Где тебя нет (СИ)

Он внезапно чувствует сильную слабость во всем теле, потерю энергии и поэтому сдаётся: осторожно кладёт одну ладонь прямо на правую лопатку Модрича и медленно начинает гладить того по спине. Тот крупно дёргается и неверяще замирает, словно бы ожидал, что Рамос должен был ударить его.

Умом ему кажется, что он таким образом старается оттолкнуть его. А на самом деле — прижимает ещё крепче. Серхио ужасно запутался в себе. Левую руку он кладет куда-то на чужое бедро, а правой проводит по всей спине Луки, иногда легко, невесомо дотрагиваясь до волос.

Если бы сейчас на месте Модрича оказался кто-то другой, неважно кто, то Серхио бы без раздумий ушатал его за такой необдуманный, дикий порыв. За желание обнять Рамоса. Но сейчас у последнего совершенно нет сил что-то сделать, он просто стоит и ощущает тепло чужого тела настолько непозволительно близко. Модрич иногда мелко-мелко вздрагивает, он действительно напуган возможностью того, что Серхио захочет ударить его, оттолкнуть от себя, но у Рамоса неожиданно даже близко нет таких мыслей.

Маленький хорват всё ещё прижимается к нему, ни на секунду не забывая, кого именно обнимает, а оттого не теряя над своими желаниями контроль. Например, он не позволяет себе расцепить на спине Серхио руки, чтобы дотронуться до оголенной шеи, до волос, до плеча, подставить ногу поближе, чтобы было удобно. Он просто застыл как каменное изваяние и глубоко дышит Рамосу в шею, втягивая в себя приятно мягкий одеколон и, скорее всего, мечтая растянуть драгоценные секунды на целую вечность. Серхио слегка отпускает себя, неосознанно расслабляется и растворяется в нем так же, как и он.

— Это ничего не значит, — голос Рамоса отчего-то ужасно сиплый. Серхио закрывает глаза и полностью погружается в витающую вокруг карамель. Теперь в мире есть только он и маленький хорват, обнимающий его, как последнюю драгоценность в жизни — крепко, от всей души. — Скажи это, Модрич.

— Это ничего не значит, — выдыхают ему приглушенно в шею, опаляя кожу горячим дыханием. Сильные руки, вопреки сказанным мгновения назад словам, сжимаются ещё больше, прижимают еще ближе, будто Лука боится, что Серхио действительно вывернется из объятия и куда-то уйдёт.

— Замечательно.

Это ничего не значит. Они не пара, не друзья и не любовники — они никто, и Модрич это осознает. Он это сказал, он так думает.

Рамосу очень трудно признавать, что именно с этого самого дня он больше не самый что ни на есть настоящий гетеросексуал. Он переспал с парнем, и это грызёт его похуже самого страшного ночного кошмара. Так не должно быть, и так никогда не будет.

Модрич всё ещё прижимается к его груди, и Серхио хочет закричать в голос, чтобы унять свои разбушевавшиеся мысли. Горячее дыхание греет шею. Руки обхватывают поперек туловища.

Рамос посылает здравый смысл к чертям и заключает соседа в объятия, утыкаясь носом в мягкую макушку и слабо сжимая плечи Модрича в ответ.

========== 8. На чьей ты стороне ==========

Ты можешь рассказать мне секреты, которые я, возможно, расскажу другим.

Я не пытаюсь тебя задеть,

Я просто люблю разговаривать.

Кажется, у нас все трудно,

Так горьковато-сладко.

Полагаю, так это и должно быть.

Panic! At The Disco, «Bittersweet»

Вроде бы пару дней, но так, что еле держусь на ногах.

Сколько тебе? Во мне та же борьба.

Скриптонит, «Я не улыбаюсь»

***

15.22

Ты рассказал ему?

15.30

Рассказал о чём?

15.30

Ты знаешь, о чём я.

Он должен знать. Ты не можешь просто так это оставить или пустить на самотёк.

Иначе я сам найду его и скажу это в лицо.

15.31

Рамос, не притворяйся, что ты меня игнорируешь. Это не шутки, и не смей писать, что я тебя заебал этим.

15.45

Я не игнорирую.

15.47

Да?

15.47

Да.

Но ты меня заебал.

Чёртов Пепе с его чёртовой совестью.

