Ри (СИ)

Взгляд почуявшего наживу, застывшего изваянием омеги мгновенно стал цепким.

— Без свидетелей, — буркнул блондин, отмирая и косясь на навострившего уши охранника. — Давай-ка в прохладе обсудим.

Повинуясь его жесту, Ри взошел на крыльцо и был под локоток препровожден обратно в холл, к уже знакомому диванчику и альбомам. Сел.

Рядом грациозно опустился омега, улыбнулся лишь губами.

— Ты кого-то ищешь по кулону, верно? — промолвил, застыв лицом. — Друга, родственника?

Тянуть дальше Ри не видел смысла, потому слазал в карман и достал фотографии Лэ. Протянул. Хозяин борделя аккуратно взял пачечку снимков, разложил перед собой на столе и принялся изучать.

Ри зажал трясущиеся от волнения ладони между коленей.

— Мой брат-однопометник. — пояснил, стуча зубами. — Его мужа убили в поединке крови где-то на территории Шувуя примерно три недели назад. Следы привели сюда, в Швию.

Блондин не отрывался от фотографий, размышлял, чесал наманикюренным ноготком висок.

— Клан, случаем, не Вэдин? — мявкнул, озадаченный, перебирая снимки. — Так их вожака не в поединке крови грохнули совсем, щенок…

Услыхавший «Вэдин» альфочка подпрыгнул, окрыленный намеком на надежду — ведь именно туда выдали замуж Лэ, и схватил размяукавшегося кота за запястье, сминая плоть омеги вместе с браслетом.

Хозяин борделя не отнимал руки, сцепившись с подростком зрачками.

— Если выкупишь брата, куда потом денешь-то? — спросил он, помолчав, с едва уловимыми нотками печали в голосе. — На нем же теперь клеймо до конца жизни, он хир-ха без судьбы и будущего… Не проще ли оставить, как есть и где есть?

Ри качнул головой и грустно-грустно улыбнулся.

— Возможно, для кого-то он и хир-ха, — ответил, бледнея до сероватого, землистого оттенка, — но для меня — кровный брат, а для наших с ним дядей — племянник. Если отыщем и сумеем выкупить — придумаем, как дальше, по ситуации. Максимум — останется хоть в Шувуе, на север переберется… В университет поступит, найдет пару среди волков или лисиц… Деньги ему перечислим…

Внимательно выслушавший рассуждения подростка барс покивал и отвернулся в угол.

— Ты — наивный глупыш, — мяукнул сквозь зубы, сердясь, — и не до конца понимаешь значения клейма хир-ха. Оно — не метка-рубец на коже, это вечная, незаживающая рана внутри, здесь, — омега положил ладонь на грудь, где сердце. — Каким бы раньше ни был твой брат, он изменился и не станет прежним никогда. Даже право называться альфой утратил…

— Вам придется долго лечить его сломанную душу, — блондин, после недлинной, но звенящей паузы снова взглянул Ри в лицо, на этот раз на его ресницах — альфочке не показалось (!) — заблестели слезы. — Собирать из ошметков, и не факт, что удастся. С хир-ха делают страшные вещи, щенок, и против их воли. Их избивают, берут как омег, накачивают, если пытаются сопротивляться, психотропными препаратами и за проступки оставляют, без еды и воды, связанными…

Похоже, барс прекрасно знал, о чем говорит. Неудивительно, впрочем, ведь он сам являлся владельцем борделя и наказывал подобным образом свой живой товар.

Ри покрепче перехватил запястье блондина и тихонько зарычал.

— Ты когда-то был ополо, — заявил альфочка с уверенностью. — Давно и, возможно, не в Шувуе. Потом сумел каким-то образом заслужить свободу и добился власти, но до сих пор собираешь себя по кускам и мечтаешь забыть о прошлом. Помоги мне найти брата, пожалуйста, каким бы он ни был. Не за бесплатно, разумеется. Хотя бы намекни, где он может сейчас находиться.

Барс злобно зашипел, ощериваясь, и рывком освободил руку.

— А зачем намекать-то? — хозяин «веселого дома» тряхнул, вскакивая на ноги, рассыпавшимися из прически по плечам локонами цвета зрелой пшеницы. — Гарем Вэдина купил гарра Зассыдо, в Оазис. Всех, кроме одного, самого молоденького — деньжат, хих, не хватило. Доставай чековую книжку, щенок…

Верить красавцу на слово Ри не собирался.

