Я без ума от французов (СИ)

Они все говорят негромко и громко еще долго, о важном и неважном, о смерти и оружии, о смешном и серьезном. Не о Боге сегодня, но не всегда нужно говорить о том, что и так очевидно. Они просто поймут эту очевидность позже, думает Цицеро, забираясь с ногами на подоконник. Маленький итальянец точно знает, что все идет именно так, как и должно.

Тиерсен прижимает к себе смятое белье, поверх которого лежит пистолет, и смеется, вспоминая, поставлен тот на предохранитель или нет. Карабин висит на ремне за его плечом, и Тиерсен пересчитывает им, наверное, все повороты темного дома.

– А куда мы идем, Тиер-рсен? – Цицеро тоже спотыкается в темноте и смеется негромко. Они ужасно напились, но Тиерсен помнит о данном обещании и теперь идет по галерее второго этажа, вспоминая, какая дверь им нужна.

– Понятия не имею, – отвечает он громким шепотом и толкает одну из дверей, не находя за ней ничего похожего на ту ужасную спальню.

– Отлично! Значит, не заблудимся! – смеется Цицеро, натыкаясь на него и едва не расплескивая вино из бутылки, которую прихватил с собой.

– Да чтоб тебя! – Тиерсен закрывает очередную дверь. – Я сейчас лягу прямо тут!

– Ну уж нет, ищи Цицеро постель! – маленький итальянец больно щиплется, и Тиерсен открывает новую дверь, наконец-то облегченно выдыхая.

– Все, пришли, – он заходит внутрь и сваливает белье и оружие на постель. Альвдис уже прошлась тут со шваброй, и комната выглядит чистой, но лампочки здесь предсказуемо не вкручены, и Тиерсен отдергивает длинные занавеси, пропуская слабый лунный свет.

– А почему Тиерсен не говорил Цицеро о такой восхитительной комнате?! – маленький итальянец оглядывается потрясенно. Ему сразу нравятся высокий потолок и зеркала повсюду. И многообещающе огромная мягкая кровать уже без снятого Альвдис драного полога.

– Может быть, из-за них? – Тиерсен кивает на парочку мрачных гаргулий в стенных нишах.

– О! А они нравятся Цицеро! – он подходит и наклоняется, заглядывая в каменные глаза и передразнивая злобное выражение морды с раскрытой пастью.

– Ну нет, пожалуйста, не делай так, – Тиерсен морщится. – Я и так тут заснуть не смогу.

– Посмотрим-посмотрим… – бормочет Цицеро себе под нос, и, пошатываясь, открывает дверь в ванную, тут же восхищенно присвистывая. – Да в такой ванне Цицеро утонуть может! Нет, Тиерсен – порядочный эгоист! – он капризно кривит губы, поворачиваясь. – Прятать от Цицеро такое роскошество!

– Ладно, считай это моим тебе подарком, – Тиерсен подходит и целует его в уголок рта.

Цицеро отстраняется и снова заинтересованно смотрит на постель. Он и так знает, что хорошо постарался сегодня, и считает такую комнату достойной наградой. И стягивает жилет и отпивает еще, пока Тиерсен расстилает белье и убирает оружие.

– Завтра перенесем вещи, – говорит он, взбивая подушки. – А сегодня… кстати, я еще обещал поговорить с тобой сегодня.

Цицеро довольно заваливается на постель, вытягиваясь.

– Цицеро все равно не будет спать, пока не прикончит эту бутылку! – он смеется, и его глаза блестят в темноте. Но Тиерсен раздевается сначала и только после садится на постель, скрещивая ноги. Цицеро ложится на бок и смотрит на него с легким любопытством. И Тиерсен отмечает, что кровать в этой спальне действительно шикарная, на ней полно места, и, может быть, Цицеро наконец-то не будет сталкивать его к краю во сне.

– Слушай, ты и правда иногда бываешь слишком громким. И это… не всегда приятно другим людям, – Тиерсен говорит неторопливо, забирая у Цицеро бутылку и отпивая.

– Пф-ф! Это не нравится Тиерсену или только другим людям? – Цицеро тоже садится и стягивает рубашку через голову.

– Н-нет, – Тиерсен запинается, видя, что Цицеро оставил сорочку, и теперь шелк легонько прилипает к горячей коже, – мне это нравится, мне очень нравится, но когда мы не здесь, тебе стоит быть потише.

– Но это скучно, Тиерсен! – Цицеро стягивает брюки, почти не поднимаясь, и кидает их куда-то в темноту. Аккуратно складывать вещи он тоже не умеет. – Цицеро должен делать то, должен это, должен быть тихим в миллионе мест, это скучно!

