Слушаюсь и повинуюсь, мой повелитель (СИ)

Расул размахнулся, чтобы ударить дерзкого оборванца копьем уже сильнее, но Амир вскинул руку, останавливая его.

— Ты хотел украсть золото. Для чего? Для того, чтобы купить еды? — спросил он спокойно.

Юноша вскочил на ноги. Одежда на нем была потертой и с кучей заплаток, оружие у него отобрали, выглядел он весьма потрепанным, с синяками и ссадинами, но… гордость и неукротимая воля во взгляде не потухли. Чем-то этот совсем еще мальчишка напомнил Амиру его Касима, и он озадаченно поджал губы.

— Да, я хотел купить еды, и не только! — горячо воскликнул он, сжимая кулаки. — В твоем городе есть отдаленные районы — трущобы! Там живут сироты, которые голодают каждый день! Нам приходится воровать, чтобы выжить, а ты… Для чего нужен калиф, который не заботится о своем народе?! Почему ты живешь во дворце, каждый день вкушая всевозможные яства, в то время как твои поданные страдают от голода, жажды, а по ночам — от холода, прозябают в нищете?! Даже на работу нас не берут, потому что многие из нас слишком слабы…

— Достаточно! — рявкнул Амир, вскакивая со своего трона. Глаза его сузились в гневе. — Кто ты такой, чтобы обвинять меня в том, чего я не совершал? Ты прозябаешь в нищете? Тебе нечего есть? Однако же ты горазд воровать! Если ты настолько ловок и дерзок, что сумел пробраться в мою сокровищницу мимо стражи, то уж наверняка для тебя найдется работенка! Я калиф, который правит этой страной не больше года. — Амир спустился по ступенькам вниз, пристально глядя в глаза вора. — И мне лет не больше, чем тебе. Я еще многого не знаю и много не видел, но я стараюсь по мере своих сил и возможностей, и я не ворую, как некоторые! Ты же приходишь ко мне во дворец с черными намерениями и имеешь наглость заявлять, что я плохой калиф?! — Глаза Амира потемнели от ярости, но он взял себя в руки и, царственным жестом подняв голову, спокойно произнес: — Вероятно, предыдущий правитель не стал бы вас слушать и отправил на казнь, но я милостив. Тебе было достаточно прийти ко мне и попросить аудиенции.

— Ты красиво говоришь и мало делаешь! — в ярости зарычал юноша. — Твоя охрана не подпустит такого, как я, даже на несколько метров к воротам твоего дворца! Так было всегда! И то, что ты не знаешь, как живет твой народ, тебя не оправдывает!

— Возможно. Ты прав, — неожиданно покладисто согласился калиф, скрестив руки на груди и с прищуром глядя на него. — Что же, воришка, если твои намерения действительно были благими и бескорыстными, и ты крал не для себя… то я отпущу тебя на волю, и даже более того.

— Как я могу верить твоему слову? — не унимался парнишка. — Ты седьмой калиф Джавахир Абаля, твоя династия всегда наживалась на бедах народа, и в то время как нам нечего есть, вы здесь купаетесь в золоте!

Амир уже хотел было вспылить, придя в ярость от тона, каким с ним осмеливался разговаривать этот ничтожный человечек, но не успел.

— Заткнись, — неожиданно произнес Касим, оказавшись рядом. — Ты глупый мальчишка, если не знаешь, какая ноша лежит на плечах любого правителя.

Глаза оборванца расширились, когда он увидел телохранителя калифа. Весь в шрамах, высокий смуглый мужчина, повидавший достаточно за свою жизнь… Что-то было в глазах Касима, что заставило уличного воришку замолчать и опустить голову.

— Я знаю, как нелегко приходится детям улицы, но обвинять в своих бедах калифа ты не имеешь права, — продолжал меж тем Касим. — Он делает достаточно много и оправдывает свой титул.

На этот раз расширились глаза Амира.

— Почему ты оправдываешь его, если ты один из нас?! — вскричал юноша в гневе.

— Он твой калиф, ты обязан склонить перед ним голову, — процедил Касим.

Амир слегка сощурился. И что же означает это самое «один из нас»?

— Ты знаешь его? — вмешался он в разговор, обратившись к мальчишке.

— Уличный узнает уличного по глазам! — гордо выпрямившись и вскинув голову, отчеканил тот в ответ.

