Я без ума от французов (СИ)

Тиерсен с совершенным потрясением разглядывает изящное кружево у себя в пальцах и от неожиданности легко отпускает Цицеро, и тот сразу выскальзывает из-под его руки, тут же отступая вбок и машинально поправляя воротник.

– Я понятия не имею, что это, если честно. Но мне очень интересно, – Тиерсен поднимает брови, скрещивая руки на груди. Но не зло, только действительно заинтересованно.

– Это… это подарок, – Цицеро редко не может подобрать слова, но сейчас, кажется, именно тот момент. Но оправдываться не в его вкусе, и он делает самый мрачный и язвительный книксен, на который способен, придерживая свой жилет за полы. – Милый Цицеро красиво упакован для своего Избранного.

– Что? Только не говори мне… – Тиерсен еще не уверен, но едва сдерживает смешок. – Ты ведь не одет в женское белье подо всем этим? – мрачный взгляд в ответ заставляет его нервно хихикнуть, и уже через секунду Тиерсен смеется, опираясь рукой на стол и наблюдая за тем, как Цицеро мрачнеет все сильнее, и от этого только хохочет громче. Но маленький итальянец совершенно не разделяет его веселья.

– И что в этом такого смешного, Тиерсен?

– Н-нет, я… – Тиерсен утирает выступившие слезы и старается сдержать новый приступ смеха, хотя это так сложно.

– То есть Цицеро надевал все это для того, чтобы Тиерсен смеялся над ним?! Оно мешается, тянется, оно тесное, все бубенчики пережимает, и Цицеро страдает уже целый час, а Тиерсену смешно?! – совсем раскрасневшийся маленький итальянец легко переходит на крик, но он не злится по-настоящему, скорее просто несдержанно возмущен, ему самому сложно найти нужную эмоцию среди многих, по обыкновению одновременно переполняющих изнутри.

Тиерсен резко перестает смеяться. Он никогда не скажет об этом, но ему где-то на грани сознания нравится, когда Цицеро сердится. Нравится наблюдать проступающий румянец на щеках, нравится, как меняется настроение в желтых глазах. И, к тому же, Тиерсен знает, как и когда это вовремя остановить.

– Я хочу посмотреть на тебя… так, – говорит он негромко, и Цицеро запинается на очередной обвиняющей тираде. – Очень хочу. Где там тебе пережимает… – Тиерсен подходит как-то очень быстро, подхватывая Цицеро под бедра и сажая на свободное место на столе. – Мой маленький шут всегда знает, как меня удивить, – целует коротко в кончик носа и сразу склоняется к губам, не давая больше возмущаться. Но Цицеро толкает его в грудь:

– Тиерсен такой дурак! – и это так по-детски, как и то, как он сразу прижимается сам, обхватывая за шею, раскрывая губы и сильно кусая Тиерсена за язык.

Тиерсен только смеется и целует Цицеро, путаясь пальцами в слоях одежды, добираясь наконец до шелка под рубашкой, и весь вздрагивает от сочного контраста теплой тонкой ткани и горячей кожи.

– Я все еще не знаю, что это, – Тиерсен отрывается от губ Цицеро, продолжая целовать его раскрасневшиеся щеки. – Но ты не представляешь, насколько хочу узнать. Пойдем в постель.

– А как же ужин? – Цицеро скользит ногами вдоль бедер Тиерсена и смеется.

– Ох, черт. Ладно, одну секунду, я сейчас разложу все, отнесем в гостиную и… и в постель, – Тиерсен отпускает Цицеро и торопливо достает еще блюда. Движения рук стремительные и отточенные, он так быстро нарезает оставшиеся ягоды и украшает ими пирожные, что уследить сложно. И маслины будто сами насаживаются на маленькие шпажки, которыми Тиерсен протыкает бутерброды на подносе.

– Раньше бы так, – несильно ворчит Цицеро, наблюдая за тем, как Тиерсен раскладывает ломтики абрикоса по краю блюда, и сам пока неторопливо расстегивает брюки.

– Да где же эта дрянь? – Тиерсен быстро заканчивает почти со всем, но никак не может найти кондитерский мешок и смотрит на Цицеро в поисках помощи. И резко забывает о том, что искал.

Цицеро довольно выгибается на столе, опираясь ногой на край. Вот такая реакция ему нравится: в хорошем представлении все взгляды должны быть прикованы к артисту. И никаких внезапных обнаружений маленьких секретов в процессе.

– Ты совсем с ума сошел, – как-то хрипло говорит Тиерсен и думает, что ему надо бы сесть. Или опереться на стол. Или подойти. Он не очень хорошо думает сейчас.

Кремовый шелк струится по телу Цицеро, и от того, как он сидит, сорочка задрана, обнажая бедра и то, что между ними. Тиерсен сглатывает, смотря, как туго обхватывает ткань член и яйца, как выбиваются по краям рыжие волоски, и это куда лучше, чем он успел представить. Цицеро покачивает ногой и самодовольно улыбается, наблюдая за совершенно онемевшим Тиерсеном.

