Музыка абсурдной жизни (СИ)

— Чего ты говоришь, Фран? Прости, задумался, ни слова понять не мог. — Он оглянулся на парня, изображая глупую и робкую улыбку, словно себе в оправдание. Однако развернувшись, Рокудо нашёл явно не Франа — какого-то другого зеленоволосого мальчика с потрёпанным футляром, но точно не его. Тому не были присущи такой румянец, такая робость и такие округлённые отчего-то глаза. Что-то здесь явно не то. Какие-какие слова он там запомнил?..

— Да я это… в общем… ничего. Говорю, ладно. Правда, я не совсем понимаю вас в этом деле, но хорошо: когда наступит подходящий момент, я вам всё выскажу, — поначалу замявшись и, видимо, на ходу придумывая, ответил скрипач, отвернувшись к окну. Мукуро тщетно старался заглянуть ему в глаза, итогом чего стала так и не случившаяся авария: мужчина успел нажать на тормоз и остановился практически вплотную к впереди стоящей машине. Счастливчик, не иначе. Учителю хотя бы на секунду эти глаза, хотя бы на пару мгновений, чтобы посмотреть и тот час поставить диагноз неизлечимо больному!.. А теперь сиди гадай: что думает, чего хочет, сказал ли на самом деле всё то, что хотел? Казус, опус. Странно, все эти слова гармонично заканчиваются на «ус», обозначая под собой нечто далекое от гармоничного. Вот так всегда.

Остальные пять минут езды до дома прошли в глубоком и бесповоротном молчании, да и музыкант, к тому же, заснул или мастерски сделал вид того. Что-то явно лишнее брякнул он тогда, но что — навсегда, на его счастье, кануло в бездну вместе с надеждами Рокудо. Тот был слегка огорчён таким упущением, зато его душа наполнилась чем-то мягким и тёплым, воздушным и лёгким, словно шарик — гелием. Верно, маленькой крупинкой счастья. Такая доза — самая оптимальная; каждый день по чуть-чуть, и жизнь будет казаться прекрасной. Правда, в своей жизни у мужчины в крови был явный дефицит такого… или не в крови. Кто-то тоскует днями от передозировки, а кто-то загибается от нехватки — увы, но в мире люди делились именно на эти две категории. Действительно счастливыми бывали лишь единицы и то — на один день. Быть может, среди них сегодня и Мукуро? Неужели его фамилия, стоящая последняя в этом списке, сейчас добралась до верха и теперь пожинает плоды упорных трудов? Учитель мало верил в происходящее. Или снова нервно усмехнуться и признать это нормой?..

Наконец, за многочисленными думоизлияниями, синеволосый довёз ученика до дома. Было опять-таки сложно вернуть его в реально существующий мир, но мужчина справился и довёл слегка пошатывающегося парня до квартиры. Солнечная и радостная погода как-то ожидаемо-гадано и невероятно банальнейшим образом испортилась, словно уйдя на больничный и прикрыв себя серым ватным одеялом, дав своему сияющему оку отдохнуть. Поэтому гулять как-то не было настроения: в такое преддождевое время лучше сидеть дома, в тепле-добре, с любимым человеком и попивать чай. Однако мы знаем, какое тепло-добро у Мукуро в доме и насколько любимый им был человек, потому и опустим лишние описания смешанных чувств последнего по поводу того, чем бы себя занять после отвозки музыканта. На часах — не было ещё и дня, а в душе стояло твёрдое ощущение, что сейчас уже вечер. Решив подумать о своих будущих планах после, синеволосый, поставив скрипку в прихожей и услышав шум воды в ванной, подумал, что, вероятно, лишний здесь — наверняка его ученик хочет погреться, поэтому, крикнув что-то, впрочем, невнятное, он решительно повернул дверную ручку.

— Вы уходите? — «А печаль забыл убрать в своём голосе, Фран». Учитель обернулся: невыразимо обеспокоенные и в чём-то грустные глаза, некогда бывшие холодными ледышками. Почему он всё время сравнивает с прошлым? И вообще: в топку его, это прошлое!

— Да. Не хочу тебе мешать. Отдыхай и поправляйся. Быть может, завтра загляну к тебе и уж обязательно позвоню, — он с нежной улыбкой погладил его по голове и переступил порог, после облегчённо выдохнув. «Слава богу, не остановил. Тогда бы все улики были против тебя, мой ученик…» Было в чём-то приятно и неприятно отсутствие ощущения чужой руки на своём запястье — вроде и хорошо, что страшные опасения не оправдались, а вроде и плохо — эти опасения были дьявольски соблазнительными и желанными.

