Где тебя нет (СИ)

Его не будет несколько часов. За это время Модрич, наверняка, додумается проснуться и сделать вид, что его никогда не было в этой спальне.

А если нет — пусть обвиняет в последствиях только себя.

***

В баре скучно и грустно, хотя и довольно людно для воскресного утра. Вокруг разношёрстный контингент, пытающийся напиться, даже не проспавшись до конца, и Серхио откровенно замучился хмуро объяснять очередному неадекватному посетителю, что налакаться крепкого алкоголя в начале дня — не самая умная идея. Знакомые ребята из персонала передают, что у Пепе какое-то срочное дело, не требующее отлагательств. Серхио помечает у себя в голове галочку «спросить у Пепе, что за дела могут заставить работать Серхио Рамоса в его законный выходной».

Всё идёт откровенно хреново.

В обед у Рамоса от перенапряжения уже начинает дёргаться глаз, и бар закрывается на какой-то там долгий перерыв до самого позднего вечера. Серхио хочет смыться домой, отчаянно надеясь застать там Модрича и наговорить ему от души кучу ругательств. Может, это немного отведёт душу.

Но в бар заходит Пепе, и Серхио сразу понимает, что ему предстоит пережить серьезный разговор. Пепе слегка пьян, в любом случае, пропустил через себя пару стаканов, а это значит, что случилось действительно что-то тревожное.

Жестом показывает идти за собой в подсобку. Рамос угрюмо следует, не задавая лишних вопросов и немного волнуясь из-за неизвестности.

Внутри тихо, и горит верхний тусклый свет. Пепе падает на стул и с нечитаемым выражением лица рассматривает садящегося Серхио. В плохом свете он выглядит бледновато-зелёным, уставшим и даже болезненным.

— В общем, — собирается с мыслями и достаёт из портфеля две бутылки пива. Серхио качает головой, потому что напиваться не хочет совершенно. Пепе странно хмыкает и ставит только один стакан, для себя, — и что ты вчера делал?

Что я вчера делал?

Я и сам не в курсе.

Напился и вернулся домой. Трахнул Модрича, а может быть, и нет. Серхио понятия не имеет, чем он занимался вчера, но точно помнит — он провёл время просто восхитительно.

— Не знаю, — выдавливает из себя Серхио. Лучше сказать ему правду, чем потом разгребать навернувшуюся путаницу, — праздновали день рождения, напился, как чёрт.

— Понятно.

У Пепе кислое выражение лица, по нему видно, что он борется именно с тем чувством человека, желающего рассказать страшную тайну и заведомо знающего, что информация никому не придётся по душе.

— Вчера, — начинает резко и глухо, будто не выспался, — приходил мужик какой-то в бар. Уже пьяный.

Удивительно. Серхио не перебивает, а внимательно слушает.

— Сует пару крупных купюр, говорит — за молчание. Ну, я понимаю — выговориться хочет, лишние уши не помешали бы.

— М-м, — глубокомысленно отмечает Серхио и не отрывает напряжённого взгляда от друга. Что-то с ним не так. Пепе выглядит осунувшимся и постаревшим за один вечер лет на десять. Он чертовски устал, и что-то гложет его изнутри.

Пепе продолжает давить из себя монолог.

— Пьяный был, — тоскливо повторяется, — и сказал, мол, нашел себе «игрушку» для развлечения. Я думал, имеет в виду, нашел девушку на ночь, но он сказал это…

Щелкает пальцами.

— Сказал…

Как он это сказал, Пепе? Ну же, ты не настолько пьян, чтобы не выговаривать слова.

— Кровожадно? — он будто спрашивает у Серхио с этой непередаваемой вопросительной интонацией. Рамос не перебивает, но слегка нетерпеливо ожидает конца рассказа. — Я ещё помню, меня передёрнуло от того, каким тоном он произнёс. Он ещё что-то болтал о деньгах, наёмниках, убийцах, я не помню. Было очень плохо.

Пепе потерян и оттого стучит пальцами по стеклянному ребру стакана. Его глаза закрыты — он силится вспомнить все события последовательно.

— Всё случилось спонтанно — он оставил незаблокированный телефон на барной стойке и отвлёкся на разговор с каким-то своим другом. Ему как раз пришло сообщение, а мне было так любопытно — едва не сдох, о какой такой «игрушке» он говорил.

