Слушаюсь и повинуюсь, мой повелитель (СИ)

========== Нового наложника калифу! ==========

Жаркое солнце раскинуло свои лучи над прекрасным городом Джавахир Абалем. Жемчужина золотого моря, цветущий оазис посреди пустыни — все волшебство роскошного востока воплотилось в этом городе, что распростерся на несколько километров на все четыре стороны света посреди огромной пустыни Изимрат.

Джавахир Абаль — драгоценная роза бескрайних песочных равнин — был семиярусным городом с журчащими фонтанами, благоухающими садами и огромными бассейнами. Маленький рай на земле. И богом этого рая являлся повелитель Амир, юный калиф, которому едва исполнилось шестнадцать. Совсем неожиданно умер его отец в возрасте всего лишь сорока лет. Ходили слухи, что он был отравлен, что против него плели заговор, что смерть его не была случайностью, но факт оставался фактом: предыдущий калиф умер почти во цвете лет, оставив юному неопытному наследнику управление небольшой, но процветающей страной.

Был новый калиф капризен, упрям и своенравен, но вместе с тем проницателен и умен. Совет, что был еще при его отце, пытался управлять юношей, навязывая ему свою волю и подсказывая, как ему управлять страной, но оказалось, что маленький принц — крепкий орешек, и раскусить его не так-то просто. Всем во дворце приходилось потакать его прихотям и капризам. Едва принц вступил в права своего наследия, как он подчинил себе все и всех. Распустив прежний гарем своего отца, состоявший из одних наложниц, Амир стал собирать под крышей своего дворца самых красивых мужчин, потому что оказался мужеложцем. Впрочем, народ, вздумавший было роптать по этому поводу, быстро замолчал после нескольких публичных казней особо рьяных ораторов, лезших в личную жизнь повелителя.

Подобное распутное поведение настроило против юного калифа многих людей, но разве своенравного Амира это волновало? Юноша был жесток и эгоистичен, когда дело касалось его личных интересов. Но, впрочем, и калифом за год своего правления он себя показал на удивление хорошим для столь юного возраста, и поэтому люди закрывали глаза на некоторые «дурные наклонности» калифа.

— Мне скучно, Надир, — произнес калиф, зевая и равнодушно разглядывая танцующих перед ним изящных юношей. — Это зрелище совсем не возбуждает. Разве я не просил тебя набирать в группу танцовщиков не таких стройных мальчиков?

— Просили, мой повелитель, но… — начал было Надир, высокий смуглокожий раб, склоняясь перед своим калифом, чтобы тот мог взять с золотого подноса очередную виноградинку.

Амир бросил на него раздраженный взгляд.

— Что ты снова мямлишь, Надир?! — Резко встав с кушетки с раскиданными на ней бархатными подушками, юноша задел поднос, и виноград рассыпался по земле. — Все надо делать самому, все!

— Мой господин… Повелитель! — Мужчина пал ниц, согнулся в рабском поклоне, вытянув перед собой руки и коснувшись лбом земли.

— Встань, глупый ты раб! — воскликнул Амир рассерженно. — Что ты вечно стелешься передо мной?

Юноша поджал губы и, с досадой махнув рукой, пошел прочь из сада. Надир вскочил, чтобы последовать за своим повелителем.

— Приготовь паланкин, бездарь! — рявкнул калиф. — Я желаю совершить прогулку на Нижний Рынок. Немедленно!

— Да, господин!

Надир наконец исчез, перестав мозолить юному калифу глаза своим раболепием и услужливостью. Как собачка! А ведь такой взрослый мужчина, с красивым телосложением, да и на лицо хорош… Когда Амир покупал его, то надеялся, что хотя бы в нем найдет то, что ему нужно. Все, абсолютно все во дворце пресмыкались перед ним, ведь он был калифом. Лживо, фальшиво, слащаво, толкая медоточивые речи, а за спиной пряча кинжал! Амир предпочел бы, чтобы эти гнусные шакалы высказали ему все в лицо. А глупые рабы? Наложники? Вечно стремятся угодить, чтобы получить награду!