Он велел притащить Модрича к нему домой сегодня после обеда. И вот Серхио уже который час гипнотизирует взглядом стол, потому что, по его расчётам, Модрич с минуты на минуту должен был вернуться домой. Из надежных источников — а именно от Ивана Ракитича — он выяснил, что в эту среду у Луки нет работы, и он должен вернуться домой пораньше.

Дверь открывается только в начале четвёртого. Модрич выглядит крайне изумлённым — не успел ещё он ступить на порог, а его уже встречает разозлённый сосед.

— Ты идёшь со мной, — ставит перед фактом Модрича и натягивает кроссовки. Тот замирает.

— Это как ещё?

— А вот так. У тебя нет сегодня работы, — безапелляционно припечатывает Серхио и предпринимает попытку схватить Модрича за хоть какую-то конечность, чтобы по дороге к Пепе не вздумал увернуться и уйти. Тот извивается ужом.

— Откуда тебе знать? — Зло бросает Лука. Он не обязан таскаться за Рамосом и выполнять все его прихоти, у него, в конце концов, есть свои собственные желания. Рамос, кстати, так совершенно не думает — он неаккуратным движением руки царапает ногтями кожу Луки, причиняя тому боль. Пыл вырваться от настолько грубого сейчас соседа Модрич всё равно не усмиряет, даже невзирая на боль.

— Я позвонил Ракитичу и всё выяснил, — поясняет Рамос, хмуро, слегка бестолково улыбаясь краешками губ. На самом деле ему пришлось около двадцати минут уговаривать Ивана выдать нужную информацию, потому что тот ни в какую не хотел тормошить свою память в семь утра.

У Луки самое обиженное лицо из всего арсенала.

Его наконец сгребают в охапку — Рамос держит крепко и никуда не пускает, пока тащит вниз по подъездной лестнице. Модрич наконец сдаётся, раздражённо заезжает Серхио куда-то в левое нижнее ребро, желая доставить как можно больше страданий соседу. Но ударяется скорее сам и, мрачно потирая ушибленный локоть, думает, не железные ли у Рамоса вставлены рёбра.

Луке немного неудобно идти завтра на работу, ведь там его, кроме усталого начальника и равнодушных ко всему соусов, ждёт Лора. Девушка поцеловала его на вечеринке, и Лука всё не мог найти время, чтобы подойти и поговорить с ней. Он не хочет терять дружеские отношения, сложившиеся у них за последнее время, поэтому ему необходимо выяснить с ней отношения и объяснить, что она ему не нравится.

Но сейчас он не может сделать даже элементарный глубокий вдох — медвежьи лапы Серхио крепко вцепляются в него, словно ребёнок в мягкую игрушку, и не хотят отпускать. Рамос отстаёт от Луки только на улице и всё равно крепко прирастает к месту повыше локтя — он обхватывает худоватое предплечье Модрича и не выпускает его минут сорок, почти час, пока они не оказываются в соседнем жилом районе. Зачем они туда пришли, Луке совершенно непонятно, и он обречённо сдаётся, позволяя Рамосу таскать его за собой, куда вздумается.

Но Серхио, видимо, пришёл сюда по делу — он целенаправленно двигается куда-то в самую глубину двора и заставляет Луку собрать ногами все ямки и выступы бордюров, до которых только может дотянуться. Они останавливаются у какого-то небольшого двухэтажного домика, откуда выходит молодой парень, примерно на пару лет старше их с Серхио, с чёрными кудрявыми волосами.

— Привет, — крепко пожимает руку Рамосу и небрежно поворачивает голову, придирчиво рассматривая Луку. Модрич и сам знает, что не производит должного первого впечатления — он запыхался и покраснел, ведь Рамос был абсолютно беспощаден в плане сохранения чужого времени, а оттого выглядел просто ужасно.

— Вот это чудо — твой Модрич? — открыто усмехается парень, тем не менее приглашая их внутрь. Рамос заталкивает Модрича в прихожую и закрывает дверь.

— Он не мой, — не менее язвительный ответ. У Луки, находящегося в незнакомом ему месте, вопросов побольше.

— Где мы? — он спрашивает у Рамоса, поднимая круглые совиные глаза, и стряхивает с футболки несуществующие пылинки. Серхио бессовестно, почти как игрушку, перетаскивает Луку в гостиную и сажает на диван, сильно нажав на плечи руками. Неизвестный парень наблюдает за ними, облокотившись на дверной косяк.