Где тебя нет (СИ)

Пепе, сколько ты выпил? Ты разговариваешь словами, совершенно не свойственными для человека, который только что узнал о запланированном убийстве. Серхио боится пошевелиться, и его окутывает иррациональный страх.

Тревога.

Беспокойство.

Серхио ужасно боится, и теперь он знает, чего именно — вернуться домой и обнаружить маленького хорвата не в своей постели, а с перерезанным горлом. Он всё убеждает себя, что не должен совать свой нос куда не следует, что его не волнует ставшие довольно крупными проблемы Модрича, но он не может.

Теперь Серхио точно знает, что как только он придет домой, первое, что ему придётся сделать — ударить Модрича посильнее по лицу и заставить вести себя менее вызывающе как по отношению к потенциальному убийце, так и к самому Серхио.

Рамос всё ещё не может вспомнить, как он провел эту ночь, но теперь он уверен полностью, что без присутствия Модрича там не обошлось. Он почти наверняка залез туда, куда его не просили, — а именно, в чужую спальню, — и наворотил дел, от которых у Серхио болит голова.

В последнее время головная боль становится его ежедневным спутником, и Рамос начинает привыкать к ней. Потому что столько думать и осознавать настолько страшные вещи может быть чревато последствиями.

— …Рамос.

Да, я тебя слушаю, Пепе.

— Вали домой. Скажи своему дружку, что на него накатали предъяву, и пусть заказывает себе гроб через три недели.

Три недели. Как они вообще могут быть уверены, что Пепе просто не показалось? И что в электронном сообщении были именно недели, а не, скажем, три дня? У Серхио кружится голова, а ноги совершенно не держат.

Он не прощается, просто встаёт и уходит прочь из бара. Пепе анализирует состоявшийся разговор, остаётся на месте и продолжает пить, видимо, воскрешая не самые приятные воспоминания о случившемся у себя в голове.

***

Серхио возвращается домой к вечеру, потому что… Он и сам не знает, почему. Он просто действительно боится найти Модрича до сих пор спящим в своей постели, хотя и понимает, что это невозможно.

Рамос не хочет больше его видеть и в то же время страстно желает подойти к хорвату и дать тому в челюсть.

Он заходит в квартиру и замечает свет в соседней спальне. Модрич живой, и он сидит в своей маленькой норке, всё хорошо. Серхио прокручивает варианты развития событий и размышляет — стоит ли подойти к нему и что-то сказать? Может, что хотя он и не помнит всего случившегося, он на всякий случай хотел бы сказать, не хотел втрахивать его в матрас?

Но врать самому себе Рамос больше не намерен.

Он ненавидит Модрича, но оттого хочет ещё раз прикоснуться к нему, ощутить яркий спектр ощущений и таких острых чувств, вытрахать всю душу и оставить умирать. Стоит брать от этой жизни всё, и Рамос убедился в этой непреложной истине на собственном опыте.

Маленький хорват заставляет его чувствовать настолько живые эмоции, что Рамоса накрывает с головой.

Модрич наверняка закрыл дверь в свою спальню. Пусть так. Захочет поболтать на досуге — пусть не подходит больше к Серхио. Он и сам не знает, чего хочет. Больше нет логики в его действиях, Серхио просто запутался сам в себе и не может найти выход.

Кто же для него этот маленький хорват? Который сейчас сидит за тонкой стеной и, наверняка, думает об этом, скорее всего, всё-таки произошедшем сексе? Который знает, что его не спасёт закрытая дверь, и если Серхио захочет, то получит желаемое? Который не может понять, что происходит у Серхио в голове, и каждый день наугад прощупывает его настроение?

Серхио раздевается и уходит на кухню, потому что ужасно голоден. Съедает тарелку супа, бездумно сидит, подперев рукой щеку, и думает о том, что наговорил ему Пепе.

Пепе умный, и это неоспоримый факт. Он бы не стал поднимать шумиху, если бы на то не было по-настоящему аргументированной причины.

И что же я скажу ему, Пепе? Уебок, тебя заказали через парочку неделек, какой венок покупать будем?