— Хочешь сказать, что Касим тоже с улицы? — фыркнул калиф.

Касим никак не отреагировал на это, разглядывая мальчишек.

— Он вырос на улицах, разве непонятно? — сжав кулаки, процедил парень. — Он такой же, как и мы.

— Достаточно! — раздраженно произнес Амир, устав слушать этот бред. — Расул сказал, что ты хотел украсть довольно приличную сумму. Полагаю, это для всех тех твоих уличных дружков, что голодают и нищебродствуют. Прекрасно. Я пойду с тобой и сам посмотрю, говоришь ли ты правду.

— Они не покажутся вам, — прошипел паренек. — Вы калиф, и эта ваша стража…

— Я пойду один.

— Со мной, — поправил Касим.

Амир бросил на него короткий взгляд, но не стал возражать.

Нищие улочки столицы Джавахир Абаля стали для калифа настоящим потрясением. Наивный юный повелитель, редко оставлявший свой дворец, действительно не подозревал, что в его городе могут существовать настолько бедные районы, как трущобы. Тут царила атмосфера страха, ненависти, злобы, нищеты и голода. Пару раз калиф замечал в темной подворотне женщин, бесстыдно удовлетворявших каких-то арабов за жалкие гроши. И на что там можно было польститься? На обвислую грудь, выпирающие ребра и вонь немытого тела? Амир был в шоке, он невольно жался к своему телохранителю ближе. Его провожатый — Заин, шел чуть впереди, а его товарищи, которых тоже поймали, уже скрылись в бедных кварталах. Ему вернули кинжал и моток веревки, что были при нем в ночь ограбления. Касим шел рядом, совершенно расслабленный, спокойный внешне, и Амир, держась за его руку, чувствуя под смуглой кожей цвета шоколада твердые и сильные мышцы, ощущал себя в полной безопасности.

Темнело. Тени, жмущиеся к стенам ветхих зданий, умножились. Нищие, побирушки, проститутки, воришки, все они выбрались из своих дневных убежищ, в которых прятались от жары, на промысел.

Калиф чувствовал себя неуютно, ощущая чужие взгляды. Хоть он и надел по совету Касима неброскую одежду и накинул сверху серый бурнус, чтобы скрыть свое лицо, но все равно ему было не по себе. Проходя мимо какой-то одноглазой лысой старухи, калиф содрогнулся от омерзения и прижался ближе к Касиму. Мужчина, в отличие от своего господина, не выглядел удивленным, шокированным или подавленным, словно уже знал такую жизнь. Скорее, он был просто мрачен и чем-то озабочен.

Они шли все дальше и дальше, в самые глухие и бедные кварталы трущоб, где не жил ни один приличный араб, где между домами ниши были занавешены тканью, из которых раздавались то болезненные стоны, то фальшивые вскрики удовольствия, то крики о помощи, то ссоры и ругань.

В тени одного из домов в небольшой коробке, словно котята, жались друг к другу трое замызганных малышей, самому старшему из которых наверняка не было и семи. Младшенький громко плакал и тёр глаза грязными кулачками, просил есть.

Эта картина окончательно добила психику калифа. Мало кто знал, что Амир, презирая людей, все же очень любил маленьких детей. Впрочем, во дворце их было не так много, точнее, вообще не было, так что вряд ли кто-то мог узнать о мягкосердечности калифа.

Отлепившись от Касима, Амир опустился перед коробкой на колени и протянул руку к самому маленькому, взяв его крохотную ладошку в свою.

— Не плачь, маленький, — мягко произнес юноша. — Ты хочешь кушать? Я тебя накормлю.

Малыш перестал размазывать слезы по щекам и уставился на Амира большущими глазами, полными надежды. Двое других детей тоже потянулись к нему, жалобно бормоча что-то. У калифа сжалось сердце. Он уже хотел взять младшенького на руки, удивительным образом мгновенно забыв про свою брезгливость и их вонь, как вдруг к коробке подскочила какая-то растрепанная женщина, по виду которой было несложно определить: именно она только что стонала в одной из занавешенных ниш. От нее несло вонью грязного тела, мужским потом и дешевым сексом. Женщина, по-видимому, мамаша этих несчастных детишек, была одета лишь в потрепанную, потемневшую и заскорузлую от грязи тунику, когда-то бывшую белой. Ее спутанные волосы отвратительно пахли дрянным вином.