Где тебя нет (СИ)

— Я с тобой, — раздаются в тишине добрые слова, и Лука наконец-то закрывает глаза, ощущая себя в надёжной безопасности. Тут всё всегда будет хорошо. Здесь — его маленький дом, неприступная крепость и, хвала Богу, всепонимающий Иван, готовый прогнать сон в четыре часа утра и остаться в реальности, чтобы помочь. Ракитичу не трудно — светя Луке, он не сгорает сам, а восстанавливается из пепла, словно феникс — приятно осознавать, что ты вытаскиваешь другого человека из проблем.

Иван мягко, настойчиво отстраняет от себя Луку, взглядом показывая ложиться спать обратно — тот смотрит устало, словно он не спал больше недели, и сейчас ему наконец-то разрешили бросить все дела и восстановиться. Едва его голова касается подушки, а тело накрывает заботливо накинутый Иваном плед, Модрича снова накрывает лёгкой паникой. Но он моментально успокаивается, когда чувствует, что сбоку от него примостился Иван, желающий уснуть не меньше.

Кровать у Ивана большая, удобная, сам он лёг у стены и тем самым совершенно не мешал Луке, который пластом вытянулся под пледом. Отбирать у Модрича половину покрывала Иван не стал, а отдал в безраздельное пользование. Он довольно быстро уснул, всё так же в одежде, а Лука лежал ещё порядка двадцати минут, думая о том, что от кровати Ивана так невыносимо приятно пахнет теплом и им.

Именно таким же запахом тепла и уюта Лука успел надышаться, когда уснул в кровати Серхио — но там, конечно, витал ещё и аромат его шампуня. Модрич всегда, когда спит, дышит глубоко и вдумчиво, поэтому за несколько часов полноценного сна успел пропитаться им до последней клеточки тела. Серхио был… просто собой, и от этого у Луки сладко сжималось сердце; он чувствовал сквозь сон, как Рамос обнимает его в ответ, как хорошо и мучительно приятно было лежать вместе с ним и знать, что это — безнаказанно. Модрич не знает, а смог бы он так прийти к Серхио, как пришел в эту ночь к Ивану? Ваня — свой, он всегда поможет.

А что же Серхио?

Что Рамос думает о нём?

Лука до боли в теле мечтает узнать, что сейчас у Рамоса в голове. И засыпает он так же — с едва заметно сопящим Иваном под боком, мыслями о Рамосе и фантомным запахом его парфюма.

***

Утром Лука просыпается и чувствует себя как в воду опущенный. Ему кажется, что солнце на улице светит слишком ярко, что в комнате слишком душно несмотря на открытое окно, а в кровати — чересчур холодно.

Ивана рядом нет.

Из-за прикрытой от шума двери доносится стрекотня телевизора и вой Ивана — видимо, он в очередной раз пел своему завтраку на кухне. По комнате витает сладкий запах оладьев и чего-то медового, патоки или сладкого — словом, хотя и ночь у Ракитича выдалась не самой лёгкой ввиду присутствия Луки, он совершенно не жаловался. Модрич уже понял, что идти в университет — самая бессмысленная идея из всех ныне существующих, поэтому он просто лежит, отбросив от себя подальше плед, и не думает ни о чём.

Иван проверяет его минут через сорок — сначала из дверного проёма показывается лохматая белёсая голова, а после и остальная часть Ракитича — он держит в руках тарелку с только что пожаренными оладушками и клубничным вареньем, прижимает к груди видимо не совсем горячую чашку с чаем, и Лука думает, что Иван пришёл к нему не из кухни, а прямиком из рая.

— Доброе утро, — Иван осторожно приземляет чужой завтрак на совершенно пустую тумбочку, — хотя технически сейчас уже не утро — половина второго. Ты спал как убитый, и я не хотел тебя будить на учёбу.

Он не упоминает ни ночной кошмар, ни последующий за ним сон на одной кровати. Иван — его хорватский, пусть и не кровный, брат, и он всегда понимает, что стоит снимать с языка, а что нет. Иван знает абсолютно всё.

Лука устало осознаёт, что как бы ему ни хотелось ответить на «утреннее» приветствие такой же искренней улыбкой, он не может — у него ощущение, что мышцы лица за одну ночную серию кошмаров враз отучились вытягиваться в дружелюбную улыбку. Он ужасно вымотался морально, а так как он не умеет держать все эмоции наглухо спрятанными в себе, на его лице написано всё.

