вам это настолько противно? — едва слышно вздохнул Тики, чувствуя себя в эту минуту как-то непонятно — то ли ужасно хорошо, то ли ужасно паршиво — и мягко скользя ладонями по груди Уолкера.

Тот смотрел испуганно, ошеломленно и как-то… выжидающе.

— Мне… должно быть противно, но… — Тики наклонился и прижался губами к его горлу, ловя судорожное его сокращение и чувствуя, как его обнимают за спину, подтягивая ближе.

Аллен потерся бугорком на своих брюках о его живот и прижался лбом к его лбу, в каком-то неясном пугливом упоении всматриваясь в его лицо. И тихо произнес:

— Не снимай ее, Тики… Тогда ты точно пожалеешь об этом.

Микк покачал головой.

Нет, не пожалеет.

Ему теперь казалось, что если он снимет эту перчатку, то только сильнее привяжет себя к Уолкеру. Подчинит его себе, сделает своим, заставит показать самую свою суть.

И не пожалеет.

Теперь — ни за что.

Тики накрыл губами дрожащие губы Аллена, вжимая его в себя, словно стремясь присоединить, и потянулся пальцами к завязкам, заметив иронично-обречённое смирение в серых глазах. Юноша отвёл взгляд, зло усмехнувшись, но возбуждённо выдохнул, стоило Микку развязать первый узел и прикоснуться губами к коже плеча.

Левая рука Аллена вся была одним сплошным шрамом. Тики вскинул ошеломленные глаза на зажмурившегося капитана и ласково усмехнулся, чувствуя растущую внутри себя как снежный ком нежность. Этот ком словно катился с горы, все набирая и набирая обороты, и становился больше и больше с каждой минутой. И парень не знал, что с ним случится, когда этот ком разобьется о какое-нибудь препятствие.

Наверное, сам Тики просто лопнет. Его разорвет на части.

Микк погладил юношу по щеке, вынуждая открыть глаза, и поцеловал под ухом, со всем возможным трепетом, на какой только был способен, в принципе не слишком представляя, что значит — быть трепетным, лаская чужое увечье.

Аллен исступленно дернулся, когда Тики вернулся к его руке губами, и выматерился совершенно обреченно и безнадежно, всем телом подаваясь вперед и нещадно полыхая лицом.

— Боже мой, Тики…

Микк рассеянно заметил, что юноша часто вспоминает Бога, хотя на сильно верующего не похож. Он вообще был чем-то — кем-то — необыкновенным. И рука его — красная, бугристая, испещрённая шрамами, словно его резали ножами и обжигали раскалёнными прутьями без остановки, — была необыкновенной.

Аллен боязливо, судорожно дотронулся изувеченными пальцами до лица Тики, надавливая сильнее, чем нужно для просто лёгкого прикосновения, и как-то отчаянно и нетерпеливо поцеловал его в шею, словно пытаясь отвлечь от своей руки.

Как будто нырял с головой в омут, не зная, что будет дальше.

А Тики и сам не знал.

Он хотел сказать что-то, как-то объяснить, показать, что чувствует, но у него не находилось слов, и он не знал, какими должны быть его действия, чтобы дать Аллену это понять. Поэтому он просто продолжал терзать зацелованные покрасневшие губы мальчика и гладить, гладить, гладить его всего — дрожащего, пылающего, жаждущего.

Это было остро — как на лезвии ножа, как на кончике иглы.

Грудная клетка Аллена часто вздымалась, и на каждый вздох Тики решил оставлять поцелуй, пока возился с молнией на брюках капитана. Так за полминуты он спустился губами от солнечного сплетения до пупка и сдернул с юноши штаны. Уолкер весь напрягся, стоило парню слегка погладить его член сквозь влажное от смазки белье, и охнул, когда лишился последнего клочка одежды.

Микк не знал, что нужно было делать в таких случаях, — матушка Лу требовала от половых актов только самого спаривания. Но ведь Аллен… ну… он… ведь не женщина, чтобы требовать от него этого. И это обстоятельство — собственное незнание, неопытность — заставило Тики на секунду напрячься, рассматривая распластанное перед ним тело юноши: на внутренней стороне бедер обнаружилась ещё парочка длинных, словно выжженных, шрамов, из-за чего Микк на секунду сердито сжал зубы, наконец понимая, откуда большинство этих увечий, — и уже в следующее мгновение, поцеловав тонкие колени, мягко коснулся пальцами одной руки судорожно сокращающегося ануса, а другой — обхватил аккуратный член у основания.

Малыша буквально подкинуло на столе. Он, пронзительно вскрикнув, исступленно выгнулся, подаваясь бедрами то вверх, то вниз, явно не зная, куда ему деться, и крепко прижал ко рту ладони, давя стоны и всхлипы.

Тики довольно улыбнулся, нависая над Алленом и сыто заглядывая в его полные слёз глаза, и лизнул сосок, принимаясь терзать его языком.

Хотелось сделать ему приятно. Хотелось доставить удовольствие. Хотелось показать, что всё это — не просто химия, а что-то… большее?

Юноша не выдержал и вновь звонко застонал, заставляя Тики шумно выдохнуть и закусить губы, до глухого стона сдерживая собственное почти болезненное возбуждение.

Аллен поощрительно погладил его по плечам, подставляясь под прикосновения, и перешел пальцами на шею, мягко поглаживая бьющуюся венку и соскальзывая к пуговицам на вороте. Тики помог ему с расстегиванием и спустил с плеч рубашку, тут же прижимая его к себе и наслаждаясь этим восхитительным ощущением — кожа к коже.

Член юноши упирался ему в живот — твердый, скользкий, с четко выраженной головкой и набухшими на стволе венами.

Тики опустился на колени.

Смазка была солоноватой на вкус, а на запах… как та самая озоновая свежесть, которая окутывала капитана и совершенно сносила крышу. Парень осторожно вобрал член в рот, стараясь не задевать уздечку зубами, и обхватил ствол губами, принимаясь сосать — как это делали с ним в лабораториях.