— К чему ты клонишь? — чётко выговаривая каждую букву, произносит Серхио, и внутри у него всё сжимается от нехорошего предчувствия. Словно он знает, что сейчас Пепе расскажет совершенно не детские вещи.

— Твой сосед, — устало бросает Пепе на одном выдохе, — ты говорил, как его зовут? Я вроде запомнил, но хочу быть уверенным.

— Модрич. Лука, вроде, — машинальный, обкусанный ответ.

Пепе молчит. Пугающе молчит, и Серхио хочется схватить его за плечи и вытрясти ответ, мучающий его уже несколько минут. Ну что же ты надо мной издеваешься? Почему ты не можешь просто сказать то, что тебя гложет?

Пепе и сам понимает, что пауза затягивается, а оттого выпаливает одним большим, разодранным на куски, но от этого не менее понятным предложением.

— Твой хорватский дружок может сыграть в ящик, если не обеспечить его охраной покруче, чем у президента США.

— Что ты имеешь в виду? — Серхио хотел бы спросить что-то более банальное, но даже самая клишированная фраза спасает его из задницы, куда его прямо сейчас загоняют слова Пепе.

— Я не тупой, — кисло заявляют напротив, — и знаю, что если человек пишет тебе в сообщениях «Лука Модрич, октябрь, наш должник обеспечит удобную доставку тела примерно через три недели», то это не сулит ничего хорошего. И зачем я только посмотрел на это? — последний вопрос Пепе адресует сам себе и как-то непонятно икает. — Три недели до того, как Модрич склеит ласты, потому что, сам того не подозревая, связался с крупной подпольной организацией, обосновывающейся на продаже наркотиков. Вопросы?

Рамос молчит около минуты, потому что услышанное никак не может устояться и перевариться в его голове.

— Как ты это понял? — наконец словно сквозь вату произносит Рамос, а у самого земля уходит из-под ног. Голова нещадно кружится и не хочет начинать работать, руки и ноги становятся невероятно тяжёлыми, а пальцы неприятно колет от перенапряжения.

Что, блять, происходит?

Как они вообще в это ввязались? Наркотики?

Да кому вообще понадобилось убивать Модрича? Он ведь просто маленький зарвавшийся хорват.

Но, конечно, стоит отметить, хорват, умеющий даже косвенно залезть не в свое дело и наклепать себе проблем.

— Я не тупой, Рамос, — повторяет свои недавние слова и устало откидывает голову Пепе, — твоего соседа хочет убить секретный агент из таких популярных детективных фильмов. Охуеть и не встать.

Ты прав, Пепе. Охуеть и не встать.

— Вызываем полицию? — сквозь сжатые зубы, но вяло предлагает Рамос и понимает, что его идея вряд ли получит одобрение — полицейские упекут их в психиатрическое отделение: Пепе напился, а Рамос раздружился со своей головой ещё до того, как Модрич появился на сцене.

— Полицию, да, Серхио — вызовешь благородных блюстителей закона и не увидишь солнечного света ещё как минимум месяц. К тому времени твоего дружка кокнут, и останешься ты с трупом, его свернутой цыплячьей шеей и пустой квартирой.

Серхио съедает тревога.

— Но мы же можем хоть что-то сделать? — с лёгким отчаянием спрашивает он, но получается действительно хреново.

— Что мы можем сделать? — членораздельно повторяет чужой вопрос Пепе и вливает в себя содержимое стакана полностью. — А я не знаю. Можем вообще ничего, можем упечь за четыре стены и нанять телохранителей. Чего ты хочешь сильнее — его смерти или безопасности?

У Серхио внутри все леденеет, и с каждой минутой молчания Пепе ему кажется, что прямо сейчас, именно сейчас, всё летит в тартарары.

— Пеп, это пиздец, — единственное, что может из себя выдавить. Пепе слегка не в себе, но находит силы поднять на друга глаза и задать вопрос, очевидно, мучающий его уже довольно давно.

Его глаза странно блестят, но Рамос не понимает, почему.

— Ты всё-таки трахнул его, — звучит, как утверждение, — я сразу понял, когда увидел тебя. Ты выглядишь лучше, чем был до этого.

Что ты имеешь в виду?

— Ты выглядишь лучше, — эти слова раздаются снова, но Серхио все еще не может уловить смысл, который они в себе несут, — но я всё равно не смогу тебе объяснить. Твой выблядок Модрич вытаскивает тебя из того дерьма, куда ты себя загнал. А ты даже не замечаешь.