Месть Ветра (СИ)

«Интересно, многие ли жертвы поначалу считали также?.. — подумал он и мысленно вскрикнул:— Рокэ же совершенно не при чем!»

— Но как же! — оскорбленно закричал Салиган. — Вы разве не знаете? Он… да как вы можете не знать такого человека?!

— Вы издеваетесь? Имя! — надавил на него Дикон, и Салиган удивленно моргнув, тотчас ответил, даже не предприняв попытки не делать этого:

— Уолтер Айнсмеллер.

— Я не знаю этого человека, — уверенно сказал Дикон.

— Зато ваш батюшка хорошо его знал, как и Вальтер Придд. Неужели вам не рассказывали? — прошипел Салиган.

— Нет! Что такого мог сделать ваш… Айнсмеллер? — высокомерно спросил Дикон, хотя внутри у него все сжималось: не из страха за себя, а из-за Алвы.

— Прискорбно, — зло выплюнул Салиган. — Уолтеру выпала великая честь. Именно ему ваш батюшка поручил миссию! — он возвысил голос и мерзко захихикал. — Видели бы вы этого кэналлийского выродка, Алву, в юности. Хорош… — он подскочил и заметался по подвалу, — здесь где-то у меня остался снимок, я не удержался…

Дикон вздрогнул. Могло ли так получиться, что маньяка породил его собственный отец, когда нанял издеваться над Алвой? Думать о таком оказалось жутко. И, наверное, высшая справедливость все же существовала, раз Дикону суждено погибнуть от рук этого человека.

Салиган упал на колени в углу и заелозил по грязному полу, повторяя:

— Здесь-здесь, я помню, открывайся же.

Похоже, там у него имелся тайник, который не нашли полицейские. Те, впрочем, особо и не искали, просто забрали пилу и снимки.

— Вот! — победно вскричал Салиган и вернулся к Дикону, тряся фотографией.

Она была старой, пожелтевшей, но разглядеть запечатленного на ней человека не составило труда. И узнать — тоже. Алву и сейчас с уверенностью удавалось назвать красивым, но в юности он представлял собой нечто невозможное, совершенно не от мира сего. Именно астэр, никак не человек. Черно-белая пленка не передавала цветов, но это оказалось неважно. Горящие ненавистью глаза, высокие скулы, едва не прорывающие кожу, закушенная губа, выставленный вперед подбородок. Несколько излишняя худоба делала его хрупким, но отнюдь не слабым. Дорак говорил правду: идеальная жертва. Но со стальными зубами. Алва оставался непокорным, но именно это сильнее заводило его мучителей.

— Горде-э-ец, — протянул Салиган, поцокав языком. — Он продержался четыре часа, даже не пикнув, потом, потеряв достаточно крови, оттаял, начал стонать, но по-прежнему не произнес ни слова. Девка, из-за которой он попался, умоляла, даже раздвигала ноги, лишь бы ее оставили в живых.

— Она… она стала первой жертвой маньяка.

— Не-э-ет, — Салиган снова захихикал. — Первой был сын Вальтера, еще до миссии, и Спрут, конечно, не позволил бы сделать из него модель. Я лишь сделал так, чтобы все выглядело красиво. Смерть очень привлекательна и величественна, недаром у Рокэ ее глаза.

— Почему месть Ветра? — спросил Дикон. Пусть он и догадался, но хотел знать наверняка.

— Месть Ветру! — как он и ожидал, сказал Салиган. — Потому что Рокэ — Повелитель Ветра… какая тонкая игра образов, вы оценили ее, герцог Окделл?

— Почти банально.

Салиган надул губы и проговорил:

— Художника всякий может обидеть.

На миг посветлело, наверное, солнце вышло из-за тучи и тотчас за нее спряталось, Дикон услышал неясный шум и закричал:

— Помоги…

Однако даже закончить слово не сумел. Салиган зажал ему рот и ударил затылком о стену.

Когда Дикон очнулся в следующий раз, то ничего не поменялось, разве что тошнота почему-то прошла, зато ее место занял холод. Все же сидеть на полу в каменном мешке было некомфортно. Салиган бормотал под нос, снова перебирая снимки.

