Музыка абсурдной жизни (СИ)

Сейчас бы, как порядочному семьянину, отправиться ему домой и усесться с любимыми существами перед телевизором, но… чего не дано, того не дано, поэтому Рокудо перед самым своим домом резко развернул руль налево, тем самым вновь выехав со двора на побочное шоссе, и привычным движением надавил на газ, с наслаждением наблюдая в зеркале заднего вида удаляющуюся многоэтажку с зажигающимися огоньками окон. Если честно, ему хотелось, чтобы эта картина была последней в его памяти о своём прежнем житье-бытье, которая бы слегка отрезвляла его в блаженные минуты счастья и разврата. Конечно, перед тем следовало бы достойно распрощаться, особенно с Энн, но… тут уж как пойдёт. Безумно это унизительно, но и желанно вместе с тем; это его единственный выход в открытое… счастье. Счастье как море, стоит только присмотреться: в блестящих водах и бескрайних просторах есть что-то совершенное, приятное и беззаботное, что-то от рая и совсем немного от реального мира. Мукуро любил море. Собственно, редкий человек не разделит его мнение.

Он не знал, куда ему податься и ехать вообще: наворачивание петель вокруг одной и той же развязки уже малость поднадоело. Тогда мужчина и решился на откровенно рисковый поступок, взяв телефон и отыскав там контакт с названием «Квартира 2». Зачем он его себе сохранил, раз никого, кроме него самого, в доме никогда и не бывало? Долгие, с полминуты гудки, и наконец раздался слегка удивлённый, настороженный, но как всегда спокойный голос парня:

— Алло?.. — «Ого, сколько серьёзности! Тебя так и не узнать, Фран».

— Здравствуй, это снова я. Не надоел своим вечным присутствием? — мужчина усмехнулся.

— Нет, что вы! — Лёгкий смешок. — Мне наоборот стало как-то скучно одному… Хорошо, что вы позвонили. Правда, не ожидал, что так скоро сделаете это. — Рокудо, не видя собеседника, мог точно сказать, чьи тонкие губы сейчас разошлись в тихой улыбке.

— А сколько времени прошло с моего ухода? — сделав вид, что мало заинтересован в этом вопросе, якобы небрежно произнёс синеволосый, разворачиваясь и выезжая на уже знакомую улицу.

— Всего лишь полчаса. Может, даже меньше, — неприкрыто хихикнув, ответил Фран и наверняка лукаво улыбнулся.

— Вот как? — с лёгким проблеском удивления в голосе спросил мужчина, стараясь сохранять спокойствие и одновременно переварить неожиданную информацию в своей голове. — Что ж, это всё занятно. Понимаешь, тут такое дело… — он на секунду отвлёкся, чтобы пропустить внезапно выехавшую машину и затем свернуть опять, — такое дело… Жёнушка моя, оказывается, ушла с подружкой гулять, меня предупредила совсем недавно. Так что дома у меня, считай, тоже тишь да гладь, да полная скукота. Если тебе, как ты говоришь, там тоже не особенно весело, то, может быть, стоит…

— Конечно, приезжайте! — громко воскликнул Фран, не дождавшись до конца и тем самым оказавшись в весьма щекотливом положении. Об этих неписаных правилах общения знали только учитель и его ученик, и несоответствие им каралось жестоким сарказмом. Но, кажется, те времена прошли. И одному, и другому сейчас было как-то всё равно на эти удары по системе. Мукуро лишь приметил свою неосознанную улыбку и кивнул, сказав: «Хорошо. Жди». Через каких-то пару мгновений синий автомобиль был уже припаркован, а его хозяин поднимался по лестнице на восьмой этаж. Пока его глаза считали ступеньки, он думал, догадался ли Фран о его жестоком вранье? будет ли как-то издеваться или подтрунивать? или принял всё за чистую монету? И вдруг Рокудо понял, что ему совершенно всё равно на догадки ученика — даже если он скажет их вслух, то мужчина не смутится и может быть даже не будет представляться другим человеком. Отчего-то хотелось беспрекословно довериться мальчишке, его изумрудному взгляду и нежно трепещущемуся сердцу. Вот и дверь, отделяющая его от этого существа. Мукуро хотел было нажать на звонок, как заметил, что та была слегка приоткрыта и немного колыхалась на ветру. Будучи удивлённый выходкой своего крайне невнимательного ученика, он бесшумно вошёл в прихожую и прикрыл за собою дверь.

— А если бы это был не я? — Снимая с себя ботинки, крикнул вглубь комнат синеволосый, недовольно пробормотав шёпотом что-то ещё про неосторожность парня. Откуда-то из кухни донеслось:

— Ну, во-первых, я вас видел из окна, а во-вторых, у меня совершенно нечего красть, кроме скрипки, но и та всё время практически со мной, — в дверях появилась фигурка музыканта, нашедшего где-то коричневые бриджи и фиолетовую, слегка потрепавшуюся футболку. Фиолетовый цвет особенно шёл ему, думал мужчина, а потом встряхнул головой, устремив свои мысли в нужном направлении. Он улыбнулся мальчишке, который также выглядел счастливым и весёлым; кухня же, кажется, жила своей жизнью, что-то готовя в себе, а что-то и пережаривая…

— Упс, кажется, я немного отвлёкся! — Фран неестественно для себя с испуганным лицом бросился обратно, потом послышались звуки переставляющейся посуды и наконец облегчённый вздох: — Уф, слава богу, ничего не сгорело!

