Слушаюсь и повинуюсь, мой повелитель (СИ)

Еще не успев толком восстановить зрение, противник Касима снова кинулся на него, выхватив саблю из ножен, что висели у него на боку. У Касима оружия не было — даже кинжала он лишился.

Он отскакивал, уклонялся, уворачивался от смертельного лезвия, пока в ярости мужчина пытался его достать. Расул выхватил свою саблю и кинул ему с криком: «Лови!»

Но Касим не поймал или не захотел поймать. Амир в отчаянии закусил губу.

— Подними ее, трусливое отродье, — прорычал Мурат, на пару секунд остановившись и перестав атаковать. Касим настороженно замер. Калиф побагровел от ярости, возмущения и унижения, услышав, как оскорбили его телохранителя. Глядя на него, Расул решил, что повелитель сейчас сам кинется в бой и порвет этого здоровяка голыми руками за нанесенное его возлюбленному оскорбление, и на всякий случай пододвинулся вперед, чтобы удержать господина, если понадобится.

— Подними ее и сражайся как мужчина! — приказал Мурат, подцепив валявшуюся в пыли саблю Расула носком сапога и подкинув ее вверх по направлению к Касиму.

Тот поймал ее, продолжая настороженно смотреть в глаза своего противника.

— Я не хочу с тобой сражаться, — хрипло пробормотал он.

— Зато я хочу! Хочу вонзить кинжал в твое лживое сердце! У тебя нет ни чести, ни гордости, ни моральных принципов, и я до сих пор не пойму, как мог считать другом подлого шакала! — разъяренно проорал Мурат. — Сражайся, или я убью тебя.

И он снова напал, и начался танец двух сабель. Противники кружили вокруг друг друга, словно двое оголодавших волков: Мурат все искал уязвимые места Касима, а тот в свою очередь уклонялся от его атак, блокировал их, не пытаясь нападать сам. Амир в отчаянии закусил губу, зная, что сильная сторона его телохранителя в рукопашной схватке, но с оружием в руках он скорее уязвим, чем действительно опасен в качестве противника, ведь недаром же он не взял сегодня с собой ничего, кроме кинжала. Тем не менее Касим неплохо справлялся, обращаясь с саблей весьма умело, но его рука не поднималась, чтобы нанести решающий удар, даже в те моменты, когда Мурат ненароком открывался.

— Да прикончи же его, — словно заклинание, шептал калиф, неосознанно стискивая холодными, вспотевшими от волнения и страха пальцами ткань своей жилетки, надетой поверх длинной туники до колен. — Убей, Касим, убей.

Касим не мог слышать его, но спиной ощущал присутствие своего повелителя, который переживал за него всей душой и сердцем, надеялся и верил в него. Разве мог он подвести?

К тому же Мурат сам подначивал его, цедя сквозь зубы оскорбления, за которые порядочный человек давно бы уже намял бока и оставил обидчика валяться в пыли и скулить от боли.

Решающими стали слова противника:

— Победа на стороне правого. Сражайся в полную силу, тварь, или я убью тебя.

До этого момента Касим только уклонялся от его атак, кружа по импровизированной песчаной арене, которую образовали невольными зрителями стражники калифа и соратники Мурата. Но после этих слов темные глаза мужчины наконец-то зажглись злым огнем. Град ударов посыпался на Мурата, Касим буквально взорвался серией атак, превратившись в смуглый серебристый вихрь, несущий смерть. Мурат едва успевал блокировать все его атаки. Расул восхищенно присвистнул, заметив, что Касим применяет не только те приемы, которым он его обучал лично, но даже те, которые тот видел только мельком или единожды, когда наблюдал за тренировками стражников на плацу позади дворца.

Калиф же все сильнее стискивал руками свою жилетку, грозя оторвать несколько жемчужин, что были рассыпаны затейливым узором по кромке его одежды.

Слышался лишь оглушающий звон стали о сталь. Касим задыхался, перед глазами стояла какая-то мутная пелена, он бил уже почти наугад, хотя со стороны казалось, что он целенаправленно атакует своего противника. В ушах громким набатом стучал пульс.

«Я виноват. Я виноват. Я виноват. Прости, прости, прости…»

Он так сжимал рукоятку своей сабли, что у него уже онемели пальцы. Для него самого момент, когда он припер Мурата к стенке, оказался каким-то смазанным, смутным, он даже не понял, когда успел разоружить его. Лезвие сабли запело возле горла противника, расчертив глубокий порез от его шеи до самого живота.