Ах, как же все это надоело! Амир был калифом, ответственным за целую страну, но иногда все ужасно утомляло его, и тогда он вспоминал, что ему всего лишь семнадцать лет, и так хотелось снять с себя тяжелые белые одежды, эту ужасную тиару — символ его власти, что так давил на голову, — а вместе с ними и ответственность. И очутиться в сильных надежных объятиях того, кто смог бы его защитить, и с кем не страшно было бы встретить следующее утро. Утро, которое обычно не приносило ему ничего хорошего — только новые заговоры, скверные сплетни и другие малоприятные атрибуты правления, сопровождающие каждого властителя. Да, он предпочитал стройному и изящному женскому телу с сочными налитыми грудями крепкое мужское — с твердыми мускулами и горячим членом. Он любил быть снизу, извиваясь в объятиях сильного мужчины, ведь пассивная роль доставляла ему столько удовольствия! И какое кому дело до того, с кем предпочитает делить чудесные восхитительные жаркие ночи Востока калиф?

Глупые запреты, ограничения — это несказанно бесило. Он Калиф! Калиф! Ему подвластно все, и запреты не для него.

Так думал юный Амир, накидывая поверх своих царственных одежд белый бурнус. Закрыв лицо тканью, чтобы никто его не узнал, юноша спустился по ступенькам дворца на задний двор, где уже ждал паланкин.

Калиф взял с собой нескольких стражников, чтобы не привлекать слишком много внимания. Просто знатная особа выехала на рынок, дабы обзавестись еще одним рабом на хозяйстве. Амир всегда покупал себе наложников именно так. Ведь его вкусы весьма отличались от вкусов любого мужчины в этом городе. Кому придет в голову, что вот этот стройный юноша, присматривающийся к высоким рабам крепкого телосложения, покупает их для постельных утех? Ведь ухоженных и специально обученных наложников продавали на Верхнем Рынке. Но калиф редко появлялся там, потому что практически все они были предназначены либо для пассивной роли, что явно не устраивало калифа, либо являлись профессиональными танцовщиками и служками.

Двадцать минут тряски в душном паланкине в тяжелых одеждах не улучшили мрачного настроения калифа. Так что он ступил на спину одного из стражников, который подставился вместо ступенек, еще более злой, чем был полчаса назад в саду, изнывая от скуки и праздного безделья. Сегодня был один из таких дней, когда Амир, справившись со всеми неотложными делами, позволял себе развалиться на кушетке, любуясь плавными и скользящими движениями обученных танцовщиков.

Он оглядел быстрым взглядом зеленых глаз рабов, что выстроились на небольшом помосте. Узкие ряды загонов, в которых грязных рабов, предназначенных для хозяйства, сгоняли как скот, тянулись далеко вперед. Вонь немытого тела ударила в нос, так что Амир невольно порадовался, что его лицо скрывает плотная ткань. Грязные, забитые, сломленные куклы с пустыми глазами — все они не привлекали его внимания, даже отталкивали. Взгляд, не останавливаясь, скользил все дальше и дальше, всюду натыкаясь на опущенные головы: невольник не имеет права смотреть в глаза высокому господину.

Амир выругался себе под нос, идя вдоль рядов. Торговцы-зазывалы пытались обратить его внимание на свой товар, но юноша, смерив их высокомерным взглядом, шел дальше.

— Какая скука… Надир, я уже издавал или не издавал указ, чтобы с рабами для хозяйства обращались получше? Это же животные, а не люди!

— Но, мой господин, вы ведь понимаете, что рабы не имеют…

— Я не желаю трахаться с животным! — прошипел Амир. — И когда я говорю, что за рабами нужно ухаживать лучше, значит, так и должно быть!

Голос калифа повысился на последней фразе, и некоторые рабы и работорговцы обратили на него свое внимание, изумленно глядя на неизвестного господина.

— Да, мой повелитель, — зачастил Надир.

Амир поджал губы, прошипев «бестолочь», и двинулся дальше. Ах, когда уже найдется мужчина, который назовет его своим господином и повелителем так, что при этом Амиру самому захочется ему отдаться?

— Мой повелитель…

— Что?! — Отвлекшись от своих несбыточных мечтаний, юный калиф раздраженно перевел взгляд на назойливого раба.

— М-может, вот этот? — робко спросил тот, указав пальцем куда-то.