Я без ума от французов (СИ)

Тиерсен смеется и легко шлепает его по заднице, снова наклоняясь, и щекочет языком яйца, посасывая их и чуть прикусывая кожу. Он втягивает их в рот, по очереди и одновременно, и сосет, полизывая и влажно причмокивая, лаская пальцами внутренние стороны бедер. И поднимает руку, вталкивая пальцы в сжавшуюся задницу, массируя нежно изнутри. Цицеро хныкает слабо и дрочит себе быстрее, ему так хорошо сейчас, хотя и хочется еще…

– Тиерсен… возьмет в рот? Пожалуйста!.. – он уже почти готов кончить.

Тиерсен выпускает его яйца изо рта, все мокрые от слюны, и перехватывает пальцами горячий, напряженный член, оттягивая назад, так, чтобы не больно, но чувствительно до самой грани, и наклоняется, обхватывая головку губами. Она вся в смазке и креме, и Тиерсен чувствует сильный запах спермы, и в паху снова немного горячеет, когда Цицеро стонет безостановочно и открыто, пытаясь протолкнуть член как можно глубже. Тиерсен изгибает шею и дрочит ему пальцами, посасывая головку, пропуская ее в рот, так, что с каждым движением головы она упирается в щеку. Так сложно делать быстро, но Тиерсен не хочет переворачивать Цицеро, чувствуя, как он уже дрожит, хватаясь пальцами за край стола. И Тиерсен перехватывает член удобнее, быстро отдрачивая, упираясь языком в щелочку на головке, чуть проталкивая его внутрь. И двигает пальцами в заднице, поглаживая вперед-назад чувствительное местечко. И Цицеро кричит и выгибается одним сильным движением, обильно спуская, так, что его член дергается, выскальзывая из приоткрытых губ, и он кусает край столешницы, пока Тиерсен дрочит ему, забрызгивая спермой стол и ладонь.

– Тш-ш, мой хороший, – Тиерсен ласково целует бедро Цицеро, приподнимаясь. Его собственный член снова чуть налит кровью, но не настолько, чтобы продолжать сейчас, и Тиерсен только аккуратно переворачивает Цицеро, всего разрумянившегося, часто дышащего, с потекшей тушью, и ложится сверху, целуя его медленно, прижимаясь животом к еще сочащемуся остатками спермы члену. – Хочешь пить? – спрашивает Тиерсен негромко, с сухим звуком размыкая губы и потираясь носом о нос. Цицеро еще не успокоил дыхание и только запрокидывает голову с утомленным стоном, и его длинные волосы падают с края столешницы. Тиерсен поднимается осторожно, член и живот влажные и липкие, и тело только сейчас расслабляется полностью.

Тиерсен немного неровно проходит по кухне и открывает холодильник, доставая из него бутылку игристого вина.

– Надо бы оставить на ночь, но там еще есть, – он улыбается и быстро открывает ее, делая глоток прямо из горла. Вино пенится, но смачивает и остужает горячий рот. – Держи, – Цицеро берет бутылку, приподнимаясь, и пьет жадно, чуть закашлявшись от пены. И ложится на живот, подпирая подбородок ладонью.

– Ну что, Цицеро довольно хорошо решил проблему Тиерсена с тем, что… – он тянется и замысловато обводит пальцем член Тиерсена.

– Лучше не бывает, – Тиерсен улыбается. – А теперь иди в душ, я приберу здесь и буду ждать тебя в гостиной, – он тоже чувствует себя не слишком чистым, но хотя бы не весь в размазанных остатках крема.

Цицеро легко слезает со стола и подбирает свою одежду, натягивая небрежно, и Тиерсен еще любуется, как он заправляет сорочку в брюки и накидывает рубашку поверх, скрывая спину с легкими красноватыми следами от поцелуев. И Тиерсену хочется, чтобы после душа он снова надел это белье, оставив еще на ночь.

Кое-как приведший себя в порядок Тиерсен надеется, что их не было не слишком долго, заходя в гостиную с двумя подносами, полными еды. Селестин прерывает разговор с напряженной немного Альвдис и откидывается на спинку кресла, язвительно ухмыляясь.

– Да, братец, сегодня ты превзошел сам себя!

– Что-то не так? – невозмутимо спрашивает Тиерсен, осторожно опуская поднос с бутербродами на стол.

– Скажем так, – Селестин бросает взгляд на молча курящего Лодмунда, – у нас тут сейчас было потрясающее звуковое сопровождение к беседе. Предупреждая дальнейшие вопросы: мы делали музыку громче, – Тиерсен вздрагивает и чувствует, как легко краснеет. – Нет, знаешь, я лично привык к тому, что с тобой всегда все черт знает как, и тем, что ты растягиваешь своего любовника на кухне, где я собирался завтракать, меня уже лет десять удивить нельзя. Но вот по отношению к твоим… друзьям или новым членам семьи, я не знаю, это очень невежливо. И, если честно, не понимаю, почему именно я должен это тебе объяснять.