— Месть Ветру, Ветру, Ветру, — повторял он. — Ведь Рокэ плоть от плоти Ветер. И он не остался, ушел, но не так, как они все. Своевольный, до конца своевольный. Я отнимал… нет-нет, не я, а он, конечно же, он, Уолтер, мне его лавров не надо. Уолтер специально выбирал его слуг, подданных, знакомых, любовниц. Даже тот… самый первый оказался связан с Ветром. Уолтер тогда даже не задумался об этом, а потом понял: судьба. Уолтер старался, очень старался, но Ветер так и не вернулся. Потому что мести подвергались те, к кому он оставался равнодушен. Но не теперь, не теперь…

— Придется отправиться в Багряные земли, чтобы встретиться с ним, — заметил с немалым злорадством Дикон. — Ветер снова покинул твоего Уолтера, на этот раз навсегда.

Салиган поднял на него совершенно безумный взгляд:

— Он вернется! Он не может с ним так поступить!

— Уже поступил, — усмехнулся Дикон. — Я потому и уехал из особняка. Рокэ в нем нет, и он не вернется, даже после моего убийства.

Он сказал, но сам же в последний момент усомнился. Ведь Дорак, стоит случиться очередному преступлению, сразу поймет, что Алва ни при чем. А значит, тот сможет вернуться в Олларию, и все пойдет по-новому кругу, а Дикон уже не сможет помочь. Но возможно, если видения оборачиваются правдой, есть способ дотянуться из-за грани?..

«Я окончательно свихнулся, — подумал он. — Уже строю планы стать призраком и помочь с расследованием».

— Ты просто пытаешься улизнуть, — прошипел Салиган, — только не выйдет. Ты тоже Ветер — достаточно им запятнан. Уолтеру будет приятно. Он любит иметь дело с любовниками Ветра.

Если бы он мог, пожал бы плечами, но поскольку подобное оставалось недоступным, Дикон лишь покачал головой.

— Может, тогда покажешь, что там у тебя? А то, боюсь, скончаться от пневмонии у меня гораздо больше шансов, чем от рук твоего Уолтера.

Салиган закивал и, сунув ему фотографии под нос, принялся показывать, иногда комментируя:

— Вот эта мне нравится, но слишком вульгарна. Вряд ли вы столь откровенно расставляли бы ноги, а Ро-кэ нравилась бы такая пошлость.

«Ошибаетесь, — подумал Дикон, — но быть обнаруженным вот таким я действительно не хочу».

— А здесь… смотрите, как эффектно!

— Ничего подобного, банально, — откликнулся Дикон.

— Замолчите сейчас же, иначе я снова ударю вас!

— И устроите сотрясение мозга? — Дикон фыркнул. — У меня, похоже, вместо головы монолит, раз она еще не треснула, но выдержит ли череп очередной встречи с чем-нибудь твердым, гарантировать не могу. Кровь Лита разбавилась со столькими поколениями.

— Да вы смеетесь, херцок… — внезапно обнаружив дриксенский акцент, прошипел Салиган.

— Эта!

Дикон выбрал почти наугад, но, в общем и целом, действительно не имел ничего против изображенного, вот только умирать ему совершенно не хотелось.

Фарфоровая кукла, изображающая стройного черноволосого юношу, была прикована к стене. От запястий до локтей шли глубокие полосы. Кровь стекала по рукам, пятнала одежду и алела лужицей у ног… вернее, темнела, ведь снимок являлся черно-белым. Больше ран заметно не было. И, самое важное, отсутствовал отвратительный кармин на губах. На груди висела табличка, где кроме знака Ветра и литеры «М» витиеватым почерком красовалась строка на старогальтарском, Дикон даже сумел перевести ее:

— Сердце мое в руке моей.

Точкой служила рукоять кинжала, клинок которого пронзал кукле вымышленное сердце.

— Вы, герцог Окделл, выбрали именно ту, что я создал специально для него: для Ро-кэ. Но это закономерно. Значит, я… Уолтер не зря вас выбрал.

Салиган забрал остальные снимки, отошел в центр подвала и отвернулся. Он положил снимки на пол, скрепил лентой свои сальные лохмы и спрятал их под шляпой, за которой прошел в тот самый угол, где скрывался тайник, что-то проделал с лицом. Когда обернулся, то был вовсе не маркизом Салиганом, а Уолтером Айнсмеллером с подкрашенными кармином губами и совершенно безумным взглядом маньяка-убийцы.

— А я думал, вас все же двое, — заметил Дикон, но Айнсмеллер не отреагировал. Время слов закончилось.

Кинжал был заточен очень остро, Айнсмеллер чуть поигрывал им, приближаясь, и Дикон с сожалением отметил, что ему становится не по себе. Он боялся не столько неминуемой боли, а времени до ее наступления.