– Да, скучно, – машинально повторяет Тиерсен и встряхивает головой. – Нет, подожди. Я уже говорил, что мы должны быть ответственными. Мы живем здесь не одни и… Что ты делаешь?

– Напоминаю, – сосредоточенно отвечает Цицеро, как-то резко придвинувшийся ближе. Он ласкает пальцами крепкий пресс Тиерсена и, пусть у него самого и нет таких твердых мышц, не испытывает зависти, ему нравится и наблюдать за этим сильным телом, идеально приспособленным для их служения, словно за искусным живым механизмом.

– О чем? – негромко спрашивает Тиерсен, поднимая руку, поглаживая плечо маленького итальянца.

– О том, что любит Тиерсен, – Цицеро гладит низ живота и двигается еще ближе, как-то по-детски утыкаясь в широкую грудь и проходясь по темным волосам языком.

– И что же я люблю?

– Тиерсен любит, когда громко, – Цицеро утверждает уверенно, прикусывая слабо сосок. – Тиерсен любит, когда честно, – он поднимает взгляд, и Тиерсен сглатывает, отставляя бутылку на пол.

– Нечего сказать, ты прав, – он улыбается слабо, как-то осторожно склоняясь, обнимая Цицеро за талию, кладя ладонь ему на шею. – Но иногда мы должны…

– Цицеро не такой дурак, он понимает, почему Тиерсен… – маленький итальянец легко хмурится. – Тиерсен стыдится своего Цицеро?

– Нет, – Тиерсен понимает вдруг, что его огорчает этот глупый разговор. Ну как объяснить своему безумцу, что он не прав, когда так искренен и открыт?

– Цицеро может быть… тише, если Тиерсен прикажет ему, – маленький итальянец отводит взгляд, и Тиерсен не знает, опять он использует этот прием, чтобы получить то, что хочет, или действительно расстраивается.

– Я… А, к черту, – шепчет Тиерсен, опуская голову ниже. – Я с ума схожу, когда ты кричишь для меня. А на самый крайний случай у тебя есть много красивых платков, – он потягивается совсем близко и медленно касается губ Цицеро, смотря, как тот прикрывает глаза, тихо подаваясь навстречу.

Поцелуй долгий и не слишком откровенный, с кисловатым привкусом вина, но Тиерсен заводится даже от него, сминая шелк в пальцах. И вздыхает жарко, когда Цицеро двигается еще ближе, приподнимаясь и заваливая его назад. Тиерсен открывает губы сильнее, пропуская язык Цицеро глубже, и скользит ладонями ему по бедрам, задирая пропитавшуюся запахами пота и мускуса сорочку. И останавливает руки на заднице.

– Эй, а где эти… эротичные трусики? – Тиерсен отстраняется и смеется негромко.

– Они были липкими, Цицеро было неудобно, – маленький итальянец опирается на плечи Тиерсена и тоже хихикает. Тиерсен со смешком запрокидывает голову, и Цицеро тут же пользуется этим, искусывая шею грубо, до пятен от зубов, всасывая кожу, и его губы быстро чуть припухают от дневной щетины.

Они переплетают ноги, прижимаясь друг к другу, и это так привычно, но почему-то сейчас очень сладко, и Цицеро полностью успокаивается. Его Избранный снова ласков с ним, и все в порядке.

Тиерсен поглаживает его задницу и целует раскрасневшиеся губы и коротко, и глубоко, и у него, возбужденного запахами, алкоголем и этой чертовой сорочкой, быстро снова встает от всего этого. И он резко переворачивает Цицеро, придавливая его к постели за плечи, смотря в блестящие желтые глаза.

– Я опять тебя хочу, – шепчет с хрипловатым смешком и приподнимается, разводит Цицеро колени, поглаживая.

Цицеро не считает нужным говорить о том, что тоже хочет, и только расслабляется согласно. Но Тиерсен все равно думает, что так будет суховато, пусть Цицеро и легко вспотел после танцев, и смеется снова, потягиваясь через него.

– И стоило стелить белье, – Тиерсен берет бутылку и отпивает жадный глоток, тут же резко приподнимая Цицеро за бедро и обливая его между ног прохладным вином. Оно охлаждает разгоряченную кожу, но не слишком, именно так, чтобы было хорошо, и Цицеро тянется сам и пьет много, до влажных дорожек ото рта, и Тиерсен ставит бутылку куда-то вбок, слизывая эти мокрые потеки, мягко вталкиваясь сразу наполовину. Цицеро слабо стонет, перехватывая губами его губы, и хватает больно короткие волосы на затылке, нелепо задирая ноги.