Где тебя нет (СИ)

И сейчас один из таких сюрпризов обманчиво мурчащим голосом о чём-то договаривался с Иваном в прихожей.

Лука замер, от волнения перестав даже дышать. Зачем Рамос пришёл к Ивану? Он искал его? Иван попросил проследить за своим слегка психически неуравновешенным товарищем, потому что тот от любой тени мог вздумать повеситься на резинке от собственных трусов? Модрич уставился взглядом в тёмное, неожиданно увлекательное покрывало, когда дверь спальни распахнулась.

Серхио был как обычно в своём репертуаре — серая тонкая футболка, надетая скорее для формальности, чем для удобства, чёрные повседневные джинсы. К слову, на Модриче такие футболки смотрелись так же, как и на вешалке — Лука вообще сомневался, а что бы получилось, если бы он, к примеру, отобрал у Рамоса пару его тряпок. Потому что все так делают, и даже Иван как-то по-дружески утащил у Луки его любимую красную рубашку.

Дверь оказывается аккуратно закрытой, а Рамос поворачивается к Луке лицом. Он слегка бледен, хотя, наверное, у Модрича всего лишь разыгралось воображение, но глаза у Серхио действительно слегка покрасневшие, словно тот много работал за компьютером.

— Ну? — Рамос с деланным изумлением разводит руки в стороны. Лука мельком смотрит ему в глаза, и они пересекаются взглядами.

Желудок Модрича где-то внутри делает кульбит.

Рамос определенно «сражён» наповал состоянием Луки — он всё такой же растрепанный сидит в старой одежде Ивана, висящей на нём мешком, под глазами — круги из-за недосыпа, а пальцы мелко-мелко дрожат, хотя Модрич и безуспешно пытается спрятать их под плед.

— Где Иван? — тихо спрашивает Лука.

— Уже ушёл, — небрежно бросают ему в ответ. Серхио не спешит садиться рядом с ним, на кровать, или хотя бы на стул рядом со шкафом. Он пристально, нагло рассматривает худую фигурку, сжавшуюся на кровати, а Модрич отдал бы абсолютно все драгоценности на свете, чтобы сейчас узнать, что происходит у него в голове.

— Он попросил вытащить тебя на улицу. Надень что-то приличное, он мне подкинул пару идей.

Вытащить на улицу? Это ещё зачем?

Нет. Нет-нет-нет. Никогда.

Лука не хочет уходить отсюда. Здесь, в квартире, его никто не тронет, а здесь — на кровати — всё пропитано запахом Ивана, теплом и безопасностью. Зачем куда-то уходить?

Модрич мучительно борется с чувством спросить у Серхио, что тот думает насчёт этого заказного убийства, но ужасно боится. Лука у себя в голове сравнивает это с занозой в пальце — не вытащишь — будет болеть, поэтому, набрав воздуха в лёгкие, бубнит из своего угла:

— Твой друг, Пепе, он хотел сказать, что… ну…

Замечает, как Рамос растерянно замирает, видимо, совершенно не ожидая такой смены разговора от своего соседа. Он проводит рукой по волосам и решает просто проигнорировать этот выпад.

Серхио поворачивается обратно, с каждым мгновением становясь немного смелее и выкидывая прочь из головы этот неловкий момент, выуживает из шкафа чистую, идеально белую рубашку-поло и тёмно-серые спортивные шорты. Кидает на кровать.

— Надень.

Лука смотрит на него взглядом затравленного зверя, и Серхио немного смягчается.

— Модрич, не строй из себя барышню. Пока я рядом с тобой — никто тебя не тронет.

Модрич лихорадочно размышляет, можно ли доверять столь опрометчивому заявлению и понимает, что если не доверится сейчас — не сможет уже никогда. Он смущённо протягивает руку за скомканной одеждой и садится на край кровати.

— Отвернись, — сконфуженно просит он, а Серхио картинно закатывает глаза. Лука и сам понимает, что это ужасно глупо — они переспали, они оба — парни, и смущаться вроде нечего, но он всё равно не может отделаться от ощущения, что именно сейчас Рамосу смотреть на него совершенно не обязательно.

Рамос щёлкает пальцами и выходит из комнаты, а Лука поспешно натягивает шорты, удобно висящие почти до колен, и крепкую рубашку. Она ему оказывается впору.