— Это ты ради меня тут делаешь деликатесы? — спросил Мукуро, входя на кухню и вдыхая приятный, жареный, с примесью многочисленных трав запах. Здесь было душно, и всё застлал бело-прозрачный дымок; Рокудо помахал рукой, прокашлялся и всё же решил открыть окно. Процесс готовки всегда такой: в волосах затесалась травинка, все руки в какой-то смеси горчицы, соуса, кетчупа и майонеза, на кухонном столе хаос и анархия, из раковины виднеется кривая многоэтажка грязных тарелок и кастрюль со сковородками, всё пространство припорошено чёрт знает чем белым — то ли мука, то ли соль (или сахар), по разделочной доске стекают ручьи из смешанных соков овощей прямо на пол, а каждую минуту что-то подгорает и это что-то нужно переворачивать, одновременно нарезая при этом штуки три чего-нибудь. Примерно то же самое происходило и сейчас. Фран ответил не сразу, сильно увлёкшись процессом.

— Ах, вы что-то спросили? А, я вспомнил… — Он развернулся и убрал влажную прядь волос со лба. — Нет, что вы! Просто люблю хорошенько и вкусно поесть. А тут и вы решили заглянуть. Хорошее совпадение, однако! — Фран слабо улыбнулся и вновь перевёл взгляд на что-то шипящее позади себя. Мукуро лишь хмыкнул. Отчего-то… быть может, слишком сумбурные мысли, но ему казалось, что парень, занявшись делом, чувствовал себя намного естественнее так, в задымлённой кухне, с обляпанным фартуком и грязным носиком, чем пытался казаться таким же со скрипкой и своим вечным холодным взглядом. Сейчас, будто оказавшись действительно дома, он сам стал домашним: в движениях появилась мягкость, взгляд стал более искренним, слова — смелее, а душа, кажется, шире и более открытой. Увлёкшись по-настоящему интересным, хотя и повседневным делом, парень стал похож на самого себя, на того себя, который назывался настоящим и скрывался глубоко под его каменной маской. Таким — таким искренним, душевным, словом, пускай и банальным, настоящим — юный скрипач нравился Рокудо ещё больше. Сам мужчина уже просто устал от недосказанностей и туманностей в последнее время как и его ученика, так и своих собственных: то уже стояло в горле и просто-напросто осточертело. Хотелось естественного, естественного и искреннего существа рядом с собой, которое бы говорило, что думало, и не имело никаких гнусавых тайн. Уже от самого себя было тошно, ей-богу. Такой, такой настоящий Фран был действительно дорог Мукуро! Душа ценна, а не её пародия, не её футляр. Именно сейчас перед ним была самая что ни на есть настоящая душа Франа: никто не поверит, а впрочем, глубоко плевать! Синеволосый оторвался от своих мыслей только тогда, когда приметил смущённый взгляд изумрудов и зардевшиеся щёки. Видимо, слишком долгим разглядыванием смутил. Стараясь разрядить обстановку и наступившую неловкость, он отошёл к окну и, бегло окидывая дворик взглядом, произнёс:

— Кажется, готовка доставляет тебе удовольствие. Я тоже когда-то любил это дело. Успокаивает. — Мальчишка по-доброму усмехнулся и повёл плечами, решив что-то перевернуть на сковородке. Мукуро снова окинул его взглядом, пока тот переворачивал шипящее то ли мясо, то ли рыбу. И всё же хрупкая у него фигурка: это тело разве может содержать в себе стальную, заледеневшую душу? Нет, в том-то и дело. Рокудо чувствовал, что понемногу, помаленьку его ученик начинает привыкать к обстановке, к этой квартире. Она становится его домом, его родным домом. Там, где можно скинуть эту плотно прилипшую к лицу маску и вдохнуть уже лёгкими настоящего себя. Дом. Такого у Рокудо никогда не было. Точнее, до этого момента. Не было того места, в котором он бы чувствовал себя приятно, расслабленно, хорошо, в котором лишь только благостная атмосфера и уют в каждой мелочи. Но ведь квартира становится такой не от вещей материальных, а от другого… Кажется, мужчина нашёл то самое другое, за что можно зацепиться. Его милый ученик. Он стал привыкать к дому, к своим мелким обязанностям и несуразностям. Он становился (медленно, но верно) самым настоящим антиподом своего прошлого «я», превращаясь из эгоистичного мальчишки в заботливого парня. Это пока звучит очень относительно и грубо, мы знаем, но как описать тот процесс, что происходил на душе у Рокудо? Он просто видел, видел и не мог сказать это на словах, что такое он подмечал новое в юном скрипаче. Но маска равнодушия всё реже появлялась на лице того, это точно…