Ри (СИ)

Точно блядь.

«А ведь и у меня на родине есть публичные дома. — подумал гиенка, содрогаясь. — Неужели заточенные в их стенах, обслуживающие течных омег хир-ха такие же смертельно запуганные, как эти рыськи? Какой кошмар!»

Зато теперь Ри вдруг стало ясно, почему ни дядя Май, ни дядя Юли, ни мэсс Кар услугами борделей не пользуются, предпочитая объятия супругов. Да по сравнению с бордельными рабами ограниченные строгими рамками гаремов альфы-гиги — свободнее птиц в небесах…

Познавший истину, подросток икнул, порывисто обнял продолжающего старательно изображать статую Ашу за плечи, привлек его голову к себе на грудь, вплел пальцы в распущенные роскошные медные волосы омеги и подавился рыданием. Рыська пискнул нечто недоумевающее и забился, пытаясь освободиться — утратил, сбитый с толку происходящим, контроль над телом и эмоциями.

— Не смей! — вскрикнул Шай, лихорадочно сглатывая, но не меняя позы — преданно ел клубящимися нарастающей паникой глазами лицо Леся. — Тебя накажут!

Тоже не выдержал пытки напряжением, испугался за брата.

И охнул, когда вместо оплеухи Леся нежно погладил его по бледненькой, островатой скуле.

— Не накажут, котенок, — прошептал волк, часто-часто моргая. — Ни порок, ни карцеров больше не будет. Считай — вы с братом к неправильным хозяевам попали… — омега собирался добавить что-то еще, но не смог — захлебнулся слезами.

Шай тихонько заскулил под его рукой, жалобно-жалобно, и немножко расслабил затекшие от долгого стояния на коленях мышцы. Не верил во внезапно свершившееся чудо, разумеется, и боялся, боялся, свихиваясь от неизвестности. Рядом с братом в голос замяукал Аша — Ри же не отпускал, целовал (!) в лоб и виски.

Успешно начавшейся коллективной истерике помешал Бабра — ввалился на кухню неуклюжим медведем, в руках куча шуршастых полиэтиленовых пакетов, шмякнул ношу на стол и сходу кинулся поднимать всех подряд, не разбираясь, где муж и где остальные.

Короче, абсолютный конец света. Ну, и хоровой рев Леси и Ри, и отчаянные вопли полностью потерявшихся во времени и пространстве рысек.

Заключающим аккордом сцене послужило появление в дверях заспанного, трущего кулаками глаза, кутающегося в простыню босого Лэ и семенящего за гиенкой серо-зеленого Капа.

— Аша! — недоуменно тявкнул Лэ, просыпаясь толчком. — Ты откуда, Боже мой?! Аша!!! Ашонка!!!

— Немедленно его отпусти! Не смей! — прорычал Лэ, сжимая кулаки. Миг, и отшвырнувший стесняющую движения простыню, перекинувшийся в зверя подросток лязгнул клыками у самого лица как раз поднимающего с пола Ашу Бабры.

Бабра небрежно, вслепую отмахнулся от гиенки, альфачу было сейчас не до слетевших с катушек щенков. Нечаянно зашибленный им Лэ кувыркнулся из прыжка набок, забарахтался, загребая лапами, вскочил и завыл человеческим голосом.

Еще миг, и рыська, которого медведь только-только собрал в охапку, гибко извернувшись, полоснул альфача выпущенными коготками по физиономии. Вряд ли рыжик понимал, что именно делает, расцарапывая пленителю щеку в кровь — просто защищался, обезумевший.

Повторно ударить себя Бабра не дал — ловко скрутил шипящего диким котом, частично обернувшегося омежку, слегка пристукнул его поперек спины, чтобы не рыпался, зажал, брыкающегося, подмышкой и, выцепив взглядом замершего с открытым ртом Капа, оглушительно гаркнул, одновременно отпинывая прочь норовящего укусить за бедро Лэ:

— Мэкса, ёба твоего папу в зад! Гого зови! Где аптечка, бренди?! Бегом! Не видишь, меня эти бешеные дети живьем жрут?!

У ног медведя Шай, ломая руки, с колен, молил, запрокинув к альфачу мокрое от слез лицо, пощадить Ашу и не убивать немедленно, позволить последующим честным служением искупить вину. А ведь мог броситься на защиту брата… Не бросился — не осмелился даже дотронуться до нового хозяина.

— Аша хороший раб! — лепетал, захлебываясь ужасом. — Господин, не надо! Пожалуйста! Он хороший… Он будет слушаться…

— Не буду!!! — перекрывая общий гвалт, рыдал пребывающий в полном помрачении рассудка, висящий вниз головой Аша, дергаясь и извиваясь по-змеиному. — Пусть убивает!!! Лучше смерть!!! Хочу сдохнуть!!! Шай, трус, заткнись!!!

