Где тебя нет (СИ)

А дальше? А дальше — туман и туча приятного концентрированного удовольствия.

Участвовал ли в этом блаженстве Модрич, мирно спящий рядом? Или это он сейчас не спит, а просто-напросто умер, и скоро за Рамосом приедут полицейские, желающие арестовать его за предумышленное убийство?

Тело рядом беспокойно сопит во сне и подаёт признаки жизни. Модрич, к сожалению, всё ещё живой.

Серхио поудобнее устраивает голову на подушке и, пока особо не двигаясь, чтобы ненароком не разбудить соседа, начинает рассматривать его.

Он видит лишь светлый лоб с растрепанными волосами, закрытые глаза и приоткрытые, слегка обвафельные губы, замученные кем-то до подтёков. (Серхио, кажется, догадывается, кем был искусан рот Модрича, но он до сих пор отказывается верить, что сам смог так зацеловать несчастного. Хотя хорват не выглядит несчастным — он вполне комфортно устроился на соседе и крепко прижался к своему личному источнику тепла. Даже несмотря на то что был надёжно прикрыт одеялом).

Видимо, Модрич мерзлявый и постоянно укрывается от холода, потому что иначе объяснить его утренние обнимашки никак нельзя, пытается успокоить себя Серхио. Он слегка наивно думает, что Модрич просто замёрз ночью и пришёл погреться, потому что размышлять о том, что могло произойти этой ночью, он не может.

Ну не мог же он в конце концов затащить Модрича в постель?

Нет. Точно нет — Пепе сказал, что если один раз хорошенько приложиться, пройтись по нему, то это навязчивое чувство неполноценности, постоянной несобранности уйдет и Серхио больше не захочется думать о Модриче — более того, он вряд ли соблаговолит на него посмотреть. Но Серхио просто не может оторвать взгляда от такого Луки, и ему кажется, что он ещё глубже увяз в карамели, медовых глазах и проницательном взгляде своего соседа. А это значит — ничего страшного ещё не случилось.

Рамос всё ещё по девушкам и настоящий натурал, не запятнавший свою репутацию случайными связями.

Нет.

Что-то было. Что-то точно случилось — Модрич не пришёл бы сам к нему в спальню и уж тем более не полез бы к Рамосу в постель. Вряд ли ему просто захотелось обниматься — за сегодняшним утренним пробуждением кроется история поинтереснее пары жарких поцелуев.

Серхио вытаскивает руки из-под одеяла и осторожно стаскивает с себя Модрича, молясь про себя, чтобы тот не проснулся. Но последний и не думает — лишь обратно утыкается куда-то в подмышку и легко сжимает пальцами покрывало, словно ища в нем безопасное укрытие. Рамос садится на кровати, потягивается и лениво бросает взгляд на хорвата, убеждая себя, что он рассматривает его чисто из любопытства.

Модрич выглядит таким же отдохнувшим, как и Серхио — тёмные круги под глазами исчезли, словно по мановению волшебной палочки, за одну ночь, черты лица разгладились, а сам он слегка улыбался во сне чему-то приятному. Серхио хмуро, но с интересом разглядывает его вытянувшееся вдоль кровати тело. Постель явно не рассчитана на двоих, но Модрич худой и распластался разве что не на Серхио, а сам Рамос вообще в комфорте себе не отказывал и никаких неудобств не ощущал.

Серхио бесшумно встаёт с кровати и у самой двери в спальню оборачивается — Лука удобно разместился на его кровати, укутавшись в одеяло, и даже не думал просыпаться. Рамос с тяжестью отгоняет от себя навязчивую мысль, что маленький хорват так правильно смотрится среди всего беспорядочно наваленного хлама спальни, смятого тёмно-синего постельного белья и растворившегося в воздухе аромата одеколона Рамоса. Модрич идеально, совершенно влился в эту картину — и Серхио абсолютно не знает, что с этим делать; не знает, почему так произошло.

На кухне, на полу, валяется небрежно откинутая его выходная рубашка и домашняя футболка Модрича. На столе лежит телефон. Время ещё очень раннее, нет и семи утра, но сегодня — воскресенье, и спешить куда-то по делам необязательно. На экране четыре оповещения о пропущенных звонках от Пепе, и Серхио, прикладывая к уху мобильный, молится, чтобы там было действительно что-то важное.

