Я без ума от французов (СИ)

– Да я уж вижу, – брат оглядывает его с таким же сомнением, и через секунду они смеются, Тиерсен громко, Селестин сдержанно, но оба – искренне.

– Ладно, если серьезно, согласись, что всем этим ты обязан отцу, который отправился на тот свет ровно после того, как ты закончил университет. И вовсе не тому, что ты пару лет “вкладывался” в свое “детище”.

– Да как угодно. Главное, что эта фирма пережила войну и меня должна пережить. Так что просто сделай так, чтобы я никогда не услышал: “О, Сел, крошка, пошел вон отсюда”.

– Не уверен, что смогу исправить что-нибудь в твоей личной жизни… – Тиерсен усмехается. – Но за это возьмусь, почему нет. Это должно быть… интересным. Но никакой рассрочки!

– За вычетом твоих долгов и рассрочка не понадобится, – бормочет Селестин, но сразу улыбается. – Шучу, братец, для родственников у меня все по первой просьбе и только самое лучшее. И, пожалуйста, побудь этим лучшим. Но ты сам знаешь, – Селестин открывает свой кейс и достает из него толстый конверт. – Здесь бесценные детские воспоминания, информация о семьях, адреса, списки увлечений и все прочее. Если этого не хватит, можешь звонить. И я не буду торопить со сроками, но, сам понимаешь, чем скорее, тем лучше, – он поднимается. – Так, кажется, это все. Меня ждет Лефруа. Бессмысленная встреча, но, по крайней мере, я тяну время, – Селестин протягивает руку, и Тиерсен легко пожимает ее, чувствуя тонкую кожу на почти хрупкой холодной ладони. Он мог бы сжать пальцы сильнее, но братья уже давно перестали демонстрировать друг другу свое превосходство в мелочах. Да и, может быть, Тиерсен и недостаточно умен, но мозгов не противопоставлять грубую силу интеллекту ему хватает.

Селестин скоро хлопает входной дверью и заводит машину, и уже через несколько минут Тиерсен остается в тишине дома в компании бутылки пива и конверта. Он вскрывает его не слишком аккуратно, доставая блокнот, стопку пронумерованных фотографий и – о Боже, у Селестина всегда было отвратительное чувство юмора – детскую открытку. Тиерсен даже не помнит ее, но подпись “Любимым дядям Лефруа и Серафену от любящих племянников Тиерсена и Селестина” свидетельствует о том, что он, как минимум, принимал в этом участие. Хотя писал явно Селестин, у него даже в четыре года почерк был лучше, чем у Тиерсена в девять. И ужасный семейный портрет, нарисованный неловкой детской рукой, и не менее ужасное поздравление с днем рождения. Тиерсен передергивает плечами и переворачивает открытку обратной стороной, откладывая ее на стол. А вот в блокноте информации много, полезной и бесполезной, Тиерсен узнает о болезнях Серафена и о том, что его дочурка обожает цирковые представления, о том, что Лефруа сидит на амфетамине, и о том, что он не знает, что посещает один и тот же закрытый клуб вместе со своей дочерью. И еще кучу вещей – Селестин явно задумывался об этом давно, – вкладывая фотографии между теми страницами, которым они соответствуют.

Пиво заканчивается скоро, и Тиерсен машинально поднимается взять еще бутылку, едва оставив особенно любопытный абзац про мрачноватые пристрастия Серафена в постели, и ему очень интересно, откуда Селестин все это знает. Но в холодильнике обнаруживается оставшийся со вчерашнего дня тунец, и Тиерсен вспоминает, что довольно-таки голоден. Поэтому он сует бутылку пива под мышку, выгребает из холодильника все, что можно пустить в салат, и уже через несколько минут напевает что-то, зажимая в зубах сигарету и нарезая помидоры. Может быть, легкий запах табачного дыма и портит еду, но Тиерсен готовит для себя и не имеет ничего против.

Металлический звук взведенного курка неожиданно громкий, и Тиерсен вздрагивает, когда чувствует прижатое к затылку холодное дуло. Он откладывает нож и вытаскивает сигарету изо рта.

– Я забыл вернуться, да?

– О да, ты забыл, забыл, Тиер-рсен! И ты забыл принести Цицеро воду! А Цицеро заработал ее! Долгим и кропотливым трудом! И… А что это?

– Ну, не таким уж долгим, – негромко бормочет Тиерсен, улыбаясь. Цицеро мигом переключается на не доготовленный салат и облизывается, правда, не убирая руку с пистолетом. – Это завтрак. Будет завтраком, если ты меня не пристрелишь. И небольшой подарок, – он кивает на отложенный в сторону блокнот.