Он выходит в гостиную и находит Рамоса сидящим на корточках и активно шебуршащим в куче фломастеров, оставшихся с их с Иваном дневного времяпрепровождения. Серхио кидает на него мимолетный взгляд, а потом наконец достаёт из этого хаоса чёрный перманентный маркер.

— Чудесно. Подойди ко мне, — вытягивает ладонь, и Лука недоверчиво протягивает запястье. Горячая лапа Рамоса подтягивает его поближе и разворачивает к себе спиной.

Модрич слышит звук открывающегося фломастера, а потом ему в ладонь впихивают колпачок. Лука настороженно замирает, с ноткой любопытства размышляя, что же придумал его больной на всю голову сосед.

А потом он чувствует осторожное, неумелое возюкание маркером по своей футболке где-то в районе лопаток. Он хочет возмутиться на такое варварское отношение к бывшей идеально белой вещи, отойти от Серхио, но его тут же грубо подтягивают поближе, и рука Рамоса крепко держит его за живот, чтобы он не вздумал вырываться.

— Что ты делаешь? — недовольно спрашивает Лука. — Что ты, маньяк, творишь? Как мне объяснять Ивану, что вся его футболка в твоих художествах?

Рамос мычит что-то невразумительное, а потом удовлетворённо хлопает в ладоши, забирая колпачок из пальцев Луки. Закрывает фломастер.

— Пойдём, — тащит за руку в ту самую комнату, где Лука спал, где ему приснились кошмары. Модрич брыкается, потому что боится, что они опять вернутся, Ивана нет — ему будет некому помочь. Но Рамос сильнее, и он активно этим пользуется. Он распахивает дверь.

Лука дёргается и зажимается за его спиной, закрыв глаза и стараясь не думать о том, что может быть в этой комнате. Серхио странно на него косится, но входит в спальню первым. Там — разворошённая постель, сиротливо оставленный телефон и открытое окно.

Пусто.

Лука, там больше нет маленького тебя; там также нет людей с автоматами или вспышек из-за взорванных гранат, осколков и тёмного дыхания войны; там нет того, кто должен тебя убить. Сейчас перед тобой только Рамос. Он — твой главный кошмар.

Ты боишься его?

Рамос аккуратно подводит его к большому зеркалу в полный рост и заставляет встать вполоборота. Улыбается.

На спине Луки крупными, чёрными буквами темнеет Modrić, написанное пляшущим почерком Серхио. Тот определенно доволен собой.

— Я хотел написать идиот, но твоя фамилия и это прозвище — всё равно синонимы, — беззастенчиво пожимает плечами и идёт к шкафу, намереваясь открыть его. Лука запоздало понимает, что, к сожалению, отлично помнит, что сидело в шкафу этой ночью. Детские кошмары. Взрывы. Мамин плач.

— Нет, Серхио, подожди! — вырывается у Луки против воли, после чего Рамос рывком распахивает шкаф.

Буря эмоций.

Шкаф пустой. Там просто гора наваленной бесформенной кучей одежды, какие-то книги и бумаги. Там нет монстров или чего-то ещё — это просто обычный шкаф.

И стоящий напротив Рамос, который смотрит на него во все глаза. Лука знает, почему — он назвал его по имени.

— Ты… чего это? — обалдело спрашивает, очевидно, пытаясь совладать с эмоциями — наругать за Серхио, сказанное в запале, или… стоит отреагировать немного иначе? Хорошо ли то, что Модрич внезапно обрел голос и силы в себе сказать это?

— Ты шкаф открыл, — растерянно.

Рамос хмурит брови, решая держать старую установку — ничего страшного не происходит, если не обращать на это внимание.

— Ну, определённо.

Нет, Серхио!

Лука стоит и непонимающе, почти через раз моргает, потому что странное, отвратительное чувство неприязни к этой комнате проходит чересчур медленно, словно нехотя. Напротив стоит выпавший в осадок Рамос, до которого очень медленно доходит, что Лука второй раз в своей жизни просто взял и назвал его по имени. И если первый можно было спихнуть на временное помешательство, то этот — нельзя.

Рамос наконец просыпается, поворачивается к шкафу и со странно ноющим ощущением в груди выуживает с нижней полки обыкновенный футбольный мяч. Лука в немом вопросе поднимает брови, всё-таки собираясь с мыслями и беря себя в руки.

Ничего страшного. Просто оговорился.