Пепе не отвечает ни на первый звонок, ни на второй, ни на пятый. Безликий автоответчик равнодушно выдаёт ему пару забитых фраз, но Серхио наплевать — если бы Пепе хотел, он бы точно нашел способ связаться с другом.

И не успевает чайник закипеть, как трель телефона раздается вновь — Серхио раздражённо хватает его и выключает звук, чтобы не разбудить Модрича. Ему совершенно не хочется сейчас донимать соседа и спрашивать, почему тот посмел оказаться в его постели.

— Да? — бросает в трубку Рамос, медленно помешивая сахар в чашке с кофе. Завтракать он не хочет, поэтому просто ограничивается одной кружкой. По ту сторону номера кто-то возится.

— Рамос, я тебя убью, — выдыхает сквозь сжатые зубы Пепе и едва слышно чертыхается, — сотый раз звоню, тебя трубку брать не учили?

— У меня выходной, — бесстрастно пожимает плечами, — заслуженный, — зачем-то добавляет после небольшой заминки.

— Великолепно, посмотрите-ка на него, выходной. Теперь у тебя его нет — ты не сможешь выйти за меня на смену? У меня дела срочные, а сучий шеф и слышать ничего не хочет об этом.

Рамос разочарованно сжимает переносицу.

Конечно, ни один выходной не может пройти так, как вообще-то было запланировано — что-то обязательно пойдёт не так и растреплет нервы Серхио окончательно. Либо Пепе с дурацкой работой, либо Модрич, крепко спящий в его собственной постели.

Модрич, крепко спящий в его собственной постели.

Как же ты это допустил, Серхио? Настоящий ты никогда бы не позволил не то что залезть к тебе в кровать, даже зайти в спальню, потому что спальня — личное пространство для тебя; ты не позволяешь своим одноразовым пассиям оставаться в твоей кровати, потому что не можешь заснуть с кем-то ещё. Что с тобой случилось: ты так сильно напился, что вырубился, не заметив рядом с собой маленького настырного хорвата, или ты осознанно завалился с ним спать? Как ты объяснишь то, что он до сих пор лежит там, а ты не можешь подойти, встряхнуть его за тощие скошенные плечи и с треском выпроводить со своей территории?

Серхио знает, что чувства к посторонним людям рождаются сначала в его голове, и только потом ими становится одержим не физический разум, а моральный. Не тело контролирует его желания, а он сам.

Вопрос лишь в том, хочет ли он этого.

Но Серхио — настоящий слабак. Он не может выгнать Модрича из своей же постели, потому что перед ним сразу же вырастает образ хорвата с грустными крупными глазами, осуждающими его за каждую оплошность, неправильное движение или решение. И Серхио подсознательно подчиняется ему — не знает, почему не может не подчиниться.

Он внезапно вспоминает, что на трубке у него висит Пепе.

— Чёрт, — обжигается кофе, — ладно, но ты мне будешь должен. Слышишь? Я потребую моральной компенсации.

Пепе вопит что-то непонятное в телефон и отключается. У Серхио перекошенное лицо и такие же обрушенные планы на день.

А какие у тебя были планы? Поговорить с Модричем? О чём же ты с ним сможешь поговорить? О том, что вы едва не переспали, что вы уже переспали, что будет с вашими недоотношениями? Серхио упрямо убеждает себя, что ничего не чувствует к Модричу, кроме желания попробовать чего-то нового и обычного вожделения, появляющегося всякий раз, когда секса или нет, или возмутительно мало. Значит, стоит сегодня вечером подцепить девушку и оторваться на славу, выбросив лишние мысли из головы.

Он ведь до сих пор спит там.

Серхио возвращается в спальню, чтобы переодеться, хотя отлично помнит, что его любимые джинсы и рубашка поло лежат в гостиной на диване. Ему просто хочется ещё раз взглянуть на Модрича, спящего в его кровати — в этом ведь нет ничего такого.

Пусть только попробует понапускать блох на постельное бельё — переломаю все его тощие косточки.

И он действительно всё так же крепко спит — Серхио сквозь дверной проём смотрит на худую, крепкую спину, изгиб позвоночника и растрёпанную макушку. Лука едва ли поменял положение тела с того момента, как Серхио ушел на кухню — он проспит ещё пару часов. Рамос хватает какие-то вещи, не задумываясь над тем, нужны они ему или нет, а потом, уходя, закрывает дверь в спальню.