– Боже… – Тиерсен очень смущен, он не жалеет о том, что сделал, конечно, но он все время забывает, что живет с людьми, которые не могут перевести все это в шутку, как его брат.

– Нет, Тиерсен, я все понимаю… Правда понимаю, – Альвдис улыбается через силу. – И я… рада, что… что у вас все хорошо в этом плане, но, боюсь, Лод не разделяет этой… радости, – она окончательно мрачнеет, допивая свой пунш.

– Ох, я… – Тиерсен вздыхает. – Слушайте, извините, мы перегнули немного…

– Интересно, у вас так принято? Я имею в виду, орать так, будто тебе не хер в зад, а мясорубку суют? – Лодмунд затягивается сигаретой и наконец поднимает голову.

– Я… Что? – Тиерсен поднимает бровь. Он искренне собирался быстро забыть об этом.

– Слушай, Тиерсен, я ценю все, что вы для нас сделали, и готов мириться с самим фактом того, что вы… – Лодмунд не договаривает и морщится. – Но слушать, как вы трахаетесь – уволь, пожалуйста.

– Я уже сказал, что мы немного перегнули, и извинился, – Тиерсен на секунду хмурится. – И ты говоришь так, будто вы никогда…

– Мы с Альвдис – это другое, – грубо отрезает Лодмунд. – Во-первых. Во-вторых, мы никогда так не шумим. Это ни хера не немного. В-третьих, вы “перегибаете” так несколько раз в неделю. Или ты думаешь, что двух коридоров и холла достаточно, чтобы вас не слышать?

– Я правильно понимаю, что этот локомотив уже не остановить? – Селестин поднимает брови, негромко говоря это Альвдис, и та обеспокоенно кивает, кладя ладонь на локоть Лодмунда, но тот не обращает на нее внимания.

– О-оу, кажется, Цицеро чуть что-то не пропустил! – маленький итальянец встряхивает влажными волосами, заходя в гостиную, он бос и закатал брюки до колен и рукава рубашки до локтей, и выглядит очень свежим и довольным.

– А вот теперь нас всех точно размажет по рельсам, – Селестин флегматично отпивает пунш и тянется за одним из бутербродов.

– Точно, Цицеро чуть не пропустил то, как смелый мальчик смеет приказывать Тиерсену в его собственном доме! – маленький итальянец говорит быстро, подходя ближе и ничуть не смущаясь того, что сверху вниз он может смотреть, только пока Лодмунд сидит на диване. – Ты, мальчишка, будешь велеть Тиерсену, с кем и как ему спать?! – ох, как же Цицеро нравится злиться сейчас, но он не будет сильно кричать, потому что иначе Тиерсен прикажет ему замолкнуть и испортит все веселье. – Может быть, ты забыл, кто и чьих здесь приказов слушается?! Так Цицеро напомнит! Ты подчиняешься нам, Цицеро подчиняется Тиерсену, а Тиерсен делает, что захочет! – Тиерсен не успевает его перебить, но, в общем и целом, он с этим согласен и решает теперь просто аккуратно свести разговор в мирное русло, но…

– А я смотрю, тебе нравится… подчиняться, – Лодмунд говорит ядовито, когда ему нужно, его голос может выражать эмоции. Глаза у Цицеро вспыхивают.

– Если у Лодмунда не хватает мозгов, чтобы понять, что значит “подчиняться”, Цицеро может объяснить. Это значит – исполнять все приказы. Все! И не давать своих.

– Цицеро! – предостерегающе говорит Тиерсен, но маленький итальянец не обращает на него внимания.

– И если Тиерсен захочет трахнуть тебя в твой дрянной зад, ты только ляжешь и ноги раздвинешь, если не хочешь лишней дырки в своей тупой башке! Но Тиерсен не захочет! Но Цицеро… Если ты еще раз скажешь Тиерсену, что ему делать, Цицеро хорошенько поимеет тебя вот этим стволом! – маленький итальянец резко достает свою беретту и тычет ей Лодмунду в лицо. – И посмотрим, как ты будешь вести себя тихо!

– А ствол-то не выронишь, папаша? – Лодмунд напряжен и готов мгновенно двинуться, отклоняясь и перехватывая руку Цицеро, и тот видит это, но только больно прижимает дуло ко лбу. Он еще не настолько плох, чтобы какой-то мальчишка выбил у него пистолет. Альвдис молчит и смотрит на Цицеро напряженно, она не знает, но верит, что тот не выстрелит. Селестин пытается сделать вид, что его здесь нет, вмешиваться он точно не собирается.