Становление на крыло (СИ)

В первый раз Влад увидел Кощея в раннем детстве: наверное, не исполнилось ему еще и шести годков. Только и запомнил стать молодецкую, широкий разворот плеч, пояс узкий, чуть ли не девичий, да волосы черные, доходившие едва не до середины спины. Красив был Кощей. Как взглянет — ноги откажут, а слово молвит — заслушаешься.

В тереме говорили, приплыл он из-за моря-океана на трех невиданных доселе ладьях со змеиными головами. Чем-то ладьи походили на драккары варяжские, однако борта их переливались металлом, а парусов и в помине не было: не под силой ветра шли, а благодаря колдунству чужеземному. Еще сказывали — богат Кощей безмерно, дворец его, сплошь из хрусталя, спрятан в Синих горах, во дворе растет яблоня с молодильными яблоками, а на верхушке ее сидит Жар-птица. Кто-то, правда, уверял, будто то дуб мокрецкий, но Влад не верил: на дубу не родятся яблоки, а желуди на вкус та еще гадость, не стал бы ими лакомиться Кощей даже ради бессмертия.

Влад столкнулся с ним всего однажды. Он тогда пробрался в княжескую горницу и случайно разбил чашу с квасом. Непростая то была чаша: кто из нее отопьет, солгать не сможет. Князь наверняка специально приготовил ее для гостя. Владу же попросту хотелось посмотреть на узор, прочитать замысловатые руны — взял в руки, а та возьми да и выскользни.

Испугался Влад не на шутку. Конечно, он и сам не простого роду — вряд ли за проступок его выпорют на главной площади при всем честном народе, но и не спустят. Влад киевскому правителю — не сын и даже не дитя побратима. Заложник он, третий сын князя Олега, отданный по договору в обучение: пока живет здесь — войны не начнется, а обращаться с ним станут со всеми почестями. Только ведь чашу из самого Константинополя везли, заговоренную злым волхвом чужой веры.

Влад не уходил: сидел возле черепков, чтобы не дать слабины и сразу сознаться в случившемся, разбередил себе душу вконец, думал — лучше бы все разрешилось уже. Когда раздались шаги, сжал кулаки и поднялся с пола, да пришел вовсе не князь.

Отворились двери, и раздался зычный голос одного из бояр:

— Просим здеся обождать. Князь скорехонько сам будет.

Короткое «благодарю», легкие быстрые шаги, а затем двери закрылись, оставляя гостя в одиночестве, не считая столбом застывшего Влада.

— Так-так… — протянул Кощей, склонил голову к плечу и принялся пристально его разглядывать, потом подошел почти вплотную и присел перед Владом на корточки.

Странные у него оказались глаза. Раньше Влад полагал, что Кощей родом из восточных племен: волосы цвета воронова крыла, издали и взор черным казался, да и ресницы с бровями — мгла кромешная. А вот сейчас посмотрел вблизи: взгляд стальной, обжигающий, а в глубине так и сверкают синие искры.

— И кто ж ты есть, добрый молодец? — спросил Кощей со скрытым смехом в голосе.

В тереме говаривали, нельзя чародею имени своего раскрывать, даже того, с каким среди людей ходишь, а истинное — тем более. Только оно почему-то само с языка спрыгнуло.

— Вран, — проронил он и вздрогнул. — То есть Влад! Влад я, сын князя Олега, русич! Влад!

— Тсс… — Кощей улыбнулся уголками губ, глазами сверкнул, но не страшно, а весело. — Не кричи, добрый молодец, нам же не нужно, чтобы стража сбежалась?

Влад закрыл ладонями рот и замотал головой.

— Умница, — похвалил Кощей. — И… Влад так Влад, я ж не спорю.

Затем он протянул руку к одному из черепков, но не дотронулся совсем чуть — отдернул, словно от змеищи ядовитой.

— А ведь ты спас меня, Влад. Чаша-то зачарована, — произнес он задумчиво. — Колдовство чужое, черное и скрытое, я мог бы и не заметить, если бы не ты.

— Она лгать не позволяет.

— Да ну? Кто тебе эту чушь сказал?! — рассердился Кощей.

Влад аж вздрогнул и пролепетал:

— В тереме говаривали…

— Чего только в ваших теремах не наслушаешься, — фыркнул Кощей. — Наверняка и обо мне плетут, как двор метут. Мой тебе совет, — длинный узловатый палец коснулся лба Влада над переносицей, — слушать слушай, но на веру не принимай, думай лишь своим умом. Понял?

Влад кивнул. Прикосновение исчезло.

— Волхвов, ложь видящих, у твоего князя более дюжины, не нужна ему еще и такая чаша, — решил пояснить Кощей. — Здесь же заложено совершенно иное колдовство. Воли она лишает: людей сильных на чуть совсем, но иной раз большего и не нужно, — он снова протянул руку и дернул Влада за темно-русую прядь. — Не киевского ты роду-племени, верно?