— Пусть его приведут сюда, — потребовал вчерашний, вынужденно стремительно повзрослевший щенок, тоже вскакивая и наступая на попятившегося омегу. — Немедленно, вместе с документами. Не может идти — прикажи принести. Когда увижу лично — получишь чек. И давай обойдемся без фокусов — мои друзья ждут снаружи.

Впечатленный блондин поднял раскрытые ладони в знак примирения.

— Но-но, — мурлыкнул, продолжая пятиться. — Кричать и перекидываться нет необходимости, гиссэ*. Позволите мне позвонить и отдать соответствующие распоряжения? Пять минут, и охрана доставит вашего брата с документами в лучшем виде…

Припертый балансирующим на грани оборота Ри к стене, омега выудил из кармана маленький серебристый телефончик и, с разрешения альфочки, позвонил.

— Новенького, который в третьем карце, ко мне, в холл! — рявкнул в динамик, едва соединилось. — Только оденьте во что-нибудь! — аппонент, очевидно, попытался возражать, и барс взъярился окончательно. — Бегом я сказал! — заорал, брызгая слюной. — Уволю, шавка, в жопу! — и скинул вызов.

Минуты через две, показавшихся альфочке вечностью, где-то захлопали двери, раздались приближающиеся, приглушенные расстоянием шаги, и в холл ввалился здоровенный бета-волк с завернутым в одеяло некрупным телом в охапке. Ри узнал Лэ сразу — тот что-то шелестел разбитыми губами несущему его охраннику, бессильно запрокидывая длинноволосую светлую голову, возможно, умолял о милости.

— Положите на диван, — властно велел альфачу Ри, указывая пальцем. — Где его удостоверение личности? Ну?!

Сейчас устами гиенки говорил весь клан Абара. Жизнь не оставила юному альфочке выбора — если поблизости нет ни единого защитника-омеги, хрупкая фиялковость летит под плинтус мешающей, скомканной ветошью.

И вообще — кто, когда и каким законом постановил, что вожаков-альф у гиен не бывает?

Затребованная за Лэ сумма, к удивлению Ри, оказалась не такой уж и большой, столько, в принципе, стоил новый, средней паршивости автомобиль. Представитель клана Абара подмахнул чек, не моргнув, кинул его на стол и, не медля ни секунды, позвонил Бабре.

— Я нашел, — сообщил ответившему после первого гудка альфачу. — И уже выкупил. Поднимайся, пожалуйста, мы в холле, нужна твоя помощь.

Хозяин борделя не мешал выносу не принадлежавшей ему отныне собственности, провожал, стоя в дверном проеме, удаляющуюся спину медведя молчанием, машинально крутил на запястье позванивающий подвесками браслет.

О чем думал омега, видя, как уходит Бабра? На его красивом, застывшем восковой маской лице невозможно было прочитать ни намека на чувства, только глаза выдавали бушующие внутри эмоции — подозрительно влажные, клубящиеся тоской о не случившемся, поманившем счастье.

— В больницу, — бросил Ри Бабре, едва Лэ погрузили на заднее сиденье, и склонился над лепечущим что-то невнятное, стонущим однопометником. Лэ, похоже, не узнал брата, его зрачки «плавали», неестественно расширенные, ни за что конкретно не цепляясь. Похоже, бедняжку под завязку накачали наркотиками или другими «нехорошими» препаратами.

— Пи-и-ить, — хрипел он, облизывая растресканные, покрытые сухими, коричневыми корочками, разбитые губы. — Водички… Глоточек… Больно, жжет…

Всю дорогу до больницы Ри проплакал, не замечая катящихся по щекам слез, не выпуская Лэ из объятий. Альфочка не распаковывал одеяла, в которое был завернут брат, боялся увидеть более серьезные повреждения, чем гематомы.

На скуле у Лэ темнел здоровенный синяк, нижняя челюсть слева безобразно опухла, шею украшал почти черный широкий след. Сам ли подросток пытался повеситься, душили ли его каким-нибудь ремнем или поясом и за что конкретно он был наказан карцером? Неведомо.

В приемном покое Лэ забрала решительная бригада медиков и куда-то, после короткого осмотра, увезла, оставив Ри, Бабру и Леся маяться на неудобных больничных пластиковых креслах.

И потянулось ожидание, оно длилось около часа и закончилось приходом беременного, до крайности усталого омеги в зеленом хирургическом халате.