Я без ума от французов (СИ)

– Домохозяйка, – фыркает Назир.

– Придурок, – Тиерсен коротко хихикает, пробуя суп.

Назир потягивает вино, задумчиво изучая свое отражение в окне и подкручивая пальцем длинную кучерявую бородку, перевязанную шнурком на восточный манер.

– Так когда ты уезжаешь? – он спрашивает, резко отвлекшись от своих мыслей и поворачиваясь к Тиерсену, который уже ставит горячую кастрюлю на подставку с краю стола.

– Думаю, послезавтра, – Тиерсен пожевывает губу, разливая суп в расставленные заранее тарелки. – Или завтра вечером, как пойдет. Мне надо будет уехать на весь день, а потом отправлюсь на юг.

– Ладно, сначала обед, а потом дело, – Назир потирает руки, глядя, как Тиерсен высыпает гренки со сковороды в его тарелку. – Не скажу, что любопытство мучает, но я все-таки хочу услышать о том, что произошло, – он берет ложку, но больше уже ничего не говорит, принимаясь за еду. А Тиерсен только хмыкает и садится перед своей тарелкой. Ему будет, что ответить на любой вопрос.

После обеда, в который входил не только суп, но и горячее, до времени доходившее в духовке, Назир с тяжелым вздохом расстегивает ремень и откидывается на стуле. Тиерсен довольно отпивает еще вина: с его быстрым обменом веществ такой проблемы, как переедание, для него никогда не существовало, но он отлично знает, как его готовка действует на других.

– А в холодильнике еще десерт, – он замечает как бы между прочим, и Назир утомленно стонет, прикрывая глаза:

– Я так не ел с тех пор, как гостил у матери, мир ей. Вот что ж ты не баба, а, такой талант пропадает.

– Хм, буду считать это похвалой, – Тиерсен смеется и поднимается убрать со стола.

– Считай-считай, – Назир немного болезненно морщится и поднимается. – И с посудой не возись, сам потом помою. Пойдем лучше граппы выпьем по бокальчику, я как раз бутылку позавчера купил, – он выходит из кухни тяжелой походкой, изредка охая.

Тиерсен улыбается, наполняя раковину и складывая посуду в нее, и идет за ним. И когда он заходит в гостиную, Назир как раз ставит бокалы с граппой на маленький плетеный столик.

– Ну садись, искатель приключений. И уж прости меня, но я буду по-простому, – Назир расстегивает брюки и с удовольствием разваливается на софе. – Так что у вас с братом произошло? – он спрашивает, когда Тиерсен опускается в кресло.

– Ну, если коротко, то я кинул его на деньги, – Тиерсен быстро опустошает маленький бокал и оценивающе смотрит на Назира.

– На сколько? – но от того не дождешься эмоциональной реакции.

– На много, – Тиерсен хмыкает. – По крайней мере, на достаточную сумму, чтобы искать меня по всей Франции. Так что я был бы тебе благодарен, если бы никто не узнал, что я был здесь.

– А сейчас никто не знает? – мимоходом спрашивает Назир.

– Надеюсь, – Тиерсен усмехается. – Так что, не будешь трепаться?

– Я когда-то был похож на того, кто любит трепаться? – Назир поднимает брови, наливая себе еще, и Тиерсен примирительно поднимает руку, заодно протягивая свой бокал.

– Так вот, если все пройдет отлично, завтра я договорюсь о новом жилье, сниму деньги со счетов и смогу свалить. Так что вряд ли увидимся еще в ближайшее время.

– И все-таки ты засранец, – после небольшой паузы Назир расслабленно смеется в бокал.

– Ты же меня знаешь, – Тиерсен пожимает плечами и тоже смеется.

Они пьют граппу сначала до половины бутылки, вспоминая старые деньки, а потом еще немного, потому что воспоминаний оказывается еще на несколько бокалов. И еще на несколько, пока бутылка не кончается, и Тиерсен, только отсмеявшись после последнего глотка, поднимается и разминает плечи, собираясь в душ. А когда он возвращается, Назир задумчиво прочищает свой пистолет.

– Мне сегодня спать на кухне? – Тиерсен ухмыляется, снова садясь в кресло.

– Нет, я сейчас закончу и освобожу тебе софу, – Назир задумчиво осматривает пистолет. – Спуск заедает, никак не пойму, почему.

– Дай-ка глянуть, – Тиерсен протягивает руку, и Назир отдает ему пистолет. Но, наскоро оглядев его, Тиерсен ничего странного не замечает. – Слушай, если хочешь, я его сейчас разберу, посмотрю, может, что-то внутри.

