Ри (СИ)

— Я умираю… — безнадежно замяукал осипшим, сорванным голосом, давясь первым подкатившим зевком. — Умираю… Прости, мой хороший…

Не понимающий, с чего вдруг абсолютно здоровый еще пару дней назад Аша собрался умирать, Лэ утешающе лизнул рыжика в нос.

— Тебе где-то сейчас больно? — довольно невнятно тявкнул он, с недоумением, и тоненько заскулил, учуяв из кухни запах свежей крови, прищелкнул зубами. — Бабра тебя избил, что ли, покусал?! Где рана, покажи?!

Аша уткнулся зареванной мордашкой гиенке в мохнатое, теплое плечо и замученно заикал. По-прежнему толком ничего не соображал, бедняжка, но, вроде, не помнил, чтобы его били или кусали. Хватали, да — страшный, огромный альфач хватал, было. Держали подвешенным вниз головой, поперк туловища, словно котенка — было. Трясли — было. А вот кусали… Не было!

Осознание содеянного бабахнуло омежку по макушке кувалдой, погребая под повторным, смягченным начавшим действовать, наконец, снотворным цунами паники. Он, он (!!!) исцарапал нового хозяина когтями в кровь и сопротивлялся его воле. Он проявил непокорность. Он — плохой раб, достойный жесткого наказания… Папочка… Теперь неизбежны порка и ледяной, темный карцер без еды и воды…

Глаза слипаются и тело обмякает… Почему?.. Ах, точно, яд… А умирать, оказывается, сладко-о-о…

Засыпающего, тихонько мяукающего несвязицу рыжика очень бережно собрали с пола, прижали к широкой, бугрящейся стальными мускулами, явно принадлежащей альфе груди и куда-то понесли, укачивая на ходу.

— Все хорошо, малыш, — ласково шептали ему, проваливающемуся в наполненное яркими, танцующими видениями марево покоя, на ушко низким, бархатным басом. — Все хорошо, котенька, не плачь. Уложу тебя в кроватку, укрою одеялком, проснешься утром…

Растащить «убитых» снотворным подростков по спальням заняло у Бабры примерно с полчаса. Лэ и Ри медведь определил в номер к Ри, благо законный супруг гиенки, Кар, находился на данный момент в больнице и его койко-место пустовало. С ними, на правах тятя, вызвался ночевать Кап. Рысек устроили в гостиной, на коврах, под приглядом Леся.

Гого же вернулся на кухню — истрепанные нервы альфы срочно требовали выпить. Бабра к другу не присоединился — слишком устал.

— Про похмелье не забудь, — посоветовал со вздохом, оставляя шакала наедине с бренди. — Которое — головка бобо, во рту кака. У нас полный дом психов, не добавляй на завтра проблем.

Медведь решил спать в гостинной, с рыськами и Лесем. Быстро перекинувшись «туда» и «обратно», он излечил полученные во время борьбы с Ашей глубокие царапины, лег, натянув лишь трусы, завернулся в одеяло, возле дверей, преднамеренно перегородив выход в коридор, и долго еще ворочался, бурчал ругательства. Заснуть не давали разные невеселые мыслишки.

====== Глава 18 ======

По утру Бабру растолкал Леся.

— Кончай дрыхнуть, — тявкнул севшему, осоловело моргающему мужу, тыкая пальцем куда-то в середину гостинной. — Почти час тебя ждут, когда встанешь.

Бабра крутанулся, куда указывал волк, и узрел двух замерших на коленях, лбами в ковер, рысек. Перед собой юнцы держали, в вытянутых по полу руках, ремни. Тот ремень, который у Аши, принадлежал — Бабра узнал — Лесе, второй был военный. У Кара утащили, что ли, из номера?

Получалось, опять провинились, без разрешения ходили, пока хозяева спали, по комнатам и рылись в чужих вещах?

— Шай, — окликнул медведь альфочку строгим голосом. — Посмотри на меня. Приказ.

Шай заметно передернулся напряженным в струну, подчиненно согбенным телом, медленно поднял серовато-бледную, осунувшуюся, несчастную мордочку и встретился с Баброй полным муки, влажным взглядом. Замер, не дыша.

— Откуда у тебя этот ремень?

Рыжик судорожно сглотнул, собираясь с силами, и ответил тихо-тихо, с жалким подмяукиванием: — Господин Лесь дал, по моей просьбе. Чтобы вы смогли выпороть своих нерадивых, заслуживших наказание рабов, Господин. — и уронил голову обратно к полу.