Серхио пробует покатать на языке этого «уебка» и с каким-то кислым сожалением понимает, что больше не может назвать Модрича выблядком, мерзавцем, подстилкой, потому что ему морально тяжело. Он не понимает, но мысленно догадывается, что маленький хорват что-то сломал в нём, перевернул внутренний мир, и теперь Серхио больше не может думать о нём так, как думал в самом начале.

И Серхио больно.

Фантомные боли начинают преследовать его, и Рамос отчаянно хочет, чтобы всё встало на свои места, чтобы всё было как прежде.

Чтобы у него было много девушек и никакого хорватского соседа, непонятно как появившегося в его доме и захватившего мысли в плен.

Серхио слышит, как Модрич выходит из своей спальни и устало плетётся на кухню, чтобы поесть. Внутри у Рамоса всё скручивается, но оказывается, что он ошибается — маленький хорват сворачивает в ванную комнату, запирается и включает кран с водой.

Видимо, Модрич наконец-то решил утопиться.

Но нет. Он возится там пару минут, после чего быстро и как можно тише уползает обратно в спальню. Закрывает дверь.

И снова тишина.

Серхио с кислым лицом уходит в свою комнату, а потом с какой-то отрешённостью рассматривает заправленную кровать.

Валится в одежде прямо поверх одеяла и вдыхает в себя воздух. В нём, кроме кондиционера для белья, спрятался сладкий карамельный аромат, и Серхио понимает, что утренняя картина ему не привиделась — Модрич действительно спал в его комнате, в его кровати, вместе с ним, и Серхио ничего не может с этим поделать. Он безоружен, но он не сдаётся.

Утыкается носом в подушку, настойчиво отлавливая сладкие отголоски карамели, и засыпает почти мгновенно.

***

Утром понедельника его ждёт такое же разочарование.

Рамос ни за что не признается себе, что он действительно хочет поговорить с Модричем, наконец-то прояснить ситуацию, а может, просто сказать пару неплохих оскорблений, чтобы задеть его посильнее и посмотреть, как тот будет уязвлён. Это правильно, потому что Рамос — сильнее. И он так хочет.

Он выходит из спальни, неосознанно потирая глаза руками, когда натыкается в коридоре на одевающего кроссовки Модрича. Вот это удача; сон сходит на нет моментально.

— Стоять, — голос звучит твердо и уверенно, словно Серхио вообще не спал, и это его очень радует. Модрич подрывается и резко дёргается в сторону выхода, но Рамос ловче и изворотливее — он успевает крепко схватить соседа за запястье и затолкнуть обратно в квартиру.

Он немного дрожит и смотрит гордыми, забитыми из-за страха глазами на держащего его Серхио.

— Трус, — холодно выдыхает Рамос и ещё крепче сжимает чужую руку. Модрич сильно дёргается, но Серхио держит его мертвой хваткой, — куда это ты рванул?

Ответом ему служит шумное дыхание, молчание и ещё пара ненавистных взглядов. Как ни странно, Модрич глаза на него не поднимает, словно сторонится.

Он всё помнит. Замечательно.

— Что тогда случилось? — кристально ясно и твёрдо спрашивает Рамос, пару раз подтянув поближе к себе соседа, чтобы тот не вздумал убежать. Маленький хорват напряжённо стоит и с преувеличенным интересом рассматривает пол, посчитав его неожиданно увлекательным.

— Модрич, — обманчиво-мягко мурлычет Серхио и замечает, как от этого тона у Луки появляются на открытых руках мурашки, — так что же случилось прошлой ночью?

Видимо, до хорвата очень медленно доходит, что его сосед не владеет нужными воспоминаниями, потому что тот бросает быстрый непонятливый взгляд ему в лицо.

Его футболка случайно задирается в районе левого плеча, и Серхио бросает туда взгляд.

Замечает красную ссадину засоса, поставленного кем-то чужим, и внутри него начинает просыпаться буря. Модрич перехватывает его взгляд и поспешно оправляет футболку. Поздно.

— Надо же, — ядовито шепчет Рамос, — нашёл себе наконец-то подружку? Тебя пометили, как дворовую псину? Модрич, скажи, несчастная испытала хотя бы какое-то удовольствие, или вы с ней в брёвна играли в постели?