Иван это замечает почти сразу, он, очевидно, был готов к тому, что у Луки не окажется настроения.

— Хочешь, после завтрака погуляем? — Иван задаёт осторожный вопрос и получает на него довольно невзрачный отказ. Модрич мотает головой. — Мне позвонить Серхио, чтобы он забрал тебя?

Лука поднимает на него затравленный взгляд и неловко дергает рукой; его движения угловатые и резкие, и Ракитич понимает, что попал по больному месту — если не единственному, то определённо по одному из многих.

— Он как-то… ну, связан с этим? — Иван садится рядом и задумчиво гладит Луку по спутавшимся волосам. Тот не против.

Но в ответ он слышит сплошное молчание; за открытым окном весело щебечут птицы, радуясь новому солнечному дню, и тишина выходит удобной, приятной для всех.

— Ладно. Опять мне придётся развлекать этого коматозного, — задумчиво говорит скорее для себя, чем для Луки, Ракитич и внезапно стискивает Модрича в медвежьих объятиях. Тот даже не успевает возмутиться, когда Иван уже оказывается на ногах и, прижимая к себе Луку, кружит его по комнате.

Иван добивается своего — через пару секунд он слышит звонкий, но слегка сдавленный смех.

Иван такой добрый, такой заботливый и такой знающий, какой именно применить способ, чтобы развеселить своего друга — и Лука до чёртиков счастлив, что тот сейчас сжимает его до трещащих рёбер. Иван всегда остается собой, а когда он улыбается, все вокруг автоматически получают бонус к позитивному настрою.

Ваня — маленькое солнце.

Модрич знает, что Иван — не Ваня, но ничего не может с собой поделать; смешное русское имя так подходит хорвату, оно как влитое относится к его улыбчивым глазам и волосам, которые упорно не желают лежать ровно. Иван — не Ваня, но в то же время он чертовски такой.

— Ешь, иначе я сам покормлю тебя, — шутит Иван, а сам уходит на кухню, чтобы позавтракать тем же. Лука с неким недоверием относится к стряпне Ракитича, но, тем не менее, съедает абсолютно всё, запивая чаем. Он всё ещё чувствует себя немного слабым и косится через открытое окно на улицу с некоторым недоверием, поэтому на безмолвный вопрос Ивана «а почему бы нам не выйти на улицу?» вновь никак не реагирует.

Они засиживаются в компьютерных онлайн-играх, но Лука никак не может отделаться от ощущения, что ему чего-то не хватает. Кого-то не хватает. Он ушёл вчера вечером из квартиры, не предупредив Рамоса и не сказав ни слова, потому что… Чёрт возьми, да кто вообще в адекватном состоянии пристаёт к людям в общественном месте? Не то чтобы Луке не понравилось, но…

Это «но» мучает его уже давно, почти с самого пробуждения, но Иван, увлечённый делом, не замечает этого или просто не подаёт виду. Они смотрят какой-то глупый короткометражный фильм, кидаются друг в друга карандашами и фломастерами, потому что посмотрели забавное видео-вызов на YouTube, и Ракитич моментально загорелся желанием опробовать это на Луке. То, что Модрич изначально был против, не принималось к сведению от слова «вообще» — ведь в Иване уже заговорил азартный, авантюрный человек.

Перед ужином Иван тоже слегка посерьёзнел и сказал, что ему нужно уехать и помочь своей девушке. Он пытался уговорить Луку поехать с ним, но Модрич отказался напрочь — выходить на улицу теперь не казалось такой уж радужной идеей, поэтому он слегка боязливо косился даже на затемнённые углы квартиры, словно ожидая чего-то мистического или сверхъестественного. Иван посмотрел на него нечитаемым взглядом, но отвечать на это ничего не стал — в конце концов, он немного понимал, что чувствует Модрич.

Когда на улице начало слегка вечереть, в дверь позвонили парой коротких трелей.

Лука даже не услышал этого, потому что сидел в комнате Ивана (в свою он так и не смог зайти в одиночку, решив благоразумно дождаться Ракитича) на кровати и обнимал руками коленки. Он опять оказался пленником своих мыслей, и не думать о своей собственной возможной смерти теперь не представлялось возможным. Ему было страшно. Ему было до чёртиков страшно, что что-то могло пойти не так, ведь жизнь вообще любит преподносить сюрпризы.