— Верно, — ответил-откликнулся Влад со вздохом и подумал: не пил ли отец из чаши этой, когда соглашался отдать его в заложники? Говаривали, раньше князь Олег никогда не разбрасывался своей кровью. — Значит, правильно все, — добавил он, процедив сквозь зубы: — Теперь и лишения терпеть сподручней станет — не простая ведь оплошность, колдунство мерзкое чужеземное порушил. Только когда чашу бил, я о том не думал.

— Ни дать ни взять герой! — хмыкнул Кощей. — Молоко на губах не обсохло, а туда же.

Влад насупился, но долго злиться не стал: правда ведь.

— Зря намекаешь на то, будто я ничем тебе не обязан. Все в этом мире связано. И ты сюда явился — такой замечательный, смышленый, с умением скрытое видеть, хоть о том и не ведаешь, — тоже неслучайно, — сказал Кощей, повел пальцами в воздухе — и черепки словно ожили, поползли друг к другу, срастаясь. Стала чаша прежней с виду, однако заговоров, на чужом языке написанных, больше на ней не было. — А сила-то немалая, раз византийская пакость от тебя сама шарахнулась. Когда сильнее проявляться начнет, — Кощей оглядел Влада снова, — к волхву не иди. Не сумеет он тебя вырастить, а если обучать возьмется — изломает всего.

— П-почему? — вырвалось у Влада.

— Волхвы в большинстве своем колдуны сплошные, в травах да обрядах силу черпают, чурбанам бездуховным молятся и полагают, будто через них разговаривают с богами. У тебя же сила от сердца идет, из самой глубины души и потаенной сути. Магом тебе прозываться бы, да в Киеве не ведают слова такого. В наставники тебе нужен настоящий чародей.

Влад нахмурился. Не знал он до этого никого сильнее главного волхва Златоуста. Тот, казалось, все мог, даже тучи перед сбором урожая разогнать, дабы ни капли из них не пролилось.

— Колдун никогда не сумеет обучить пользоваться внутренней силой, — не позволив Владу перечить, произнес Кощей, — поскольку черпает ее из мира внешнего, заимствуя у камней, трав, ветра и солнца или других людей, а вот завистью черной воспылает — это уж точно. Не любят волхвы княжеские, когда ученики превосходят их в чем-либо: больно страшатся лишиться места хлебного в тереме высоком.

За время, что он говорил, чаша собрала в себя квас, разлитый по полу, да на прежнее место на столе прыгнула.

— Вот и все, — улыбнулся Кощей. — И заметь: больше эта пакость византийская никому худа не сделает, разве лишь князь недоволен окажется, но с тебя какой спрос? Понял ли ты мое объяснение, Влад, сын князя Олега?

— Понял. Не пойду к волхвам. Только где же мне найти чародея в наставники?

— Не тревожься, — Кощей мягко улыбнулся и погладил его по волосам. — Все придет чередом: почувствуешь, как я сам когда-то, а теперь ступай, — и в глазах огонь сверкнул цвета листьев, едва-едва родившихся из почек. Влад хотел спросить, когда же с ним все это случится, но ноги вынесли его за порог и не останавливались до самых покоев, а потом навалился сон. Влад проснулся лишь к вечеру следующего дня, напугав няньку почти до смерти.

Помнится, князь темнее тучи ходил, а бояре по углам шушукались: мол, Кощей оказался сильнее византийского кудесника, а значит, все разговоры о вере в восточного бога — чушь, и не нужна та на Руси. А уж когда какой-то заезжий богатырь, отхлебнув кваса из чаши, отказался идти в княжескую дружину за одни лишь почет и уважение, князь сам разбил ее вдребезги и даже хотел идти войной на Константинополь. Вовремя бояре отговорили его, необходимые траты подсчитав.

С тех пор минуло лет десять. Из мальчишки превратился Влад в юношу, учился ратному мастерству, а вот волхвам старался не попадаться на глаза — чисто на всякий случай, помнил совет Кощея. Сам чародей в Киев приезжал, да больше не заглядывал в княжеский терем. Пару раз видел его Влад на Сенной улице: скакал он на вороном коне, огромном да злющем, словно демон арийский, ничуть не изменившийся внешне, только волосы до пояса отрастил и носил распущенными, а не завязывал в хвост, как раньше. В полном светловолосых людей Киеве выделялся он разительно, однако гордился своей инаковостью, а глядя на него, перестал переживать из-за внешности и Влад. Он ведь тоже нездешний. Еще в пятнадцать вымахал на голову выше князя, а в телосложении оказался тонок, даже изящен. Старая нянька все вздыхала да малохольным кликала, а бояре шутили: мол, не в коня корм. Темным цветом волос не походил Влад ни на кого в княжеском тереме, и если с мальчонки спрос невелик, то на юношу уже косились не по-доброму. Чужеродных киевляне привечали лишь на словах, а на деле подозревали во всех бедах, предательствах да сглазе-порче.