– Да, тебя оружие слушается лучше, – Назир вздыхает, откидываясь на спинку софы. – Что скрывать, у тебя руки под него заточены, – Тиерсен фыркает, отщелкивая магазин. – Что, как в старые добрые? – Назир улыбается. – Подумать только, ты тогда увел у меня женщину, увел у меня квартиру и выставил меня идиотом перед начальством, починив мой заклинивший карабин.

– Ха, – Тиерсен быстро снимает затвор и кладет его на столик. – Но вышло-то неплохо, если так посмотреть.

– Да уж, – Назир опять задумывается. – А вот честно, Тир, не жалеешь, что все это бросил?

– Честно? – Тиерсен поднимает взгляд, уже автоматически отделяя детали от рамки. – Нет. Ты знаешь, так-то полицейская служба по мне, но вся эта дисциплина – вообще не мое.

– Есть такое, – Назир усмехается. – Ну что же, с другой стороны, у тебя теперь полно денег…

– Пока на счетах, – поправляет его Тиерсен.

– На счетах, – соглашается Назир. – Но скоро будут на руках, а с ними и дом, и женщины, и богатое безделье. Знаешь, не так уж плохо. А мне, видимо, до конца своих дней придется таскаться на службу.

– Зато не нужно бегать от обозленных родственников, – Тиерсен тихо смеется.

– Тоже верно, – Назир поднимается. – Ладно, я пойду, еще поработаю с отчетами.

– О’кей, я пока разберусь тут, – Тиерсен разглядывает детали пистолета с любопытством.

– Но, знаешь, я все-таки рад был тебя повидать, – Назир проходит мимо и легко хлопает Тиерсена по плечу. – Ты был хорошим товарищем, Тир.

– Ты тоже, – Тиерсен улыбается. – И принеси-ка мне смазку и тряпку, раз уж встал, – и Назир закатывает глаза, ухмыляясь краем рта.

– Тебе не вредно есть столько сладкого? – Селестин поднимает бровь, когда Цицеро увлеченно принимается уже за третью тарелку десерта. Теперь это кремовый торт с клубникой.

– Это для мозга, – невозмутимо отвечает Цицеро с набитым ртом.

– Да уж, вот для чего точно не помешает, – на французском бормочет Селестин себе под нос, но, встретив любопытный взгляд маленького итальянца, качает головой: – Нет, ничего, просто вспомнил… – он потягивает легкое вино: ничего крепче предусмотрительно не стал заказывать, ему нужен ясный ум. – Так что ты собираешься с этим делать? – он оглядывает разложенные на столе вещи людей Лефруа, которые Цицеро привез из Парижа, и разбросанные между ними канцелярские принадлежности.

– Цицеро собирается сыграть в еще одну игру, – маленький итальянец облизывает вилку и щелчком рассыпает стопку вытащенных из бумажников монет.

– Ну, судя по вот этому, – Селестин берет в руки конверт с фотографиями, которые Цицеро сделал сегодня в фотокабине, – ты явно собираешься поменять в документах чье-то лицо на свое, – раз уж Цицеро увлеченно переключается на сковыривание клубники с торта, Селестину приходится рассуждать самому.

– Умгум, – Цицеро отправляет в рот особенно большой кусок и откладывает вилку, потягиваясь к тонким перчаткам, лежащим здесь же.

– И что дальше? – Селестин даже не теряет терпение.

– Цицеро не уверен, что Селестину эта идея понравится, – маленький итальянец натягивает перчатки на липкие пальцы. – Ему тоже придется поиграть.

– Уж как-нибудь переживу, – Селестин напрягается, но подавляет это напряжение, отпивая еще вина и опираясь на стол. – Излагай.

Тиерсен шагает по утреннему лесу спокойно, легко проваливаясь ботинками в топкую после дождя землю. У него не дрожат руки, он не боится – нечего бояться, когда за твоей спиной едва касается травы и бесшумно дышит бог чужого мира. Пусть и чертовски красивый, и в платье, но бог.

– У охраны должен быть перерыв через… – Тиерсен смотрит на часы, – примерно двадцать минут, у нас еще полно времени, – Мария не отвечает, только оглядывает лес, который стоял здесь много лет и будет стоять еще минимум столько же. Он был до того, как родились и Лефруа, и Тиерсен, и все остальные, и будет после того, как они все умрут. – Слушай, ты не будешь против, если я попрошу тебя не мешать мне, когда я… – Тиерсен оборачивается.