С диким рычанием зверя и яростным оскалом Касим уже готовился нанести решающий удар, но рука его дрогнула, остановившись возле смуглого живота противника.

— Я виноват, — прошептал он, искренне раскаиваясь в том, что так подло предал друга там, на арене.

— Это уже неважно, — хрипло пробормотал Мурат. Совсем неожиданно вся его злость, ярость и ненависть куда-то испарились. — Правда, видимо, на твоей стороне.

— Что? Нет, нет, это… просто…

— Убей.

— Я не могу, Мурат… Пожалуйста…

— Убей, — повторил мужчина и, не дожидаясь, пока Касим решится сделать это, усмехнулся. — Трус, — прошептал он и вдруг подался вперед, сам насадившись на лезвие сабли одним резким рывком.

Рука Касима дрогнула, он расширенными глазами смотрел в лицо бывшего друга, не в силах сделать ни одного вдоха. Кровь обагрила лезвие, стекая по нему вниз к рукоятке, пачкая его руки, делая пальцы липкими и мокрыми. Касим отшатнулся так поспешно, что едва не упал на землю, и с отчаянием переводил взгляд со своих окровавленных рук на Мурата, который уже заваливался вперед, падая в уличную пыль.

Мурат сказал, что он трус. И это было самой настоящей правдой.

========== Слушаюсь… и повинуюсь, мой повелитель ==========

«Товарищи» Мурата скрылись еще до того, как исход поединка был предрешен. Расул хотел было их задержать, но калиф махнул рукой и велел позволить им уйти. Тело Мурата стражники забрали, чтобы похоронить по настоянию Касима. Всю дорогу до дворца он подавленно молчал, и Амир переживал, что тот вообще разучился говорить, потому что он даже не отвечал на вопросы, словно и не слышал их. Тогда калиф решил его не отвлекать. По возвращении во дворец Касим вышел в сад и принялся упражняться, намеренно выматывая себя до полного изнеможения. Когда калиф хотел пойти к нему, Расул остановил его и с почтением посоветовал оставить пока его телохранителя в покое, после чего попросил уделить ему пару минут.

— Мой господин, я узнал кое-что о том торговце, — заведя Амира в кабинет, сразу начал докладывать он. — Самого Таруха я не нашел, он покинул Джавахир Абаль еще в тот день, когда вы купили Касима. Но я узнал, что его продал ему хозяин Арены, его зовут Дарин. Он иностранец. Платит нам большие деньги, чтобы иметь возможность проводить здесь свои бои.

— Мы должны немедленно побывать там, — тут же загорелся Амир, но Расул покачал головой.

— Оставьте это Касиму. Я не думаю, что стоит вмешиваться в его дела. Он сам все вспомнит и вам расскажет, а если вы попытаетесь сейчас что-то сделать, то, скорее всего, только навредите, повелитель.

Калиф приуныл, но послушался своего капитана, поэтому следующие несколько дней вплотную занялся государственными делами и детьми, исподтишка наблюдая за Касимом. Тот даже ночевал теперь в саду, ни с кем не разговаривал и даже, похоже, не ел, разве что пил иногда, когда рабыни оставляли для него в садовой беседке еду и питье.

Амир часто замечал его сидящим в тени дерева с закрытыми глазами. Касим пытался вспомнить, голова постоянно болела, и понемногу он припоминал события своей жизни. Понимая это, Амир не пытался его отвлекать, хотя иногда приходил и садился рядом. В первый раз он пришел с опаской, немного робко даже для себя самого, боясь, что Касим прогонит его. И куда только делся высокомерный, самоуверенный калиф Джавахир Абаля?

Но Касим не прогнал его, коротко улыбнулся и продолжил неподвижно сидеть с закрытыми глазами.

Амир попытался сконцентрировать все свое внимание на детях. Эта неугомонная орава, осознав, что им можно все, теперь бегала по всему дворцу и сбивала с ног слуг и стражников. Они были везде — в кабинете калифа, рисуя углями на важных государственных бумагах, на кухне, лопая пирожки, которые им щедро отдавала повариха, во дворе у фонтана, в конюшне, в саду…