— А, ну ладно… — Хотя горечь в голосе будет, кажется, получше остановки. — Хорошо, да… У вас семья. Идите к ней… Ладно… — Обрывки, обрывки, обрывки. Вся жизнь, наверное, из них и состоит.

— Ну-ну, не переживай так, Фран! — Мужчина сам нарушил запрет и всё-таки потрепал ученика по голове; боже, какие шёлковые волосы! — Мы завтра обязательно встретимся. — Ого, уже обязательно, а не наверное. — Так что не скучай без меня сегодня. — Уже и глупые обещания из тех светлых сказок… Жуть. Или счастье. Это смотря через какую призму посмотреть.

— Если обещаете… — хитрая поволока в глазах, очаровательная улыбка. Господи, почему такая очаровательная?

— Обещаю, — жёстко перебил, но да ладно. Нужно уходить отсюда как можно скорее, пока тут всё не закончилось, как в каком-нибудь хорошем романе. Собственно, о чём это Рокудо?..

И вот мужчина, странно счастливо себя чувствовавший, уже выходил из подъезда. На зло всем заморосил мелкий дождик, впрочем, не считая приятных тёплых воспоминаний с утра, ничем не огорчивший Мукуро. Он, наоборот, принял на себе эту воду как охлаждение своего воспалённого разного рода мыслями разума. Ему было уже, вот честно, невмоготу действовать и думать здраво, с каждым занятием это умение притуплялось и притуплялось. С каждым разом выходило всё абсурднее и смешнее… А в общем… это, кажется, временно. До первого дождя и резкого охлаждения. Всегда так. Или до окончания прекрасного времени года — весны. Как, например, сейчас: со дня на день настанут первые числа июня, и нежной весне придётся уступить месту резвому лету. Возможно, с этим придут и какие-то разумные мысли. Но уж точно не сейчас: весна же.

Мукуро никогда не понимал тех, кто давал объяснение своим безбашенным поступкам одним словом в период с марта по май. Да, он, конечно, знал про некий всплеск гормонов (впрочем, выдуманный эмоциональными людьми), но никогда в своей жизни не припоминал случая, чтобы сделал нечто такое в этот интервал времени, зато мог привести кучу примеров, когда подобное случалось вне зависимости от времени года — да хоть зимой! Поэтому считал эти глупые слухи лишь не более, чем выдумками толпы, у которой должна была быть официальная причина их безрассудных действий, однако однообразных в своём роде. Но теперь, по неизвестным, туманным причинам, своё мнение Рокудо уже мало разделял, понимая, что в эту весну и он как бешеный пёс сорвался с цепи, порождая за собой кучу несуразностей и неожиданностей. Естественно, без одного зеленоволосого чуда это было бы невозможно… Но почему ж всё обернулось так? Сейчас давать ответ было крайне глупо; по прошествии некоторого времени он должен прийти сам. Отчего-то же мужчина всё-таки чувствовал, что причина проста: он отрабатывает норму сделанных абсурдов с прошлых лет за всю эту весну. То, безусловно, похвально, но… как бы ни довело до чего-нибудь грустного в конце. Синеволосый может просто не выдержать уже. Точнее, резать вены и намыливать верёвки он точно не будет, но то самое сделает его душа, навсегда погибнув в нём самом…

А впрочем… почему мы всё о грустном? Хотя и барабанил дождь, Мукуро был почему-то счастлив и весел, разъезжая теперь по городу без определённого маршрута. Правда, его душа не была совсем уж спокойна (если честно, она никогда не бывает спокойна до конца), ведь он не мог радоваться жизни, зная, что его ученик сейчас испытывает пускай небольшую, но всё же боль. Несладко ему сегодня пришлось, Рокудо его отлично понимал — у самого в детстве и немного в отрочестве была куча таких неприятных моментов. Собственно, Фран обещал описать ему обидчиков; мужчина раздумывал: есть ли смысл обращаться в полицию? или счесть это за мальчишеский пустяк? Вдруг его скрипач рассказал ему лишь одну треть того, что было на самом деле, и в действительности сам зеленоволосый их знал, просто что-то они не поделили и подрались? Учитель пребывал в глубоких размышлениях, как тут поступить: быть может, стоило вообще прямо спросить об этом ученика, раз на то дело пошло? Вроде как они, по сравнению с тех самых далёких пор, стали дружны более, может, и доверия стало друг к другу чуть больше, а значит, есть вероятность (хотя бы вероятность — уже плевать, какая) того, что Фран расскажет ему истину. Во всяком случае, всё это ещё впереди, Мукуро решил, что ещё успеет обдумать этот вопрос. Но просто так он его точно не оставит: ему остро хотелось помочь мальчишке, поэтому и схватился он за произошедшее как утопающий за тростинку. Странные желания посещают его нынче, странные. Что поделать — весна.