Бабра внимательно выслушал альфочку, поскреб ногтями голую грудь, потом, через трусы, почесал в паху и корпусом повернулся к сидящему рядом, на корточках, хмурящему брови Лесе.

— Что все это значит, — осведомился у волка, — может, объяснишь, мой лучик?

Леся лишь пожал плечами.

— То и значит, — фыркнул. — Или выпори, или помилуй. Кстати, — омега забавно сморщил нос. — На завтрак у нас овсянка с клубникой, Мэдса наварил большущую кастрюлю. Вкусная, я уже пробовал. — В доказательство вкусности каши волк, шаловато подмигнув, сочно облизнулся кончиком языка.

— Еще новость есть, — сообщил, загадочно щурясь, придвигаясь к мужу вплотную и обдавая смесью запахов сладких цветов и мятной зубной пасты. — Кар из больницы сбежал. Сейчас на кухне, овсянку трескает и клубникой закусывает…

Ошарашенный последним известием Бабра икнул и вскочил на ноги.

«Ну, Кар, ну, придурок! — едва не взвыл. — Мало мне тут проблем!»

— Аша, Шай! — прорычал. — Бросайте ремни, быстро! Бегом зубы чистить! Завтрак стынет!

Рыськи не сдвинулись с места, только тряслись. Решили — новый хозяин изволит шутить. Какой завтрак, какие зубы после вчерашнего? Да у обоих и зубных щеток-то не имелось, старый хозяин подарил, в чем на кухне выцепил — в простеньких, домашних футболочках и шортиках, босиком…

Леся мягко тронул мужа выше локтя и вздохнул.

— Не так с ними нужно. — вымолвил сквозь зубы. — Скажи: посмотрите на меня! — Бабра повторил — Аша с Шаем послушно посмотрели, боялись, дрожали. —  Ваше наказание отменяется — Господин не в настроении кого-либо сейчас пороть. Ремни положите на пол. Встаньте и идите за мной получать зубные щетки. — Бабра опять повторил, слово в слово, и покорные хозяйской воле рыськи завозились, неуверенно распрямляя спины. Встали с колен, ссутулив плечи. Оба, заметно пошатываясь, недоверчиво косились на медведя, молчали, подавленные неизвестностью, бурчали пустыми желудками.

Лично у Барбы создалось стойкое впечатление, что они близки к голодному обмороку. Котят хотелось обнять и понежить, но ведь испугаются! Хотя, если аккуратно и без резких движений…

Аша отреагировал на прикосновение к боку широкой ладони медведя рваным всхлипом.

— Господин чего-нибудь желает? — откликнулся, с готовностью подаваясь навстречу ласке.

Барба желал, искренне и горячо — накормить рыжиков овсяной вкусной кашей с клубникой, срочно. А предложенных робко, изжеванных до кровоточащих трещинок Ашиных губок не желал, Леси, истинной пары, хватало — целовать не перецеловать.

Поэтому оборотень аккуратно остранил омежку, с трудом удержался от гневного, в адрес барса- рабовладельца, плевка на ковер — Леся заругает, не в лесу и не в поле — и отмахнул рыськам кистью.

«Потопали, мол, детеныши, за зубными щетками, пожалуйста, достали бояться, никто вас здесь не обижает, вроде.»

Разумеется, растерянные, хлопающие ресницами рабы без возражений последовали за хозяином — заплетающимися в собственных ногах тенями, глаза долу. Пугаясь и не соображая, чего хочет новый хозяин. От переживаний и голода их мозги застилал тошнотворный сизый туман.

В коридоре на процессию натолкнулся несущий в стирку ворох грязного постельного белья Мэкса.

— Господи! — воскликнул, случайно скользнув рассеянным взглядом по бредущим за медведем экскортом и застопорившись, будто налетел на стену. — Бабра! Куда ты тащишь котят?! Они же у тебя падают! А бледненькие-то какие, — запричитал, хватая Ашу за запястье — омежка оказался ближе.  — Натуральные привидения! — альфа закрутил рыжика, с беспокойством всматриваясь в его понуренную мордашку. — Детеныш, — спросил он мягко, — ты точно себя хорошо чувствуешь? Когда вы с братом в последний раз ели?

Воспринявший заботу Мэдсы как проявление недовольства Аша сдавлено мяукнул нечто нечленораздельное, попятился и без предупреждения рухнул на колени. Следом за ним, с секундной заминкой, позу покорности торопливо принял и Шай.

— Простите, Господин, — залепетали рыськи хором, сгибаясь лбами в пол и скрещивая за спинами руки. — Простите…