Тиерсен чувствует себя каким-то гребаным извращенцем, но у него встает на то, что он видит. Мыслей все больше, и они такие быстрые, что не успеешь уследить, но все – о том, как подойти и взять. Нет, Тиерсен раньше бывал с разными мужчинами, но, пожалуй, Цицеро – единственный, кого он знает, кто может надеть что-нибудь подобное и не думать, что что-то не так. Если он вообще знает, что что-то может быть не так. Кажется, в его мире существует только то, чего он хочет, и то, чего нет, но сейчас Тиерсену очень нравится этот подход. С ума сойти, как нравится.

– Мы не дойдем до спальни, – говорит он негромко, и Цицеро только смеется.

– Это замечательная кухня, зачем нам спальня?!

Тиерсен хочет возразить, но попробуй возрази, когда этот маленький рыжий стервец намеренно жмет себя между ног, чуть толкаясь бедрами. Поэтому Тиерсен лишь думает, где только тот научился этому, и надеется, что никому не придет в голову сейчас зайти на кухню. И обхватывает Цицеро за спину и переносит его на пустой обеденный стол, открывая изогнутые в улыбке губы языком, забираясь на столешницу следом. Крепкий дуб, выточенный одним массивом без всяких ножек, точно выдержит их обоих.

– Из Тиерсена вышла славная домохозяйка! – смеется Цицеро, стягивая с него передник и забрасывая куда-то в угол.

– Кто бы говорил, – Тиерсен ухмыляется, подцепляя кружевную бретельку зубами. – Моя маленькая леди.

– Цицеро не леди! – маленький итальянец возмущенно кусает Тиерсена за ухо.

– Точно, леди такое не носят, – Тиерсен смеется тихо и ведет рукой вниз, щекоча живот Цицеро поверх сорочки. И коротко дергается, когда тот сильнее сжимает зубы. – Ладно-ладно, красавчик, только ухо не откуси.

Тиерсен с удовольствием приникает к немного пряной шее, оглаживая грудь Цицеро, и шелк под пальцами настолько легкий, что через него чувствуются жесткие волоски. У Тиерсена почти больно стоит от всего этого, и он закусывает кожу на шее своего итальянца, сдерживая вспышку возбуждения. Цицеро быстро расправляется со всеми пуговицами на его одежде, обнажая горячую кожу, и с готовностью подставляет шею, позволяет шарить ладонями по своему телу и смеется.

Тиерсен неудобно стягивает брюки, скидывая их со стола, и снова обхватывает Цицеро, чуть стаскивая бретельку с плеча, оставляя на нем пятно укуса. Тиерсен никак не может определиться, хочет он трогать или смотреть больше, и путается в этом, обводя языком зубы Цицеро, играясь с ним, чуть прикусывая губы и запуская ладонь под тонкий подол. И от контраста гладкой ткани и густых волос внизу живота порыкивает коротко. Тиерсен вталкивает колено между ног Цицеро и нависает над ним, радуясь, что на столе довольно места для всего, что они могут захотеть. Но для чего именно, он не имеет понятия, только придерживает Цицеро за волосы и наконец опускает руку ему на бедро, задирая сорочку, оттягивая кружевную резинку тонких женских трусиков и слабо щелкая ей по коже. И сам чувствует горячий румянец на щеках, когда обводит указательным пальцем приподнятый член под шелком.

– Знаешь, это действительно потрясающая идея, – шепчет Тиерсен в приоткрытые губы и коротко постанывает, когда Цицеро целует его, приподнимаясь, скользя горячими ладонями по спине под расстегнутой рубашкой.

Найти силы разомкнуть поцелуй и отстраниться не так просто, но Тиерсен очень хочет смотреть тоже. И садится, дыша часто, глядя, как распутно вытягивается Цицеро во весь свой небольшой рост, закидывая руки за голову. И рыжие волосы под мышками тоже контрастируют с кремовым шелком, и это самое восхитительное сочетание цветов, какое может найти Тиерсен. Такие же яркие волоски выбиваются из выреза, будто дополняя кружевную кайму, и Тиерсен чуть прикусывает губу, когда Цицеро гладит ступней его бедро. Тиерсен чувствует собственный легкий запах пота, зная, что он нравится им обоим, и покачивает бедрами несознательно, приподнимаясь и проводя рукой под сорочкой, поднимая ее до груди, обнажая горячий живот, и замечает, как поднят уже член Цицеро и как темная головка выступает из-под тесной ткани. Тиерсен чуть тянет шелковые трусики вниз, освобождая член наполовину, и сдвигает крайнюю плоть пальцами, наклоняясь, обводя головку языком, до жаркого вздоха Цицеро, до собственного сдержанного выдоха.