— Лэ! — кричал, вырываясь, отчаянно прыгающему вокруг, рычащему гиенышу, терзая коготками предплечье Бабры. — Лэ, не давайся им! Они чудовища! Чудовища! Лучше смерть!

Вкатившийся на кухню с аптечкой Гого оттолкнул с дороги не вовремя сунувшегося Ри, сцапал Лэ за шкирку и вышвырнул в коридор.

— Лежать тихо! — рявкнул, захлопывая дверь и задвигая засов. — Без тебя разберемся!

Под завывания колотящегося телом в запертую дверь с обратной стороны подростка шакал раскрыл аптечку, вывернул ее содержимое на пол и зашуршал, готовя сразу несколько инъекций.

— Ура!!! — приветствовал укол в каменно напряженную ягодицу Аша, колотя Гого стиснутыми до белых костяшек кулаками, куда доставал. — Яд!!! Да!!! Шай, братик, прощай!!!

Психоз омежки продолжался.

С чего бедный, вдруг, решил, что ему вкатили именно яд, а не наркотик или снотворное, оставалось тайной за семью печатями. Переубеждать его, такого спятившего, не имело смысла. Потом, завтра. Угомонить бы для начала — котенок оказался на удивление сильным.

Следующим дозу успокоительного получил Шай, после Шая — Ри. Гого колол щедро, благо запас лекарства позволял вырубить с десяток оборотней до утра.

— Кому еще? — осведомился, скалясь, у привалившегося, в шоке, лопатками к стене Леся. — Тебе?! Запросто, плечико подставляй, дружок!

Волк клацнул на шакала зубами и рыкнул, отрицая.

— Обойдусь, я не щенок! — заявил, гордо выдвигая подбородок. — Мне полстакана бренди вполне хватит! Котятами занимайся, Лэ!

Бабра и Кап, разумеется, тоже хором отказались от инъекций — обоим нужны были думающие, не замутненные мозги.

— Хватит! — шикнул медведь на мечущегося без толку, царапающегося Ашу. — Жди смерть, как подобает воину — с достоинством!

Омежка не воспринял сказанного альфачом из глубин захлестнувшей истерики, хрипло, надсадно мяукал, отбиваясь. Острые коготки рыськи безжалостно драли предплечье пленителя, на плитки пола капала горячая, густая медвежья кровь. Бедра альфача обхватил плотным кольцом из трясущихся рук Шай, уткнулся новому хозяину мордашкой в пах.— Не убивайте, Господин, — скулил как заведенный на одной жалкой, задушенной ноте. — Не убивайте… Мы послушные, клянусь…

Плачущий навзрыд Ри пытался оттащить рыську прочь от Бабры — бесполезно, только ногти обломал, частично очухавшийся Леся совал гиенке к губам запечатанную бутылку бренди — омега забыл, в раздрае чувств, вытащить из ее горлышка пробку. Кап же вообще сел на стул, с пустым стаканом в ладонях, молчал, бледный-прибледный, смотрел круглыми, немигающими пустыми глазищами — выпал из реальности и не вмешивался.

Поскорее бы подействовало успокоительное — иначе хоть связывай всех скопом. Ну, кроме Гого, тот сохранял относительное спокойствие, коварно подбираясь под шумок к Лесю с заряженным снотворным шприцом.

Леся оборонился от лезущего со шприцом наперевес Гого выставленным локтем и зарычал, ощериваясь.

— Отстань, придурок! — взмолился. — Ну не надо мне укол, я сам справлюсь!

До волка, наконец, дошло, почему из бутылки ничего не выливается, он с кривой ухмылкой выдернул зубами мешающую добраться до бренди пробку, сделал прямо из горлышка пару жадных глотков, скривился и закашлялся.

— Фууу, — выдохнул в сторону. — Ну и гадость…

Понятливый Гого сунул омеге под нос рукав, занюхать.

— А тебе нельзя, — заявил Ри. — Ты маленький еще!

Несогласный Ри хищно оскалил зубки и собрался возразить, но не успел — на него сверху рухнул сумевший вывернуться из подмышки Бабры Аша. Опрокинув гиенку на спину, рыська протоптался по нему и кинулся к двери — отпирать засов. Миг, и он распахнул дверь и вывалился в коридор. Остановить омежку никто не успел. Едва оказавшись за порогом, котенок упал на колени перед пребывающим в зверином облике Лэ, обвил его за шею руками, как собаку.