Цицеро тянется, но не может достать до него и, фыркнув, щелкает предохранителем, убирает пистолет за пояс и тут же хватает блокнот: любопытство в нем всегда побеждало. Тиерсен затягивается, стряхивает пепел и флегматично возвращается к готовке.

– И… мы должны будем убить их всех?! – Цицеро восторженно оглядывает большую семейную фотографию.

– Вообще только этих двоих, – Тиерсен указывает на стоящих рядом близнецов. – Но там как пойдет.

– Ну… это тоже неплохо, да, да, совсем неплохо! – Цицеро огорчается на секунду, но, быстро пролистывая блокнот, понимает, что в этот раз их ждет не какая-то мелочь, отметившаяся в жизни только работой на нацистов, а пара довольно известных людей, с которыми все будет куда сложнее, а, значит, интереснее. – А вот это что? – он замечает отложенный отдельно лист, и Тиерсен не успевает перехватить его руку. – О-оу, “любимым дядям”… – Цицеро достаточно продвинулся в изучении языка, чтобы прочитать это. – Тиерсен, это так… мило! – он хохочет, живо отходя от Тиерсена подальше. – И, знаешь, ты ничуть не изменился! – Цицеро нарочито вглядывается в рисунок, сравнивая, пока Тиерсен с чуть порозовевшими скулами снова откладывает нож и обстоятельно тушит сигарету.

– Давай-ка ты вернешь мне это.

– Не-ет, Тиерсен! – Цицеро явно доволен и ловко уворачивается от попытки Тиерсена забрать открытку. – Цицеро сохранит это! Хм-м… он должен показать это Альвдис и Лодмунду! А потом повесить это куда-нибудь… на самое видное место! – маленький итальянец проворно перемещается вокруг стола. – Или… Тиерсен может отдать что-нибудь Цицеро взамен!

– Ах ты, маленький шантажист, – Тиерсен смеется, ему весело сейчас, потому что сегодня его сон был спокойным и потому что его ждет интересная работа. – Ну ладно, забирай. Жаль, конечно, но… – он притворно тяжело вздыхает, явно намекая на что-то, и возвращается к салату.

– Жаль – чего? – Цицеро хотел еще поиграть, но тут же предсказуемо заинтересовывается тем, что сказал Тиерсен.

– Ну, я подумал, что раз у нас две очень интересные жертвы, то честно будет воспользоваться жребием, чтобы выбрать, кто из вас пойдет со мной охотиться на них. Точнее, не совсем честно. Хотелось подтасовать результаты в пользу одного маленького рыжего засранца, но, раз уж он себя так ведет…

– И кто еще шантажист, Тиерсен?! – Цицеро возмущенно поднимает брови и, подумав секунду, толкает открытку по столу к Тиерсену, который тут же ловит ее и складывает, убирая в карман брюк.

– Хотя… может быть, я еще подумаю, – Тиерсен усмехается и открывает масло со специями, аккуратно наливая его в салатницу. – Посмотрим.

– Эй, так нечестно, Тиерсен! Цицеро сделал то, что ты хотел! – маленький итальянец подходит ближе, тиская блокнот, и пытается заглянуть Тиерсену в глаза. – Цицеро справится с этим, даже выбирать нечего!

Тиерсен невозмутимо перемешивает салат и опускает в него две вилки. А через секунду живо закидывает Цицеро на плечо и берет салатницу в другую руку.

– Завтрак в постель вместе с получателем, – он разворачивается и ждет недолго, давая довольно хохочущему Цицеро взять пиво и воду со стола. Донести маленького итальянца до второго этажа будет сложновато, учитывая, что он машет ногами и весит не так уж мало, но Тиерсен не боится сложностей. И, в конце концов, иногда некоторое преимущество в простой физической силе все-таки не помешает.

– И Тиерсен действительно готов убить часть своей семьи? – Цицеро любопытно смотрит на Тиерсена одним глазом и тут же снова жмурит его, продолжая взбивать мыльную пену в волосах.

– Ну да, а что? – флегматично отвечает Тиерсен, откинувшись на бортик ванной и продолжая читать аккуратные записи. В этой ванне они свободно помещаются вдвоем, и Тиерсен решил немного побыть расточительным, наполнив ее целиком. Но он замечает, что Цицеро ждет продолжения ответа, и уточняет: – Я никогда не любил свою семью, даже это слово раздражает, если честно. Так что, поверь, я не испытываю особого огорчения… или раскаяния.